Чужой - Фарит Ахметов

Конечно, к тому времени я уже многому научился. Я понимал, что, по существу, поддерживаю ненавистную мне политическую систему, привлекая к уголовной ответственности стрелочников. А неприкасаемые из высших эшелонов, сведения о махинациях которых мне постоянно поступали, были по-прежнему недоступны для меня.

Я решил сменить тактику.

Если первое время я лез на рожон, почти не имея доказательств, то теперь я сделал вид, что собираюсь работать так, как того хочет руководство. Мне нужно было доверие начальства, чтобы заняться настоящим делом, иначе я бы перестал себя уважать.

Так началась эта жестокая борьба, которую в конечном итоге я проиграл. Я шел наугад, вслепую, я был одинок и переоценил свои силы, как ни горько сейчас сознавать это.

Надо сказать, что политическая система, созданная в нашей стране после Октябрьского переворота, была устроена таким образом, что истинные виновники преступности никогда не оказывались на скамье подсудимых.

Система свято оберегала тех, чьими молитвами она держалась, и жестоко карала предателей или неудачников. Несколькими годами ранее моего переезда в Набережные Челны работниками московской милиции здесь была вскрыта афера с «левым» изготовлением ковров. Дело было поставлено на широкую ногу, и как только в показаниях обвиняемых замелькали фамилии работников правоохранительных и партийно-советских органов, руководитель аферы в ковровом цехе вдруг погиб в автокатастрофе. Через некоторое время уже милиция г. Брежнева наткнулась на подпольную трикотажную мастерскую, существовавшую под эгидой комбината ритуальных услуг. Один из акционеров дал показания, что ежемесячно по несколько тысяч отчислялись ими для руководства УВД, в городскую прокуратуру и ОБХСС. Естественно, эти протоколы не стали достоянием общественности и никак не повлияли на судьбу перерожденцев в погонах. Они продолжали процветать и прикрывать своих сообщников. А когда один из друзей заместителя начальника УВД был все-таки привлечен к уголовной ответственности за мошенничество, высокие покровители не забыли его. По окончании следствия прокурор города, впоследствии ставший прокурором республики, освобождает друга замначальника УВД из-под стражи, причем, надо полагать, не за красивые глазки. А после суда его направляют отбывать наказание… обратно в следственный изолятор, в нарушение положения об исправительно-трудовых учреждениях. Впрочем, его дальнейшие подвиги и приключения как-то не вяжутся с привычным представлением о тюрьме как месте лишения свободы. Время от времени осужденный посещал рестораны г. Брежнева, развлекался с девушками, устраивал разборки с противниками, после чего узник ехал отдыхать от страстей и трудов праведных в Бугульминский следственный изолятор.

Однажды я получил оперативную информацию по Спецавтоцентру ВАЗа, провел незапланированное снятие остатков продукции на участке восстановления и обнаружил излишки тормозных колодок на сумму свыше пяти тысяч рублей. В ходе дальнейшей проверки удалось установить, что тормозные колодки поступали без документов из г. Устинова. Естественно, старые, но годные для восстановления. На станции технического обслуживания автомобилей в г. Устинове не было участка восстановления, и работники станции, поменяв колодки клиентам, использованные оставляли у себя, а затем переправляли в адрес САЦ ВАЗа. Излишки готовой продукции можно было реализовать на рынке, а прибыль поделить, что и делалось неоднократно. Кроме того, проверяя документы, я обнаружил, что из Спецавтоцентра в Грузию незаконно были отправлены запчасти на сумму около миллиона рублей, и это при остром дефиците запчастей к автомобилям в самом г. Брежневе. Можно было предположить, что этот товар был приобретен с целью дальнейшей спекуляции, и, скорее всего, южным дельцам пришлось дать в лапу должностным лицам САЦ, а то и всего ВАЗа. Все мои попытки выехать в командировку в Грузию успеха не имели, то не было денег, то времени, то меня загружали другой работой. В конце концов, решив очевидно, что я слишком много хочу и глубоко копаю, руководство отстранило меня от дальнейшей проверки. Уголовное дело, возбужденное по статье 93 прим. УК РСФСР (хищение в особо крупных размерах), в городской прокуратуре переквалифицировали сначала на статью 170 (злоупотребление властью или служебным положением), а затем и вовсе прекратили за отсутствием состава преступления. Разумеется, состав надо было еще доказывать, а в Грузию так никто и не съездил. В общем, ни махинаций с тормозными колодками, ни «левой» продажи запчастей на Спецавтоцентре вроде бы и не было. Те, кто стоял за этими аферами, остались в тени, а кто проходил по делу — отделался легким испугом.

Я стал собирать у себя материалы о фактах злоупотреблений, хищений, получения взяток хозяйственными руководителями, работниками райкомов, исполкомов и правоохранительных органов.

Беззаконие творилось на каждом шагу.

В исполкомах брали взятки за предоставление квартир, в прокуратуре и милиции — за прекращение уголовных дел, в судах — за оправдательный приговор или минимальные сроки. Со слезами на глазах один мужчина рассказал мне о том, как его жена, пользуясь знакомством с судьей, оформила развод, а он в течение нескольких лет даже не знал об этом. Когда его стали выгонять из квартиры, и он, узнав правду, стал искать справедливости, нашлись доброхоты среди врачей, признали его больным и отправили в психиатрическую лечебницу. Чудом он вышел оттуда, пытался повидаться с детьми, но озлобленная бывшая супруга, заимевшая квартиру, воспрепятствовала этому и даже чуть не отравила его.

Закон в руках нечистоплотных людей защищал одних, а других делал изгоями.

Я и сейчас считаю, что коррупцией поражена вся наша политическая система, но внутри нее идет борьба за власть между различными преступными группировками. В январе 1987 года состоялось собрание личного состава гарнизона милиции Брежневского горисполкома. На нем выступил первый секретарь горкома КПСС с сообщением о возмутительном случае. Двое осужденных вместо того, чтобы отбывать наказание, строили гараж заместителю начальника УВД. После такой огласки подполковник милиции больше не мог оставаться на своем посту. Его перевели на более высокую должность в Казань.

Однако не надо думать, что первый секретарь горкома хотел навести порядок в милиции. Это была политическая игра. Он добивался одного: выбить надежную опору из-под ног своего противника, председателя горисполкома. Однако рассчитать все ответные ходы предисполкома он не сумел, и в конечном итоге ему самому пришлось уйти. Разумеется, на совсем непыльную работу. Наблюдая эту борьбу, я выяснил, что оба имели своих людей в милиции. Я сделал вывод, что грызня за власть иногда способствует тому, что в этот период можно зацепить любого из противников и вывести его на чистую воду, так как в пылу борьбы они готовы сдать своего конкурента кому угодно, в том числе и правосудию.

Мои попытки потревожить этот осиный рой вызвали сначала недовольное жужжание, сквозь которое явно слышалась угроза. Затем тон глухих угроз в мой адрес стал нарастать и вскоре мне дали понять, что на этом пути я могу свернуть себе шею. Но самое страшное было то, что шантажисты быстро определили мое самое уязвимое место: жена и дети. К этому времени у нас с Надеждой родилась вторая дочь, она была еще совсем маленькой, и жена сидела с ней дома. Хотя домом нашу жилплощадь можно было назвать только условно: квартиры в г. Брежневе нам не дали, мы жили в отделении милиции. Я подумал, что это хорошо, поскольку однажды мне позвонили и предупредили, что если я и впредь буду копать слишком глубоко, то с моей семьей может произойти все что угодно. Какой-нибудь несчастный случай. Так что жена с малышкой находились все-таки в относительной безопасности в стенах отделения милиции, а когда Надежда решила уехать обратно в г. Устинов, куда ее неоднократно зазывала теща, я даже обрадовался. Я знал, что мои противники не остановятся ни перед чем, а рисковать жизнью жены и детей я не мог.

Жена уехала, и мы остались вдвоем со старшей дочерью. По утрам я отводил ее в детский сад и с беспокойным сердцем шел на работу. Я предупредил воспитательниц, чтобы они внимательно смотрели за дочерью, а в случае, если заметят каких-либо подозрительных людей на территории детсада, они должны были сразу же звонить мне или двум-трем моим надежным коллегам. Кроме того, один из моих внештатных сотрудников, которому я доверял, время от времени по моей просьбе наблюдал за детским садом.

Вскоре я впервые заметил за собой хвост и в тот же день понял, что мой телефон прослушивается. А потом меня попытались проучить.

Но вернусь на неделю-другую назад и расскажу о том, что предшествовало этим событиям.

В Управлении запасных частей производственной фирмы «КамАЗавтоцентр» была выявлена недостача на сумму 5 миллионов 900 тысяч рублей. Сославшись на некачественное проведение инвентаризации, недостачу не засчитали, отодвинув срок повторной проверки на полгода. Все последующие инвентаризации подтвердили эту сумму недостачи, и вновь результаты не были засчитаны, хотя, со слов одного из руководителей, их смотрели в КРУ Министерства финансов РСФСР, работники прокуратуры ТАССР и УБХСС МВД СССР. Я ждал серьезного расследования, но ничего подобного не произошло, никаких мер не было принято. Ревизоры из Москвы уехали, словно и не заметив этих миллионов, канувших неизвестно куда. Очевидно, москвичей хорошо встретили и хорошо проводили.