Паровоз из Гонконга - Валерий Алексеев

- Гриша, пусть разуются! - прозвучал откуда-то издалека женский голос.

- Правильно, снимайте бахилы, - сказал Звягин, - ни к чему на бациллы.

Конфузясь, Андрей присел на корточки, снял с сестренки сандали и стал разуваться сам. Носки у него были целые, однако ноги в тяжелых отечественных полуботинках успели-таки пропотеть.

Прихожая была громадная, двусветная, за одним широким во всю стену окном, наполовину задернутым тяжелой шторой, празднично синел океан, за другим открывалась панорама пестро, по-театральному раскрашенному многоэтажья. Мягкая обитая черной кожей мебель, низенькие серванты под черное дерево, полупустой стеллаж с несколькими книгами и деревянными резными фигурками... главной роскошью здесь был прохладный сквознячок.

- Располагайтесь, - пригласил Звягин.

У него было широкое лицо с ровными бровями, курносый нос, червячно красные губы.

- Садитесь же, - с некоторым раздражением повторил он, видя, щербатовцы переминаются и смотрят по сторонам.

- Извините, - пробормотал Иван Петрович, наклонив к плечу голову и кромки ушей у него покраснели. - Извините, где тут у вас можно сходить по-маленькому?

Любой взрослый мужчина в подобной ситуации постарался бы обратить дело в забавную шутку, но Иван Петрович этого не умел и Андрей был убежден, что так и должно быть, что это - солидно и что балагурят и развлекают окружающих только никчемные люди.

- Пускай идут в черный туалет! - вновь прокричала невидимая женщина, и Андрей вздрогнул и обернулся: впечатление было такое, что женщина пряталась где-то за дверью.

- Ну, давайте, раз приспичило, - с напускным добродушием произнес Звягин. - Вот в ту дверь, по коридору до конца и направо.

И, взглянув на Андрея, прибавил:

- И чего таких больших за границу возить? Только портить.

Андрей взял Настю за руку и повел через просторный холл. При этом он как бы видел себя со спины: нескладный, ушастый, в промокшей от пота розовой рубахе с нелепо закатанными рукавами (один задрался выше локтя, другой разболтался до самой манжеты)... счастливы люди, которые никогда не видят себя чужими глазами, они, должно быть, и в зеркало на себя смотрят как-то не так.

Стены умывальной и примыкающей к ней небольшой ванной были отделаны синим кафелем невероятной красоты, раковины и прочие рабочие емкости были вроде как бы из голубого мрамора.

- Батя, - шепотом сказала Настя, - а скоро мы домой вернемся в Щербатов?

Здрасте, - отозвался Андрей, - мы же только что приехали. Разве тебе не нравится?

Нравится, - проговорила Настасья, озабоченно пристраиваясь сикать: брата она еще не стеснялась. - Только нам здесь никто не рад.

- Ну, конечно, - сказал Андрей, про себя удивившись мудрости замечания, - все скакать должны от восторга: мокрохвостая Настя сюда приехала. Радуйся сама, если умеешь.

- Я радуюсь, - отвечала Настя, облегченно журча. Когда они вернулись в холл, хозяин по-начальственному и в то же время добродушно отчитывал отца:

Не надо качать права, уважаемый, не надо качать права. Кто с этого начинает - тот не досиживает до конца контрактного срока. А у нас с тобой задача какая? Уехать в нужный день и час, ни минутой раньше и ни минутой позже. Как говорит советник, хорошо приехать -это еще полдела. Хорошо уехать - вот наша цель.

- Я только хотел... - привстав, проговорил отец, он был похож сейчас на оправдывающегося школьника, который что ни скажет - все едино соврет.

- Подожди! - Звягин выставил вперед ладонь. - Подожди, не перебивай, я еще не все сказал. Ты выразил неудовольствие, что тебя не так встретили, это - сигнал, и я не могу оставить его без ответа. Так вот, Иван... Иван Петрович: высоких слов я говорить не люблю, устали мы от высоких слов, да и возраст у нас не тот, чтобы красно баять себе на потеху. И скажу я тебе напрямик: твоя зарплата здесь будет хорошая, за один месяц ты отложишь в своем горбу столько, сколько в Союзе не сэкономишь за целый год. При таком окладе, прости меня, дурмана ядовитого можно и потерпеть. Ну, а временно, пока не прояснится с гостиницей, я тебя, не сомневайся, пристрою. Вопрос только - куда.

- Гриша, к Аникановым их, в "Диди"! - выкрикнула невидимая женщина. Самое место.

Звягин покосился на стену, задумчиво потрогал себя под мышками, понюхал пальцы и вздохнул.

- А чего? - поддакнул Игорь. - Правильно Галина Сергеевна указует. Уплотнить Аникашу - и дело с концом.

- Ишь ты, с концом, - передразнил его Звягин. - Что за народ! Пока он был старшим - ты песни ему на гитаре играл. А знаешь ли ты, что говорил поэт? "Кумир поверженный - все бог". Гуманитарного начала в тебе не хватает, хоть ты и поэт.

И, удовлетворившись сказанным, Григорий Николаевич пододвинул к себе старомодный телефонный аппарат с большой трубкой, как будто смонтированной из патефонных деталей.

- Алло! - Звягин произносил не "алё", а "аллоу", это получалось у него внушительно. - Алло! Матвеев? Владимир Андреич! У меня к тебе небольшой сюрприз. А ты еще приятных сюрпризов ждешь? В твои-то годы? Ну-ну. Шутки в сторону, слушай и принимай как руководство действию. Сегодняшним самолетом прибыла семья Тюриных, четверо человек. Замена Сивцова, совершенно верно. Двое детей? С чего ты взял,

что двое детей? Один прилетел с тремя женами. А чего тогда задаешь лишние вопросы? Представь себе, из города Щербатова...

Сидя в глубоком кресле и держа на коленях сестренку, Андрей замер: вот, вот, сейчас... сейчас будет сказано... Поплавок косо ушел в мутно-зеленую глубь, и, как это бывает во сне после долгой рыбалки когда только закроешь глаза - начинается клев, сам Андрей тоже ушел вместе с ним под воду с широко раскрытыми глазами, все померкло и похолодело вокруг... Вот, вот, сейчас!

Подсечка оказалась резкой и такой болезненной, что у Андрея дернулась верхняя губа... Мельком взглянув на Ивана Петровича, Звягинцев усмехнулся и сказал:

- А черт их... Сумел как-то. И парня взрослого с собой протащил что тебе дипломаты. Тех ленинградцев, понятно, в кювет. Ну, ясно. Да ясно же. Речь не об этом.

Под затылком у Андрея гулко бабахнуло - так, что зазвенело в ушах, и после короткой паузы вспыхнули, каждая по отдельности, огненные грозди фейерверка: в глазах, в губах, в носу, и горячий красный свет стал медленно, бахромою опускаться на плечи, оплывать к сам сердцу... Как хорошо, что Настасья сидела у него на коленях! Андрей уткнулся в ее жиденькие волосики своим разрумянившимся лицом но уши ведь не спрячешь! Уши полыхали, развесистые и сочные, как пионы. Да, теперь все понятно. Именно поэтому их так странно встречают, именно поэтому Звягин разговаривает с отцом так пренебрежительно и недружелюбно: явились блатнички, сбросили в кювет тех ленинградцев и качают права.

Но самое скверное было то, что Горощук, приспустив очки, очень заинтересованно глядел на его уши. Глаза у Горощука были воловьи с крупными, как вареные яйца, белками, правый косо придавлен набрякшим веком... Ну, теперь все. Этот своего не упустит. Будет глумиться, будет разоблачать. Ростислав по сравнению с этим - ангел небесный... Как теперь жить? Как теперь жить?

- В гостиницу пристроить их покамест не удалось, - продолжал между тем говорить в телефонную трубку Звягин. - Ты понял, к чему я клоню? Что значит "через труп"? Ты теперь у нас холостяк. Прими людей, выдели комнату с мебелью и санузлом, у тебя в квартире роту солдат можно поселить. Подай пример всем прочим: ты же моя правая рука. Ах, все-таки через труп... Ну что ж, мы можем и через труп. Ты на пятый год продлеваться раздумал? Вот так. Да, вот так. Мне приемы все дозволены... Что? Разборчивей говори. Ну вот, так бы и сразу. Потерпишь две-три недели... Пусть месяц, черт побери! Не надо печалиться, вся жизнь впереди. Все. Бай-бай. Готовься к встрече.

Звягин положил трубку и весело посмотрел на Ивана Петровича

- Ну вот, а ты говоришь - плохо встречают, плохо встречают... - Иван Петрович умоляюще прижал руку к сердцу. - Ладно, я пошутил. Будешь жить покамест в пансионе "Саншайн" у Матвеева Владимира Андреевича, это мой заместитель, надежный парень, оступиться не даст. Значит, какая на сегодня программа твоих действий? Там с тобой побеседует советник Букреев Виктор Маркович. Спешу предупредить: не вздумай с ним, как со мной ты затеял, с порога пререкаться, претензии свои излагать. Плохое будет начало.

- В офис - значит в посольство? - спросил Иван Петрович.

Звягин нахмурился, покусал и без того красные губы.

- В офис - это значит в офис, - сказал он наконец. - Посольство за рекой в другой части города, там тебе делать нечего, разве что кляузу на меня отнести. Нами занимается не посол, а советник, вот с его аппаратом ты и будешь иметь дело. Сдашь свои документы, получишь подъемные, посетишь доктора Славу, а вечером ждут твою семью на товарищеский ужин супруги Аникановы, тебе пока незнакомые. Проживают они в пансионе "Диди", в двух шагах от медпункта. Вопросы есть?

Вопросов быть не должно.