Инсектопокалипсис - Кристиан Бэд

«Макс! Скотина! Ну ответь же! Ответь! — вспыхнул болью в голове чей-то знакомый голос. — Бл..ть! Уже шесть утра! В восемь сотрудники явятся в лабораторию! Макс! Пожалуйста! Нас же с работы выгонят! Ма-акс!»

«Санёк?» — подумал я обалдело.

«Ну, а кто? Ёрш твою медь, Макс. Слушай сюда! Концентрируйся на команде экстренного выхода. Я подключил тебя к энергоблоку лаборатории — ты слишком до хрена весишь теперь в цифре. Контакты греются, гадский порох! У тебя пять минут! У нас должно получиться, Макс?!»

«А что там случилось?»

«Этот б...ский „сосуд“, Максим Владимирович, оказался полной твоей органической копией. Твоё сознание слиплось его сознанием. Ты всю ночь орал, мычал и не узнавал меня, пока я не понял, что ты теперь — вообще другой человек! Симбиоз из двух! Не медли, пожалуйста!»

Я врезал по жвалам нахального муравья, не переставая прорываться на помощь Вике. Санёк — больной идиот. Как я вернусь, если я — это уже не я?!

«Так не выйдет ничего, если код входа не равен коду выхода! — мысленно заорал я ему. — Я же не просто смешался с доком! Я набрал здесь реальный опыт. Я „на входе“ — это уже не я „на выходе“. Надо всё пересчитывать!»

«А как?» — раздалось в голове.

Этот Санёк с его историческим образованием вечно не понимал самого простого.

«Режь мне руку! — рявкнул я, отмахиваясь от пчелы. — Заходи напрямую! Сделай мне перезагрузку! У тебя пять минут!»

Саня был, конечно, редкий дебил и идиот, но я-то как сразу не догадался?

На случай зависания биокомпьютера в моём запястье имелся специальный хитиновый предохранитель, вживлённый под кожу. Стоит вскрыть его, и в мозг поступит команда «reset». Я потеряю сознание, и перезагрузка выдернет меня из этого мира!

Окрылённый возможностью спасения, я кинулся к Вике, разбрасывая муравьёв, словно тигр. Пусть я погибну, но расчищу для неё дорогу!

— Вика, беги! — заорал я. — Беги к партизанам! Тебе нельзя снова в клинику! Эти яйца разовьются и сожрут тебя изнутри! Беги!

Вика вздрогнула, повернула уродливую голову в сером противогазе, но побежала почему-то ко мне, а не в сторону леса.

Из глаз моих полились слёзы, в носу засвербело.

— Виконька! — крикнул я. — Туда! Левеее!

Сознание помутилось, и я едва не упал.

Вика кинулась мне на шею, сорвала противогаз и припала к моим губам, наполняя мои лёгкие воздухом.

И только тут я понял, что Санёк мне просто мерещится. Это же яд. Я надышался яда, который распыляют вокруг меня пчёлы. Я — просто умираю.

— Вика, — прошептал я в её губы. — Вика...

Раздирающая боль затопила сознание. Меня словно бы протыкали насквозь.

Я поднял глаза и увидел, нависающую над Викой здоровенную пчелу. Это было последнее, что я разглядел перед тем, как мир окончательно померк.

Глава 13. Макс

В себя я пришёл в белой, явно больничной, палате.

Не было ни колыхания жёсткой зелёной и красной листвы, ни насекомоподобных монстров, грозящих мне жвалами, ни шума схватки, ни резкой вони, от которой драло горло и мутилось в голове.

Вот только боль в плече никуда не делась. Но она была слабая, ноющая.

Я огляделся: палата на одного. Левую руку и грудь оплетают датчики на манжетах и присосках. Рассеянный свет и тишина.

Значит, я болен? Это что же случилось, раз мне снились такие кошмары?

На всякий случай ощупал плечо свободной рукой — и не нашёл никаких ран, хотя ужас не проходил, и руку саднило по-настоящему.

Привидится же такое!

Я смутно помнил, что мы с Саньком решились на очередной безумный эксперимент, на этот раз связанный с будущим. Но подробности ускользали.

Мы что, попёрлись в университетскую лабу? А потом? Закоротило, наверное, что-нибудь? Значит и какое-то оборудование накрылось?

Похоже, не миновать фитиля от начальства... Выговор влепят теперь, а могут и премии лишить. Вот тебе и подающий надежды молодой учёный...

На краю сознания задребезжал едва слышный звук. Я приподнялся на локтях: что это?

На подоконнике стояла банка с моим любимым вареньем из сливы. Окно было приоткрыто, и над банкой вилась то ли пчела, то ли оса — с кровати не рассмотреть.

Я попытался сесть, неосторожно упёрся обеими ладонями в накрахмаленную простынь — и ощутил резкую боль. Левая рука чуть выше запястья была заклеена медицинской повязкой как раз там, где окошко перезагрузки нейропроцессора.

О, так меня и в самом деле закоротило! Так это Санёк меня поранил? Добирался, наверное, до «ресета» — маленького хитинового предохранителя нейропроцессора.

Хитинового!.. Меня прошиб пот: потёк по спине, испариной выступил на висках.

Очень удобно: хитин. Он же одновременно устойчивый к окислению и не отторгается организмом, не наводит посторонние сигналы.

Когда мы начали делать первые нейропроцессоры в хитиновой оболочке? Лет двадцать назад? А в массовое производство когда запустили? В позапрошлом году?..

Я в ужасе уставился на запястье. А что если вот так и могла начаться эта ужасная череда мутаций?

Доктор Максим Владимирович помнил что-то про фрагменты «испорченных» генов.

А что если имплантированный хитин тысячелетиями встраивался в нашу нервную систему? В наш генокод?

А пчёлы? Кусали? Или это были всё-таки осы, а пчёлками партизаны их называли со зла, чтобы задеть побольнее? Ведь осы, наверное, не выносят пчёл...

С муравьями — так прямо война была. А ещё кто из насекомых населял Экзополис? Что ж я даже не поинтересовался, дурак?

Стоп. Не было же ничего. Просто сон. Видимо, пчела над банкой просто послужила его симулятором. Как удивительна работа подсознания!

А заклеенное запястье?

Я потянулся свободной рукой и сорвал медповязку.

Дверь распахнулась — и в палату влетел Санёк.

— Макс! — заорал он с порога. — Как хорошо, что ты пришёл в себя! Врач говорил, что всё будет нормалёк, но я всё равно переживал!

— А что случилось? Я ничего толком не помню!

Рана на запястье было ровно и старательно зашита специальными медицинскими нитями. Так всё-таки «ресет»?

Глаза приятеля округлились от удивления:

— Как? Совсем ничего не помнишь? — Он ногой придвинул стул поближе койке и уселся рядом со мной. — Этот «сосуд» — Максим Владимирович — оказался полной твоей копией. Совпало даже зонирование мозга! Твоё сознание слиплось его сознанием. Ты всю ночь орал, мычал и не узнавал меня, пока я не понял, что это — вообще другой человек!