Глоток кислорода - Эрвин Полле

А вот и предложение о сотрудничестве.

Алиса Грин (21.12.2004 г.): Случайно забрела на это эссе. Искала материалы о верфях Папенбурга… И не смогла оторваться — прочитала до конца. Возникла мысль — на этом материале можно было бы написать хорошую книгу. Эрвин Гельмутович, Вы не думали об этом? Если нужна будет помощь в написании — обращайтесь. Книга была бы просто потрясающей!

Предложениями о совместном написании книг я «наелся» в годы научной деятельности.

Уважаемая Алиса Грин! Благодарю! Я был бы рад, если бы Вы посмотрели мой раздел в Самиздате, в первую очередь «Отец и сын» и поделились своим мнением. Э.Г.

Как и следовало ожидать, ответной реакции не последовало.

Феликс Моисеевич Норкин (27.05.2005 г.): Эрвин, привет! Читал заинтересованно, пытаясь представить, как там — в Регенсбурге моему брату? Ясно, что для тебя наступило время, когда ты стал вопросом для самого себя. Сложно это. Но, «Поверь, отчизна там, где любят нас» (М.Ю.Лермонтов). И не торопи дни, жизнь прекрасная штука! Ты оставляешь неплохую Память потомкам. Молодец.

Видно, что читатель понимает проблему переезда в Германию.

Благодарю, Феликс Моисеевич! Характерно, что эссе имеет полярную критику в части общих рассуждений о жизни в Германии (личная жизнь интересует только родственников). Помимо комментариев в «Загранице» и «Самиздате» немало отзывов, высказанных автору лично. Несколько месяцев распечатанный экземпляр читали посетители Томского немецко-русского дома, из простых немцев, не имеющих ни компьютеров, ни доступа в интернет. Те, кто собирается уехать из России, видят в тексте одно, остающиеся — другое… Э.Г.

Принципиальный диалог с незнакомым читателем.

Прокопий (11.10.2006 г.): Дорогой друг! Желаю вам скорейшего переезда в ФРГ!

Ответ короткий. Паровоз ушёл и смысл утерян… Э.Г.

С обширным комментарием и одновременно письмом по E-mail обратилась незнакомая женщина (упоминалась выше при обсуждении папки «Фамильный круговорот»). Ограничусь письмом, в котором она пытается сопоставить мои записки со своей семейной ситуацией.

Светлана (26.01.2007 г.): Уважаемый Эрвин Гельмутович! Совершенно случайно наткнулась на Ваше повествование «Прощай, Германия!» И с большим воодушевлением прочитала его. Очень оно меня тронуло, огорчило. И так задело за живое, что тоже захотела с Вами немного поделиться жизнью своей семьи. Я сама из Казахстана, русская, но мой отчим — немец, с двухлетнего возраста воспитывал меня, поэтому я называю его отцом. Сам он родом из Поволжья, только успел родиться в мае 41 года, как через два месяца всю их семью выселили в Казахстан, в Акмолинск. Всего детей в их семье было четверо, он самый младший, кроме него сестра и два брата. Отца его в войну забрали в трудармию, где он и умер, официально от воспаления легких. После войны и снятия с учета комендатуры их семья разделилась: мама и старший брат переехали в Уральск, сестра и другой брат стали жить в Целиноградской области, а мой отец — в Кокчетаве, где они и поженились с моей мамой. Из своего детства помню, что вся родня не очень жаловала мою маму, мол, женился на русской, да еще и с ребенком и т. д. Мама тоже была гордая и на родство не напрашивалась. Но иногда мы с Целиноградскими родственниками встречались. Особенно, когда в наш город стали поочередно приезжать отцовские племянницы, поступать в институт и жить, соответственно, у нас. Меня же всегда с юных лет интересовала генеалогия, родственники, но от родителей я толком не могла ничего информационно заполучить. Мама говорила, что в ее время было не принято интересоваться своими предками, отец тоже был такого мнения, а я думаю, что это зависит от характера. И сейчас, когда я «допрашиваю» старшее поколение — меня просто не понимают: да зачем тебе это надо?! — Ну как же! Ведь это так интересно! Ведь получается, что наши предки ушли в небытие, и никто их даже не помянет, не вспомнит… Ведь, на мой взгляд, это ужасно — забвение. Помню, как в силу своей командировки я оказалась на родине отца — в Саратове (он в области родился — Марксштадте) и как просто так зашла в архив, чтобы узнать, не остались ли какие сведения о семье отца. А к тому времени (90 годы) уже активно шла реабилитация репрессированных. И, помню, что я сама лично обращалась в наше Кокчетавское УВД о присвоение такого статуса отцу (мне это было интересно, и я очень активно этим занималась, пытаясь восстановить эту некую справедливость). И как мне дали кучу анкет (для отца) и указали сроки для ответа: три месяца. Ну и оказавшись в Саратовском архиве, причем, практически, в обеденный перерыв, но работники архива, узнав, что я приехала, аж из Казахстана в свой обед разыскивали необходимые документы. Я просто наобум указала года рождения всей семьи отца и на удивление — почти у всех угадала. И по истечении часа я уже с удивлением рассматривала сохранившиеся бумаги 41 года: всякие ордера, уведомления… Мне тут же оформили все необходимые документы для присвоения статуса реабилитации. Я была очень горда, что я так быстро добыла для отца и всех его родных (мамы их уже не было в живых к этому времени) необходимые документы. И как была огорчена-удивлена, что, оказывается, его сестре и братьям они не нужны были — они уже давно этот статус имели, не уведомив об этом моего отца. Но и моему отцу они не очень много дали, по-моему, только проезд бесплатный… и то ненадолго. Уже было в разгаре активное переселение в Германию. И также втихушку от отца его родные готовили себе документы через Красный крест, т. к. ни у кого там родственников не было. Так все и уехали и детей своих, и внуков — перетащили. И только потом вспомнили об отце. И стали оттуда его обрабатывать. А здесь в Кокчетаве наша семья (у меня еще есть младшая сестра от отчима) стала строить себе коттедж (появилась такая возможность у мамы — выделили землю, дали хорошую ссуду). И в это время из Германии — такой прессинг. Долго не буду описывать эту нервотрепку, скажу только грустный итог: в 2001 году отец, мама и сестра получили вызов (к этому времени уже был построен отличный дом, был разбит сад, огород, появилась живность — курочки, гуси). Мы с сестрой жили в 3-х комнатной квартире. Всё наконец-то так устаканилось, невзирая на всякие мелкие трудности. Мама отказалась категорически ехать, для неё начинать всё сначала в чужой стране, пусть и цивилизованной — было неприемлемо. А из Германии еженедельно слышались родственные вопли: что вы там думаете, быстрее, быстрее, быстрее езжайте. Ну и мама отпустила их: сестру и отца (мне, конечно, вызова не было), да еще и сказала: отпускаю на год-два, и возвращайтесь. Результат: отец по приезде оказался не удел. После всех лагерей (попали в Баварию), по настойчивым требованиям родных переехал в тот город, где братья живут и сестра. Ему сняли квартиру в одном доме, где жил самый старший брат (он вдовец), при этом накупили ему новую мебель, а потом забрали карточку и долгое время высчитывали за мебель, оставив ему минимальный остаток на еду. И он впал в депрессию (немецкий диагноз). Я вот прочитала у Вас термин «болезнь Альцгеймера» — хочу посмотреть потом, какие ее симптомы. Думаю, что у отца её проявления: склероз (помнит далекое прошлое), неадекватность поведения, неспособность себя обслуживать: может обмочиться, набирает еду в рот, но забывает проглотить и т. д. В общем, очень резко-резко сдал. Сначала брат за ним ухаживал, потом стали долбить мою сестру. А она осталась в том городке, куда их после третьего лагеря определили, т. к. там единственное место в этой курортной местности, где есть какая-никакая работа — фабрика. В общем, сдали отца в дом престарелых. Он уже никого не узнает, ни с кем не разговаривает…. А ведь ему всего 66 лет. Я вот смотрю на Ваши фото, читаю Ваши мысли и мне очень грустно, что мой отец — почти Ваш ровесник — почти растение…