Мост - Анна Пайтык
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Давайте не будем спорить и кивать друг на друга. У парня своя голова, пусть живет с тем, с кем пожелает.
— Вот это верная мысль, — сказал Хораз-ага, и словно огромный груз свалился с его плеч, он облегченно вздохнул и встал.
Джинны-молла, не привыкший уходить с пустыми руками, надевая калоши поверх мягких кожаных сапог, огляделся по сторонам, увидев высокий медный кундюк Веллат-ага, произнес:
— От хорошего человека память священна. Так я возьму кундюк Веллат-ага для омовения, — и сунул под полу халата медный кундюк.
Никто из семейства Веллат-ага не был согласен отдавать медный, старинной работы кундюк, но в то же время никто не сказал ему «нельзя».
Еди видел, как Джинны-молла направился к себе в молебенный дом у кладбища и слышал голос вернувшегося домой Хораз-ага, но домой не заторопился. Он долго сидел у ульев и наблюдал за беспокойной, полной тайны жизнью пчел. Он это делал впервые в жизни и поразился неторопливой, в высшей мере организованной жизни этих сладких мух: «Столько пчел умещаются в одном улье, а мы втроем не можем ужиться в трех домах. Еще говорят, что самое мудрое существо на свете человек. А вот смотришь на пчел и кажется, что они и дружнее и умнее многих людей… Взять хотя бы Джинны-молла. Какой из него советчик в семейных делах. Сам никогда не имел семьи, живет на отшибе, ночами, чтобы напугать детей, воет на разные голоса среди могильных холмиков. Да, непонятно все это…»
По пути домой Еди вспомнил свою встречу с Джинны-молла на кладбище.
* * *
Долг перед умершим человек почему-то чувствует острее, чем долг перед живыми. И Еди не был исключением. Ему не давала покоя мысль о том, что он опоздал, не успел попрощаться с отцом, не сумел бросить в его могилу горсть земли, исполняя свой последний сыновний долг. А когда умерла мать, он был вообще маленьким. Теперь, когда он был уже вполне взрослым и остался круглым сиротой, ночами снились ему родители. Они ни о чем его не просили, просто смотрели на него печальными глазами. Еди слышал от взрослых, что если снятся умершие родители, то они чем-то недовольны. И Еди истолковал свои сны именно так: его родители наверняка недовольны им — и после долгих размышлений решил поставить кирпичные оградки на их могилах.
Рано утром отправился Еди на кладбище. Один натаскал воды, месил глину и клал кирпичи. Он так с головой ушел в работу, что и не заметил, как к нему подошел Джинны-молла.
— Не стоило бы затрачивать столько труда, молодой человек, на такое дело. У мусульман не принято делать оградки, считается, чем раньше затеряется могилка, тем лучше…
Еди, повернувшись на голос, увидел перед собой служителя молебенного дома при кладбище. Еди почему-то, именно почему-то, так как сам еще не знал от чего, невзлюбил его. Ему были противны и его гладкое мясистое лицо, и маленькие, бегающие, как у хорька, глаза, и голос, слащавый и противный. Когда тебе не нравится человек, то все в нем кажется противным, даже одежда. Поэтому и пиджак, и шапка-ушанка и кирзовые сапоги Джинны-молла показались ему несуразными, смешными, как с чужого плеча.
Еди, пересилив себя, поздоровался с Джинны-моллой, но все же не смог скрыть свою неприязнь к нему.
— «Кто не почитает умерших, тот не уважает и живых», гласит наша туркменская пословица, как тогда ее понимать?! — раздраженно спросил Еди.
Джинны-молла не ответил ему.
— Ты бы лучше отремонтировал молебенный дом или хотя бы кладбищенский забор… От колхоза-то помощи не дождешься, то у них материала нет, то рабочих… Когда нужно отремонтировать свинарник, все находится…
— А вы, Джинны-молла, для чего поставлены при кладбище?! Или ваши обязанности ограничиваются только сбором жертвоприношений? — не дал договорить ему Еди.
— Ты еще молод о таких вещах рассуждать, сосунок, молоко еще на губах не обсохло… — Джинны-молла посмотрел на Еди ненавидящими глазами и поплелся к себе в молебенный дом.
Еди, довольный тем, что удалось так скоро избавиться от присутствия Джинны-молла, начал месить глину.
— Да, я же к тебе по делу пришел, чуть было не забыл… — начал Джинны-молла, вновь вернувшись. — Ты бывал в городе и наверняка знаешь, сколько там дают за мех кролика.
— Много… — ответил Еди, не поднимая головы.
— Я серьезно спрашиваю, Еди У меня накопилось около сотни кроличьих шкурок, да и лисьих немного найдется. Очень и очень хорошие. Если бы ты сумел их пристроить как-нибудь, мы бы договорились с тобой. И тебе на карманные расходы и мне…
— За кого вы меня принимаете, а? Я что, перекупщик? Знаете что, катитесь вы отсюда быстрее, не то… Уходите, вам говорят, быстрее! — Еди, еле сдерживая ярость, затопал ногами.
Джинны-молла на всякий случай отошел от него подальше, но постарался не остаться в долгу у Еди:
— Неуч несчастный! Ты с таким дурным характером всю жизнь будешь тем и заниматься, что чистить нечистоты за горожанами!
Джинны-молла, проявив неожиданную проворность, быстро скрылся из глаз. Но каково было Еди?! Он как-то обмяк и бессильно опустился на землю рядом с могилой отца: «Как мне жить дальше, отец?!» — прошептал он, обливаясь горючими слезами.
* * *
Кошек, мурлыча себе под нос, быстро взлетел вверх по крутой лестнице дворца культуры, расположенного в самом центре села. Он, когда был в хорошем расположении духа, всегда пел одну и ту же незамысловатую песню: «Дождик, дождик, не промочи мою подругу…» А так как Кошек был влюблен и был любим, то он почти ежедневно распевал эту песенку, которую теперь чуть ли не все работники дома культуры знали наизусть и подшучивали над ним: «Кошек, ты бы сменил пластинку. Если даже пойдет проливной ливень, и тот не промочит твою любимую в таких хоромах». Но Кошек и не собирался сменить свою песенку. Песня эта полностью соответствовала его душевному настрою и служила чуть ли не паролем для Джахан. Джахан работала библиотекарем. Еще издали, услышав голос Кошека, очень точно могла сказать, в каком он был настроении. Ведь и хорошее настроение имеет свои оттенки. А если Кошек поднимался по лестнице молча, то Джахан знала, что он вновь повздорил с заведующим фермой Овезом. Кошек, как, впрочем, все здоровяки, был добряком, и, чтобы вывести его из себя, надо было обладать отвратительным надоедливым характером. К неудовольствию Кошека, этим особым даром обладал его непосредственный начальник Овез.
Кошек сегодня был в особенно
