Роковая музыка (пер. Н.Берденников под ред. А.Жикаренцева) - Terry Pratchett
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Кроме того, разве школьные правила запрещают летать на лошадях? Что-то не припомню там такой статьи».
Щеботан исчез позади, и мир развернулся узором темноты, пронизанной серебряным лунным светом. Внизу мелькали озаренные луной шахматные клетки полей, огоньки ферм. Мимо проносились рваные облака.
Слева возвышалась белая стена Овцепикских гор, справа простиралась зеркальная поверхность Краевого океана, украшенная лунной дорожкой. Ветра не было, как не было ощущения скорости – просто мелькает земля внизу да слегка покачивается спина Бинки.
А потом словно кто-то полил ночь расплавленным золотом. Облака расступились, и внизу раскинулся Анк-Морпорк – город, в котором опасностей было больше, чем могла себе представить даже госпожа Ноно.
Свет факелов освещал лабиринт улиц, в котором Щеботан мог не только затеряться, но и быть ограбленным и сброшенным в реку.
Бинки легко скользила над крышами домов. До Сьюзен доносился уличный шум, она даже различала отдельные голоса – но все это сливалось в общее мерное гудение большого, похожего на улей города. Мимо проплывали окна верхних этажей, освещенные изнутри свечами.
Лошадь спустилась ниже, нырнула в дымный городской воздух, легко коснулась земли и рысью поскакала по темному переулку, в конце которого остановилась. Сьюзен увидела закрытую дверь с освещенной факелом вывеской:
«САДЫ КАРРИ
Кухня. Пастароним Заход Васпрещен. Эй, Тибе Гаварят».
Бинки, казалось, чего-то ждала.
Сьюзен ожидала увидеть более экзотический пункт назначения.
Она знала, что такое «карри». В школе иногда давали на обед карри, только все девочки называли это блюдо «Дрянью с Рисом». Рис был желтым, и в нем периодически попадались дряблые изюмины и горошины.
Бинки заржала и ударила копытом.
Щелкнул запор, в верхней половине двери открылась небольшая дверца, и на огненном кухонном фоне мелькнуло чье-то лицо.
– О-о-о-о-о, не-е-е-е-ет! Бинкор-р-р!
Дверца захлопнулась.
Видимо, таким образом Сьюзен велели чего-то ждать.
Переминаясь с ноги на ногу, Сьюзен увидела вывешенное на стене меню. В нем была масса ошибок: в меню любого ресторана, претендующего на звание народного и популярного, должны быть ошибки – чтобы посетитель чувствовал свое превосходство. Названий большинства блюд она не знала. А в целом меню было вот таким:
«Карри с Овощем – 8 пенсов
Карри с Горька-Сладкими Свиными Шарами – 10 пенсов
Карри с Кисла-Сладким Рыбим Шаром – 10 пенсов
Карри и Мсяо – 10 пенсов
Карри и Исвестное Мсяо – 15 пенсов
Добавка карри – 5 пенсов
Картофель Фри – 4 пенса
Ешь Сдесь, Либо Тащи Куда Хошь».
Вдруг дверца снова раскрылась, на небольшой полочке появился коричневый пакет из предположительно, но не обязательно водонепроницаемой бумаги. Потом дверца опять захлопнулась.
Сьюзен осторожно протянула руку. Запах из пакета говорил о том, что содержимое можно потреблять в полевых условиях, не подразумевающих использования металлических столовых приборов. А полдник был так давно…
Тут Сьюзен вдруг вспомнила, что у нее совсем нет денег… но, с другой стороны, никто о них и не спрашивал. Однако конец света наступит именно тогда, когда люди забудут о личной ответственности.
Она наклонилась и постучала в дверцу.
– Прошу прощения… Может, я могу для вас что-нибудь сделать?…
Из-за двери донеслись панические крики и грохот, словно с полдюжины людей попытались спрятаться под одним столом.
– О, как мило. Большое спасибо, – вежливо откликнулась Сьюзен.
Бинки медленно тронулась с места. На сей раз внезапного всплеска мышечной энергии не последовало, лошадь поднялась в воздух осторожно, словно в прошлом уже была наказана за то, что что-то разлила.
Сьюзен попробовала карри на высоте семисот футов над землей. И, воровато оглянувшись по сторонам, словно кто-то мог следить за нею, бросила одноразовую тарелку вниз.
– Странно… – пробормотала она. – И это все? Ты везла меня в такую даль, чтобы угостить этой дрянью?
Земля внизу понеслась быстрее, Сьюзен поняла, что лошадь идет уже полным галопом, а не рысью. Опять напряглись мышцы…
…И небо на мгновение взорвалось ярко-синей вспышкой.
А далеко позади, невидимые для всех, потому что сам свет замер в смятении, не понимая, что произошло, в воздухе загорелись следы лошадиных копыт.
А потом появился зависший в пространстве пейзаж.
Небольшой приземистый домик, окруженный садом, поля и далекие горы. Бинки пошла медленнее.
Но все было как-то… двумерно. Когда лошадь развернулась и начала заходить на посадку, пейзаж превратился в простую поверхность, тонкую пленку существования, нанесенную на небытие.
По идее, лошадиные копыта должны были легко прорвать эту пленку, но вместо этого раздался звонкий хруст гравия.
Бинки обогнула дом и вошла на конный двор, где и остановилась.
Сьюзен осторожно спрыгнула с ее спины. Земля под ногами была вполне твердой. Девушка наклонилась и нерешительно копнула гравий – под которым обнаружила все тот же гравий.
Зубная фея собирает выпавшие детские зубы – известный факт. Но все прочие люди, увлекающиеся собиранием частей человеческих тел, преследуют весьма сомнительные цели. Все это делается для того, чтобы нанести человеку какой-либо вред либо подчинить его своей воле. В таком случае зубные феи должны контролировать не меньше половины детского населения Плоского мира. И живут они, наверное, в замках, построенных из гнилых детских зубов.
А Санта-Хрякус, должно быть, обитает высоко в горах, в страшном доме, больше похожем на скотобойню, и стены жилища Деда Кабана увешаны сосисками, кровяными колбасами и окрашены мерзкой кроваво-красной краской.
Что свидетельствует о стиле. Достаточно скверном, но тем не менее стиле.
Но тут стиль отсутствовал как класс.
Сьюзен обошла дом, который показался ей не больше среднего особнячка. Да, кто бы тут ни жил, вкус у него явно отсутствовал.
Наконец она наткнулась на входную дверь. Черную, с дверным молотком в виде омеги.
Сьюзен протянула руку, однако дверь распахнулась сама.
Открывшийся глазам Сьюзен зал по размерам намного превосходил дом, его содержащий. Где-то вдалеке маячила лестница как раз подходящей ширины, чтобы станцевать на ней чечетку в финальной сцене мюзикла.
С перспективой тут было совсем плохо. Стены, высящиеся далеко-далеко, в то же самое время выглядели так, будто их нарисовали в воздухе всего в пятнадцати футах от вас. Судя по всему, строитель дома отмел расстояние как ничего не значащую величину.
У одной из стен стояли огромные часы, тиканье которых, казалось, заполняло весь колоссальный зал.
«Здесь есть одна комната… – подумала Сьюзен. – Я помню… Это комната шепотов».
В зал выходили несколько дверей, разделенные широкими простенками. Или узкими – если смотреть с другой стороны.
Она попыталась подойти к ближайшей из них, однако, сделав несколько неуверенных шагов, поняла, что ее усилия тщетны. Впрочем, ей все же удалось достигнуть цели, но для этого пришлось запомнить направление, после чего закрыть глаза и двигаться на ощупь.
Дверь одновременно была обычного человеческого размера и колоссально большой. Резные наличники состояли из черепов и скрещенных костей.
Сьюзен распахнула дверь.
В этой комнате мог поместиться небольшой город.
Центр был устлан небольшим ковром, не больше гектара. Сьюзен понадобилось несколько минут, чтобы добраться до его края.
Это была комната внутри комнаты. На небольшом возвышении стояли массивный письменный стол и обитое кожей вращающееся кресло. Подставка в виде четырех слонов, стоящих на черепашьем панцире, несла на себе точное подобие Плоского мира. Несколько книжных шкафов были беспорядочно забиты стопками огромных томов, словно владелец кабинета слишком часто работал с книгами, чтобы расставлять их по порядку. Неподалеку от письменного стола в воздухе висело окно. Но между краем ковра и стенами большой комнаты не было ничего, кроме пола, – да и полом такое не назовешь. Он не был вымощен камнем, не был сделан из дерева. Ступая по нему, Сьюзен не слышала звука своих шагов. Это была просто поверхность в строго геометрическом смысле этого слова.
На ковре Сьюзен увидела знакомый узор из черепов и скрещенных костей.
Ковер тоже был черным. Тут все было либо черным, либо черным с сероватым оттенком. Лишь иногда можно было рассмотреть намек на темно-лиловый или темно-синий, как океанская бездна, цвет – но только намек.
Вдалеке, у самых стен комнаты (так сказать, метакомнаты), виднелось… нечто. Это нечто отбрасывало замысловатые тени, впрочем, слишком далекие, чтобы их можно было рассмотреть.
