Последний выход Шейлока - Даниэль Клугер

— Не стоит, — голос мой тоже напряженно подрагивал. — Не надо никому ничего говорить. Не надо звать полицейских, — я взял рабби Аврум-Гирша под руку. — Это опасно, рабби…

Реакция раввина оказалась неожиданной. Он вжался в угол, а на лице его — не то детском, не то старческом — обозначилось выражение сильнейшего испуга.

— Вы?.. — пролепетал он. — Это сделали вы, доктор Вайсфельд?

Я опешил.

— Успокойтесь, господин раввин, — сказал незнакомец, с вежливым интересом наблюдавший за этой короткой сценой. — Доктор просто опасается, что нас всех могут обвинить в причастности к этому несчастью. Он совершенно прав — пока не стоит никому ничего сообщать… — он вдруг замолчал, прислушался и спешно вытолкал нас из гримерной, при этом приговаривая вполголоса: «Пойдемте, пойдемте отсюда…»

Сам, перед тем, как последовать за нами, еще раз окинул быстрым внимательным взглядом комнатку.

Раввин мгновенно скрылся в одном из коридоров. Не знаю, какое чувство им двигало. Во всяком случае, не страх. Мы же с незнакомцем успели сделать лишь несколько шагов по коридору, когда он схватил меня за руку и втолкнул в нишу.

— Тихо! Молчите, — шепнул он.

Послышались торопливые шаги. Я увидел девушку, исполнявшую роль Джессики. Теперь я понял, почему при первом появлении на сцене черты лица этой девушки показались мне знакомыми. Белый парик отсутствовал, и я узнал в исполнительнице роли арийской дочери Шейлока одну из двух девушек, раздававших пищу нетрудоспособным обитателям Брокенвальда. «Ракель, — вспомнил я слова Луизы Бротман. — Ей совсем не идет белый парик…»

Ракель быстро подошла к гримерной Ландау, постучала. Подождала немного, затем решительно открыла дверь и вошла. Спустя мгновение мы услышали сдавленный вскрик, затем девушка выбежала из гримерной.

— Минутку… — сказал человек-арлекин. — Стойте здесь, доктор Вайсфельд. Я хочу кое-что проверить.

Вновь послышались шаги. Я с трудом удержался от удивленного возгласа, узнав Луизу Бротман, мою спутницу, покинувшую, как я полагал, помещение спортзала около получаса назад.

— Вот кто ее должен был ждать… — пробормотал я уязвленно. Видимо, в антракте Луиза бегала за кулисы к Ландау, и они договорились о встрече после спектакля. Вот почему она так уверенно рассуждала о его замысле и так интересовалась госпожой Ландау — находится ли та в зале? Боже, какая пошлость… От негодования я едва не вышел из укрытия, чтобы окликнуть медсестру. Человек-арлекин предостерегающе сжал мою руку. Я опомнился. И тут же испытал нечто вроде раскаяния: речь-то идет о трагически погибшем человеке.

Постучав в дверь и толкнув ее, не дождавшись ответа, Луиза не вошла, а лишь заглянула в гримерную. Она застыла, но, вместо того, чтобы уйти, вошла, не забыв прикрыть за собою дверь. Госпожа Бротман оставалась в гримерной минуты две-три, затем вышла и удалилась быстрыми легкими шагами.

— Сильная женщина… — прошептал человек-арлекин. — И очень красивая. Интересно, что она там искала?

Я смотрел ей вслед, пока она не свернула к выходу.

— Однако… — протянул незнакомец, когда мы остались одни. — Покойный пользовался большим успехом у представительниц прекрасного пола, вы не находите?

Я промолчал.

— Надеюсь, больше никто не придет. Рискнем, — сказал он. — Я хочу еще раз осмотреть место преступления. Поможете мне?

Я кивнул, хотя вовсе не хотел возвращаться к мертвому режиссеру. Человек в пестром пальто вошел в комнату, ухитрившись открыть дверь бесшумно. Я последовал за ним.

— Постойте у двери, — распорядился он. — Вряд ли следует ждать новых визитеров, но все-таки, осторожность не помешает. Если услышите чьи-то шаги — сразу дайте мне знать.

Встав у входа в гримерную таким образом, чтобы иметь возможность следить за коридором, я в то же время старался не упускать из виду незнакомца. Его поведение вызывало во мне странное чувство — казалось, он точно знал, что и как следует делать. Именно это уверенное поведение мне и не нравилось, и в то же время привлекало.

Осмотр занял немного времени — минут десять. Человек-арлекин пестрой бесшумной тенью метнулся в один угол комнаты, затем в другой. Склонился над убитым. Внимательно осмотрел его руки. Осторожно коснулся лежавшей на коленях правой руки, разжал пальцы покойного и что-то взял — от двери не было видно, что именно. Повернулся ко мне.

— Все, — сказал он. — Давайте-ка выбираться, не торчать же здесь до утра… Только воспользуемся не центральным входом, а боковым.

Мы прошли коридорным лабиринтом, не встретив более никого — к моему облегчению. Шаги моего спутника были неслышны. В противоположность моим: как я ни старался ступать осторожно, прогнившие половицы скрипели с отвратительной громкостью.

На улице мы остановились. Боковой ход из бывшего спортзала вывел нас почти вплотную к пустовавшим баракам на бывшем пустыре. Охрану с них давно сняли, но колючая проволока сохранялась. И тяжелые замки на воротах тоже. Засовы тускло поблескивали в лунном свете. Кто-то продолжал регулярно смазывать их — и это выглядело, по меньшей мере, странно: бараки не использовались даже в качестве складов, при том, что помещений в Брокенвальде не хватало ни на что.

— Видимо, здесь нам придется расстаться, — сказал человек-арлекин. Он рассеянным взглядом окинул спортзал, затем бараки и тяжело вздохнул. — Ч-черт, как неудачно все получилось. Господин Ландау любезно позволил мне ночевать в его гримерной. Но сегодня я никак не могу там оставаться.

— Боитесь покойников? — поинтересовался я и тут же вспомнил его недавнее поведение.

— С чего мне их бояться? — удивленно просил незнакомец. — И потом, я думаю, тело сейчас уберут… Просто та каморка стала местом преступления. Оставаться в ней неуместно. Придется перебраться туда, — он кивнул в сторону бараков за колючей проволокой.

Сам не знаю, почему, но я предложил ему переночевать у меня на чердаке. Он сразу же согласился, словно ожидал этого предложения. Только спросил учтиво: действительно ли не помешает моему отдыху? «Нет, разумеется, ответил я, соседей у меня нет. Вернее, они есть, но занимают помещения на первом и втором этажах, а я обитаю на чердаке. В дождь там сыровато, но дождя сегодня не предвидится».

— Так что, — сказал я, — если вас устроит старый матрас в качестве постели, милости прошу.

— Устроит, — ответил он. — Конечно, устроит. Вы очень любезны, доктор Вайсфельд. Пойдемте, скоро комендантский час. У вас есть разрешение на передвижение по Брокенвальду в ночное время?

— Есть, — ответил я. — А у вас?

Он не ответил. Вернее, не успел ответить. К нам направлялся полицейский — в свете луны его форма казалась черной, и лишь сверкала огоньком пряжка поясного ремня.

Полицейский остановился в двух шагах.

— Что это вы… — тут он меня узнал и свирепое выражение лица под каскеткой смягчилось. — А, это вы, господин доктор… Были на спектакле? Я вот не смог сегодня. Очень хотел. Хоть какое-то развлечение… — он кивнул и двинулся прочь.

Я оглянулся. Моего спутника не было. Не успел я по-настоящему удивиться этому исчезновению, как за спиной раздался шепот: «Пойдемте, доктор, нам действительно, пора. Давайте-ка пройдем не центральной улицей. Тут есть несколько ходов, которыми не пользуется никто».

— Куда вы подевались? — спросил я облегченно.

— Просто отступил в тень, — ответил незнакомец, приближаясь. — Не думайте, что я испугался, у меня тоже есть разрешение на нахождение вне дома после комендантского часа. Не хотел разговаривать с этой обезьяной.

— Не любите полицейских? — понимающе спросил я.

Он среагировал странным образом — расхохотался. Негромко, но очень искренне:

— Я? Не люблю полицейских? Бесподобно! Вы первый, кто заподозрил меня в подобном прегрешении… Нет, я действительно не хотел разговаривать с этим типом… — он посерьезнел. — Ладно, нам пора, я полагаю…

Пройдя несколько дворов и каких-то странных полуразвалившихся зданий, о наличии которых в Брокенвальде я даже не подозревал, мы неожиданно быстро оказались в двух кварталах от дома, чердак которого я занимал уже около полугода. В голове у меня вертелись несколько вопросов, но я никак не мог сформулировать ни одного. Что же до моего странного спутника, то он был погружен в глубокие раздумья и, возможно, даже не замечал меня, хотя и направлял в течение всего стремительного перехода.

— Как вы оказались в гримерной? — спросил я.

— Господин Ландау, как я уже говорил, позволил мне там ночевать. Вы полагаете, что я должен был видеть преступника? Увы, я ушел на время спектакля — по просьбе господина Ландау, — ровным глуховатым голосом ответил человек-арлекин. — Пока мы можем предположить, что первым, кто обнаружил господина Ландау мертвым, был раввин Аврум-Гирш Шейнерзон… Следующим, по всей видимости, был я, а затем появились вы — в сопровождении все того же господина Шейнерзона… — он замолчал, затем остановился и отвесил мне поклон с некоторой чопорностью. — Прошу простить мою рассеянность. Это именно рассеянность, а не бестактность, доктор, но я не представился. Меня зовут Шимон Холберг. Можете называть меня по имени — Шимон, или по фамилии — Холберг. Как угодно.