Марли и мы - Джон Грогэн

Так или иначе, но, имея в своем распоряжении Марли и наблюдая, с какой опаской незнакомцы оглядывали его, мы обрели душевное равновесие, какое в ином случае могли бы и не найти. Он был большим, любящим, туповатым псом, защитной стратегией которого, без сомнения, было зализывание незваных гостей до смерти. Но бродяги и грабители об этом не догадывались. Для них Марли был огромным, мощным, непредсказуемым, сумасшедшим. И нас это вполне устраивало.

Беременность пошла Дженни на пользу. Она начала рано вставать, чтобы сделать зарядку и выгулять Марли. Она готовила полезные, здоровые блюда из свежих фруктов и овощей. Она дала зарок не употреблять кофеин и диетическую содовую, а также, конечно, алкоголь в любом виде и даже не разрешала мне добавить столовую ложку шерри в кофейник.

Мы пообещали друг другу держать беременность в тайне, пока не убедимся в том, что зародыш жизнеспособен и риска выкидыша нет, но никому из нас не удалось хранить молчание. Мы были так взволнованы, что сообщали новость одному доверенному лицу за другим, заклиная каждого молчать, пока наш секрет не перестал быть секретом. Сначала мы сказали родителям, потом братьям и сестрам, потом самым близким друзьям, потом коллегам, потом соседям. На одиннадцатой неделе животик Дженни стал понемногу округляться. Мечта принимала реальные очертания, так почему же было не поделиться нашей радостью с миром? К тому времени, когда подошел срок пройти обследование и сделать УЗИ, мы, если бы представилась такая возможность, были готовы вывесить объявление: Джон и Дженни ждут ребенка.

В то утро, когда нам нужно было ехать к врачу, я отпросился с работы и, как проинструктировал нас доктор, захватил чистую кассету, чтобы мы могли сделать для истории первые, пусть и нечеткие снимки нашего ребенка. Прием имел целью не только осмотр, но и консультацию. Акушерка должна была ответить на все вопросы, обмерить живот Дженни, послушать, как бьется сердце ребенка, и, конечно, показать нам крошечное существо, что жило внутри моей жены.

Мы приехали в девять утра, все в предвкушении. Акушерка, спокойная женщина средних лет с британским акцентом, провела нас в маленькую смотровую и сразу же спросила:

– Хотите услышать, как бьется сердце вашего ребенка?

Как же иначе, ответили мы. Мы внимательно прислушивались, пока она водила по животу Дженни чем-то вроде микрофона, подсоединенного к динамикам. Мы сидели с застывшими на лицах улыбками, напряженно пытаясь услышать сердцебиение малыша, но в динамиках раздавался лишь непонятный шум.

Акушерка сказала, что в этом нет ничего необычного.

– Все зависит от положения плода. Иногда вообще нельзя ничего услышать. А возможно, еще слишком рано. – Она предложила сразу перейти к аппарату УЗИ. – Давайте посмотрим на вашего малыша, – бодро предложила она.

– Наш первый взгляд на младенца Гроги, – подхватила сияющая Дженни, поворачиваясь ко мне.

Акушерка провела нас в кабинет УЗИ и велела Дженни лечь на кушетку, рядом с которой был расположен монитор.

– Я принес пленку, – сказал я, помахав кассетой.

– Пусть пока она побудет у вас, – ответила акушерка, подняла блузку Дженни и начала исследовать ее живот инструментом, по форме и размеру напоминающим хоккейную шайбу. Мы уставились на экран компьютера с непонятным бесцветным изображением.

– Хмм, этот, кажется, ничего не улавливает, – сказала акушерка абсолютно бесстрастным голосом. – Попробуем вагинальное УЗИ, так вы узнаете гораздо больше подробностей.

Она вышла из кабинета и вернулась через несколько минут с другой медсестрой, высокой крашеной блондинкой с монограммами на ногтях. Медсестру звали Эсси. Она попросила Дженни снять трусики и ввела датчик с надетым на него презервативом в ее влагалище. Акушерка оказалась права: изображение было куда более четким. Она навела фокус на то, что напоминало крошечный темный мешочек на бесцветном фоне, и одним щелчком мыши увеличила его, потом еще раз и еще. Однако, несмотря на все старания, мешочек казался нам пустым и бесформенным. Где маленькие ручки и ножки, которые должны быть к десятой неделе, по утверждениям авторов книг для беременных? Где крошечная головка? Где бьющееся сердце? Дженни изо всех сил вытягивала шею, чтобы увидеть изображение на экране. Она все еще надеялась и спрашивала, изнывая от нетерпения и изредка нервно посмеиваясь:

– Ну, что там?

Мне хватило одного взгляда на лицо Эсси, чтобы понять, что ответ был не тем, который мы хотели услышать. Внезапно я понял, почему она ничего не говорила, пока увеличивала изображение. Она ответила Дженни ровным голосом:

– Не совсем то, что вы ожидали увидеть к десяти неделям.

Я положил руку на колено Дженни. Мы оба продолжали всматриваться в комочек на экране, будто могли вернуть его к жизни.

– Дженни, я думаю, есть проблема, – продолжала Эсси. – Сейчас я позову доктора Шермана.

Пока мы сидели в тишине, я понял, что имеют в виду люди, когда рассказывают о том, как у них перед обмороком в глазах начинают плыть черные точки. Я чувствовал, как кровь отливает от щек и как звенит в ушах. Если я не сяду, подумалось мне, я упаду. Насколько ужасно это будет выглядеть? Моя сильная жена, стоически перенесшая неприятное известие, и ее муж, лежащий без сознания на полу, в то время как медсестры пытаются вернуть его к жизни с помощью нашатыря? Я присел на край кушетки, одной рукой взяв Дженни за руку, а другой гладя ее по шее. Глаза жены были полны слез, но она не плакала.

Доктор Шерман, высокий мужчина с запоминающейся внешностью, несколько резковатый, но в то же время приветливый, подтвердил, что зародыш мертв.

– Сомнений быть не может, мы бы обязательно услышали сердцебиение. – Он тактично пересказал нам то, что мы уже знали из прочитанных книг. Что одна из шести беременностей оканчивается выкидышем. Что таким образом природа отсеивает слабых, отсталых, с серьезными нарушениями. Видимо, помня, как сильно беспокоилась Дженни относительно спреев от блох, он добавил, что мы ни в чем не виноваты. Он дотронулся рукой до щеки Дженни, наклонился, будто хотел поцеловать ее, и сказал:

– Мне очень жаль. Вы сможете повторить попытку через пару месяцев.

Мы с Дженни молчали. Чистая кассета вдруг оказалась совершенно ненужной. Было очень больно смотреть на нее и вспоминать о нашем слепом наивном оптимизме. Я спросил у врача:

– Что нам теперь делать?

– Нужно удалить плаценту, – сказал он. – Сто лет назад вы бы и не узнали, что у вас выкидыш, пока не началось бы кровотечение.

Он предложил нам переждать выходные и вернуться в понедельник на операцию, во многом напоминающую аборт, при которой зародыш и плацента удаляются из матки. Но Дженни хотела поскорее забыть обо всем этом, как о кошмарном сне, да и я тоже.