Так получается… - Яков Рахманов

Вода заметно спадала, Григорий обвязался веревкой, противоположный конец которой привязал к лиственнице, стоящей непосредственно у воды. Посоветовал Диане держать веревку и попытаться вытащить его, если собьет поток. В самом быстром речном потоке ему было чуть выше колена, и он, опираясь на толстую жердь, устоял. В самом глубоком, но уже спокойном месте вода доходила почти до груди. Привязав веревку на противоположном берегу, он, держась за нее, благополучно вернулся обратно. Пускать свою полутораметровую спутницу в воду было смертельно опасно. Он сделал две ходки с грузом на противоположный берег, перенес туда Диану и почти выбился из сил. Осталось максимум три часа светлого времени. Чтобы дойти до базы, нужен весь световой день с раннего утра до позднего вечера. Утром, съев целую банку сгущенки для пополнения сил, отправились в марш-бросок на базу. Дорога была длинная и муторная, приходилось переходить многочисленные разлившиеся ручьи, несколько часов мять ноги по кочковатому болоту. Небольшой перевал перед самой базой почти окончательно вымотал их силы.

Якутских коллег на базе не было. Сил и духа хватило переодеться, поставить большую палатку и попить чаю. Легли спать. Они лежали поверх спальных мешков. Неизвестность об отсутствующих коллегах, невозможность связаться с внешним миром из-за потери радиостанции, утеря консервов и некоторых других подмоченных продуктов складывались в непростую ситуацию. Усталость и тревожные мысли не давали уснуть.

– Устала? – спросил Григорий.

– Да сама, вроде, не очень. Ноги гудят и сильно болят…

– Ну, я сейчас их помассирую, и опять хоть беги.

– Твоими бы устами, да мед пить.

Массаж ног начался с легкого разминания немного прохладных стопы и пальцев, – все-таки уже была заполярная осень. Потревоженная массажем кровь стала согревать ноги. Руки постепенно перемещались вверх по ноге, теребя и разминая напряженные икры. Через пару минут они расслабились. По мере продвижения вверх по ноге усиливались давление руками и амплитуда их движений. Массаж как-то незаметно перешел в легкое поглаживание ног все выше и выше колена. Пальцы рук, не переставая поглаживать уставшую нежную плоть, стали как-то трепетно, едва касаясь кожи, перестукивать нервную дробь.

– Да ты искусник, – произнесла пободревшим голосом Диана. Ее дыхание и вздымающаяся полуобнаженная грудь выдавали какое-то волнение. Он посмотрел на нее. Чернющие глаза сверкали, отражая пламя свечи, полуоткрытые припухлые губы подрагивали, готовые что-то вымолвить. Он решил их поцеловать, чтобы подбодрить улучшившееся настроение. Ответный поцелуй был неистовым. Лингам преступно зашевелился (откуда и сила взялась) и мощно вошел в ее йони. Легкая дрожь прошла по ее телу, и оно полностью и страстно отдалось на волю искусителя. В их психике случился какой-то молниеносный переворот. Они мгновенно совершенно забыли, что спали, часто полуголые, в одной палатке два месяца, абсолютно не думая о том, что они мужчина и женщина. Минут через 10–15 ее тело все сильнее стало прижиматься к нему, как бы приближая глубину влагалища к концу фаллоса, стоны усиливались, ногти впились в его спину. Они ослабли в одно и то же мгновенье, и их не стало на этом свете. Через некоторое время, почти успокоившись, она трепетно обняла его «Гришка, милый» и нежно поцеловала. Он опять принялся за свое дело. За ночь они еще четыре раза улетали в эротический рай в экстазе и столько же – в холодную воду якутской речки. Утром Диана проснулась от нечаянного прикосновения к его члену, который во всем великолепии торчал из спального мешка слегка изогнутым колом. Она робко погладила его ладошкой, сладостно вспоминая прошедшую ночь. Гришка спал крепко, но был очень чуток, как охотник в засаде, нутром чувствующий каждый шорох и всегда готовый к моментальному выстрелу в цель. Два дня, еще ночь и еще полдня они выбегали из палатки, только чтобы остыть и смыть горячий пот. К третьему вечеру Диана взмолилась:

– Гришенька, я смертельно хочу есть!

Кроме каши, он ничем не мог ее накормить.

Но не прошло и получаса, как он внес в палатку рассыпчатую кашу, благоухающую кубанским рисом и остатками топленного вологодского масла.

– Гришка, мне никогда в жизни не было так хорошо, и я никогда не ела ничего вкуснее. Доев последние рисинки и облизав со смаком ложку, она добавила:

– Дурашка, а я-то думала, что такую непрекращающуюся любовь только писатели выдумывают в книжках, а оргазм и блаженство от него – это выдумки моих непутевых подруг.

– А как же одиннадцать лет замужества? – удивился он.

– Это было неинтересное, как бы обязательное занятие, и редко больше одного раза в неделю, – грустно пояснила она.

Перед сном они еще несколько раз предались любовным утехам и сморились в мертвецком сне.

Случившееся перевернуло их дружеские отношения. Рыжая красавица из конференц-зала делила с ним, так же, как и он с ней, в якутских горах все, кроме постели. Последнее не было его или ее порядочностью или тем студенческим табу, которое распространялось на нее как на преподавателя и жену другого любимого преподавателя. У него была его Снежана, и другие женщины для него не существовали, даже если они ежедневно ныряли в соседний спальник в полуголом состоянии. Отчасти это было воспитание, его взгляды на мужскую честь, но, вероятно, не последнюю роль играла психосексуальная и физиологическая сторона данной мужской особи. Диана была маленькая, слабо защищенная в суровых якутских условиях женщина. Гришка оберегал ее от всяких напастей и, вероятно, от себя, как от самца. Когда она мылась, он уходил подальше – рыбачить. В жару они раздевались и загорали. Он любовался ею совершенно спокойно, как абстрактной природной красотой и совершенством, а не конкретным женским телом. Ему помнилось и хотелось не такое идеальное, но стройное молодое и единственно желанное тело. К тому же он находился в том возрасте наиблагоприятнейшего периода верности и согласия между ним и Снежаной, которые по природе присущи всем Скорпионам.

Она, как верная жена и, как казалось, не очень страстная женщина, ни разу не смотрела на этого умного, многое знающего и умеющего в экспедиционной жизни студента, как на мужчину. Она была довольна его мужской и товарищеской опекой, удивлялась его геологическим и палеонтологическим познаниями. И была уверена, что по возвращению из экспедиции ей трудно будет убедить подруг, что он не то, что пальцем до нее не дотронулся, но даже и намеков на это никаких не давал.

Уставшее женское зрелое тело – как оказалось, не знавшее сексуальной страсти – наполнилось флюидами после, скорее всего, оказавшегося эротическим массажа, который не только придал ей физических сил, но и возбудил в ней непреодолимое возрастающее желание пока еще неведомого наслаждения. Эта случайная половая связь оказалась гораздо насыщенней эмоционально за счет новизны, запретное™, чем рутинная половая жизнь. Она узнала истинную суть своего тела и, почувствовав сильное и страстное тело партнера, ей захотелось эти новые знания применять и применять. Она впервые открыла для себя радость секса, которая не шла ни в какое сравнение с супружеским лимитированным удовлетворением физиологической потребности. Другое, как говорят – «в самом соку», молодое тело, всегда готовое к сексуальным утехам, не могло не откликнуться на этот призыв. Почувствовав, что его деяния впервые разбудили страстную женщину, получившую высшее наслаждение от мужчины, он внутренним чутьем угадывал, что она желает почти нескончаемого продолжения этого вновь познанного божественного ощущения. При этом он почувствовал, что суть его блаженства не в том, чтобы стремиться получить наслаждение самому, а в том, чтобы доставить как можно больше наслаждения ей. Это не могло не давать и ему и ей ощущения умирания сладостнейшей и блаженнейшей кончиной для того, чтобы затем заново начать свое существование. Это состояние полного «отключения» и рождения заново знакомо каждому человеку, который хотя бы однажды в своей жизни пережил настоящий оргазм. Скорпион может вовлечь партнера в половой акт так искусно и незаметно, что тот сам не понимает, как это случилось, до тех пор, пока сам не окажется охвачен страстью.