Ухожу, не прощаюсь... - Михаил Андреевич Чванов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ну что же вы, Бахмач! — сказала неприязненно проводница. Она еще не забыла, как он сутки назад появился в ее вагоне.
— А вдруг не встретит? — снова спросил он меня. — Ну, если что, я к тебе.
— Ладно.
Я взял в одну руку его сундучок, в другую мешок и спустился на перрон. Ему ничего не оставалось делать, как спуститься за мной.
У соседнего вагона шумно встречались: обнимались, целовались. Потом, подхватив чемоданы, все заторопились к вокзалу. К нам никто не подходил. «Можно сказать, свой брат, геолог» стоял сгорбившись, у своего сундучка и все чаще оглядывался на дверь вагона: не залезть ли обратно?
От поезда уходили последние пассажиры. Лишь у здания вокзала, плохо видимая в тусклом свете фонаря, стояла какая-то женщина, держала за руку мальчика лет семи. Мне показалось, что она смотрит в нашу сторону.
«Неужели все-таки приехала?» — подумал я и оглянулся на своего спутника. Он тоже смотрел на нее.
Поезд заскрипел.
— Ну ладно, всего хорошего тебе! — поймал я его за руку и вскочил на подножку.
Он ничего не ответил. Скорее всего он даже не слышал, что я сказал. Неловко горбился у своих мешков.
Перрон опустел совсем. Но женщина не уходила.
Поезд тронулся. Проводница оттиснула меня от двери и захлопнула ее. Я бросился в вагон и прижался к окну: они все так еще издалека рассматривали друг друга.
Убедившись, что с этого поезда ждать больше некого, женщина отделилась от стены и пошла ему навстречу. Между ними, видимо, состоялся какой-то разговор, потому что она наклонилась, привычным движением — по-крестьянски — забросила за спину мешок, другой взяла за руку мальчика.
«Можно сказать, свой брат, геолог» забросил за спину мешок, взял сундучок, они пошли к вокзалу и вместе с ним уплывали от меня в ночь.
Мечта
Борис Калугин с пятого класса мечтал о море. Ну кто, скажете вы, в пятом классе не мечтает о море или небе — в пятом классе все мы моряки и летчики. А вот к классу восьмому, тем более десятому эта блажь у большинства проходит: мы вспоминаем, что на свете, кроме моряков и летчиков, есть такие жизненные и не менее необходимые профессии, как печника и плотника, учителя и водопроводчика…
Но Борис Калугин и в восьмом классе мечтал о море, и в десятом. Не расстался он со своей мечтой даже тогда, когда его, отличника и спортсмена, не допустили к приемным экзаменам в мореходное училище по состоянию здоровья (хлипкого Леньку Фомина, хронического троечника, которому было все равно куда поступать, просто подался с Борисом за компанию — допустили, а его не допустили) — Борис был крепок и здоров, но незадолго до экзаменов ему попала в глаз металлическая соринка, сразу не обратился к врачу, а потом пришлось делать, хоть мизерную, но операцию. «Приедете через год, — успокаивали врачи. — К тому времени зрение восстановится, а такие крепыши во флоте нужны».
Ленька Фомин, к удивлению всех и, прежде всего, к своему немалому удивлению, сдал экзамены. Борис, проглотив обиду, против желания родителей, которые мечтали его увидеть врачом, поступил разнорабочим на крошечный поселковый лесозавод, усиленно ел поливитамины и морковку, которые, как он узнал, очень положительно действуют на зрение. Надо обязательно сказать, что помогала ему поддержать веру в мечту самая красивая и умная девушка школы дочь учительницы русского языка и литературы Лина Рябинина. Она кончила девятый класс и через год собиралась поступать в медицинский институт. Вообще-то раньше она, серьезная не по годам, мечтала о профессии лесовода, считая ее в наш век массового загрязнения окружающей среды и уничтожения лесов одной из самых актуальных и гуманных, но решила поступить в медицинский, чтобы быть всегда рядом с Борисом — в море вряд ли пригодится профессия лесовода.
Осенью Бориса призвали в армию. Он просил военкома и был уверен, что его возьмут в военно-морской флот, впоследствии это было бы отличной характеристикой для поступления в мореходку, но его зачислили в ВВС и направили учиться в Подмосковье в школу младших авиационных специалистов.
Но и тут он не пал духом, свободное время все-таки было, и он с удвоенной энергией взялся за учебники, чтобы после армии уже наверняка попасть в мореходное училище. Лина писала ему каждую неделю, в начале зимы Бориса после окончания школы направили служить на Камчатку, чему был он очень рад: сколько на уроках географии он грезил этим далеким и загадочным краем.
Приехав по назначению, обрадовался вдвойне: рядом с аэродромом — выпуклый на горизонте — гудел океан.
Весной Лина с золотой медалью окончила десятилетку и успешно поступила в медицинский. Она по-прежнему часто ему писала, и служилось легко. Командиры были им довольны. Время от времени он обращался в медчасть: зрение постепенно улучшалось, а потом и совсем восстановилось…
Подходил к концу второй год службы, когда в расположении части появились странные гости. Это были представители Камчатского малого рыболовецкого флота. Они предлагали демобилизующимся в скором времени солдатам пойти поработать — хотя бы на сезон — матросами, мотористами на их рыболовецкие суда.
— Заработаете, ребята, — убеждал в красном уголке грузный обветренный мужик, насквозь пропахший табаком. — Разве плохо будет, если вы домой с деньгами приедете? Даже если месяца три поработаете, домой тысячи по четыре привезете. Потом, море… Настоящему мужику это хорошая закалка. Будет о чем вспоминать.
Большие деньги, конечно, привлекали, но желающих не оказалось: все торопились домой. Записался лишь неуклюжий с виду, белобрысый и веснушчатый ефрейтор Тимонин, родом откуда-то из Курской области.
— А что, ребята, — оправдывался он, — у нас в колхозе с лесом туго, а мне жениться. А я самый старший в семье. Подработаю, приеду — дом поставлю, а осенью женюсь.
Бориса оскорбляло такое отношение к морю, но, несколько подумав, он тоже записался — разумеется, не ради денег, он решил, что это еще на шаг приблизит его к мечте: представитель рыбокомбината, в котором им предстояло работать, видимо, заранее осведомленный от командира части о намерении старшего сержанта в будущем стать моряком, обрабатывал Бориса индивидуально: помимо всего прочего, он хоть завтра обещал дать ему отличную производственную характеристику, которая совсем не помешает при поступлении в мореходное училище.
С Семеном Тимониным, который без всякой святости относился к морю и которого, потому, — а может, и за его простодушную непосредственность, — Борис недолюбливал, они попали на один МРС-80 (малый рыболовецкий сейнер)
