Антарктическая одиссея. Северная партия экспедиции Р. Скотта - Реймонд Пристли

Вот так мы продвигались на запад, вечером 3 февраля обогнули восточный мыс Китовой бухты и вдруг увидели в бухте корабль, к нашему величайшему удивлению. И было чему удивляться! Суда не так уж часто посещали море Росса, чтобы можно было ожидать случайной встречи, а в то время на борту "Терра-Новы" скорее всего никто и не подозревал, что у нас есть соперники в этой части Антарктики, хотя большинство слышало о намерении Амундсена [21] достигнуть полюса.

Мы немедленно отдали ледовый якорь недалеко от незнакомца, в котором многие теперь узнали известный по книгам Нансена [22] или виденный ими "Фрам" [23], самый знаменитый полярный корабль. Сначала он не подавал никаких признаков жизни, но потом на палубе появился человек, и Кемпбелл направился к нему. Вахтенный - ибо это оказался вахтенный, оставленный сторожить корабль, - сообщил, что Амундсен расположился поблизости на зимовье и с минуты на минуту должен появиться. И в самом деле, вскоре подоспели норвежские исследователи и пригласили Кемпбелла, Пеннелла и Левика позавтракать с ними на следующий день и осмотреть "Фрам".

Приняли их очень любезно, и в тот же день Амундсен, Нильсен и еще один лейтенант, имени которого никто не запомнил, пришли к нам на ленч.

После ленча все, кто был свободен, пошли с гостями осматривать "Фрам", а двое наших остались на борту и показали "Терра-Нову" людям с "Фрама". Когда обмен любезностями закончился, "Терра-Нова" подняла якоря и, продолжая попутное траление, медленно поплыла из бухты. Встреча с Амундсеном заставила нас задуматься и коренным образом изменить наши планы. Впечатление, которое она произвела на меня да, наверное, и на всех моих товарищей, лучше всего передает запись в моем дневнике:

"Итак, мы расстались с норвежцами, но все время думаем, вернее, не можем не думать о них. Все они показались мне людьми с яркой индивидуальностью, упорными, не пасующими, конечно, перед трудностями и неутомимыми в ходьбе, легкими в общении, с чувством юмора. Сочетание всех этих достоинств делает их опасными соперниками... Мы узнали новости, неприятные и для нас, и для Южной партии, но весь остальной мир будет, конечно, с напряженным интересом следить за гонкой к полюсу, которая может иметь любой исход. Зависит он и от случая, и от упорных усилий, которые приложат обе стороны... Если норвежцы перезимуют благополучно, то в числе их преимуществ будут собаки, которых у них много, энергия нации того же северного типа, что и наша, опыт путешествий по снегу, не имеющий равного себе на земле. Остается ледник. Смогут ли их собаки преодолеть его, а если смогут, то кто же пройдет его первым?

Одно я знаю твердо: наша Южная партия сделает все возможное и невозможное, лишь бы не уступить первенства, и мне представляется, что скорее всего в будущем году полюса достигнут обе партии, но кто окажется первым, известно одному господу богу".

Главным козырем норвежцев несомненно были их великолепные собаки, и мы даже тогда хорошо понимали, что если Амундсен выиграет гонку, то в значительной мере именно благодаря им. На что способны их упряжки, мы видели, когда Амундсен приехал к нам с визитом. Его собаки бежали хорошо, и он их не подгонял, пока не поравнялся с судном. Здесь он свистнул, и вся упряжка остановилась как вкопанная, разом, словно это был один пес. Затем по его команде собаки развернули сани, он же поднялся к нам и оставил их без присмотра; и они ожидали его возвращения на этом самом месте. Это все были сильные зверюги, отлично вымуштрованные, а как известно, в полярных условиях нет лучшего тяглового животного, чем хорошая собака.

Как только мы покинули бухту, офицеры собрались в кают-компании на совещание, и Кемпбелл с Пеннеллом приняли решение немедленно возвратиться на мыс Эванс и известить Южную партию о прибытии Амундсена. Оно нашло единодушную поддержку, и уже вечером восьмого февраля мы сидели в хижине и рассказывали о встрече с норвежцами.

В свое время капитан Скотт оставил нам двух пони, которые были бы очень нужны при работе на Земле Короля Эдуарда VII, где нет больших возвышенностей и преобладает покрытая льдом равнина. Но теперь, когда мы отказались от попытки достичь Земли Короля Эдуарда VII и взяли курс дальше на север, на Землю Виктории, что нам было проку от лошадей среди ее крутых гор, ледников, ощетинившихся неприступными ледопадами и почти вертикальными спусками к морю, даже просто на подходах к Земле Виктории по припаю, усеянному высокими торосами, непроходимыми для этих животных? Иное дело ровная заснеженная местность, простирающаяся к югу от острова Росса на несколько сотен миль, здесь пони могли принести большую пользу Южной партии. И Кемпбелл решил выгрузить их и таким образом содействовать планам завоевателей полюса.

К моменту прибытия на мыс Эванс залив очистился от припая, служившего нам естественным причалом. Мы стояли перед выбором - оставить пони у себя или доставить их до берега вплавь. Кемпбелл выбрал второе, благо было не очень холодно. Приготовили канат, завязанный в виде петли, на воду спустили китобойную лодку с гребцами. Первую лошадь подвели под лебедку с канатом, петлю пропустили ей под брюхо. Оба конца каната зацепили за крюк лебедки, канат натянулся, оторвал лошадь от палубы и перенес за борт в целости и сохранности, хотя она отчаянно сопротивлялась всеми четырьмя. Лебедка погрузила лошадь по шею в воду, рулевой обхватил ее голову руками, а другой матрос снял с нее петлю для следующей операции. Лодка отвалила и потащила пони к берегу.

Там уже ждал конюх, русский парень по имени Антон [24]. Он до упаду гонял несчастного пони по пляжу, пока тот не согрелся как следует, затем обтер почти досуха, влил ему в глотку полбутылки бренди и лишь тогда стреножил. Первая лошадь, слишком ленивая для каких-либо действий, безучастно дала протащить себя к берегу, вторая же, видно умница, хотя и доставила нам при спуске с палубы много хлопот, в воде храбро размахивала всеми конечностями и вообще по мере своих сил и возможностей помогала команде.

К этому времени от мыса Хат возвратились те, кто доставлял для Скотта весть о встрече с Амундсеном, и "Терра-Нова" немедленно двинулась в путь, теперь на север. Надо было найти место для зимовки нашей партии, прежде чем иссякнут запасы угля, иначе нам пришлось бы возвращаться в Новую Зеландию. Угля и без того оставалось мало, а тут еще как на грех, не успели мы пройти и двухсот миль [370 км] на север от мыса Эванс, как непогода сделала наше положение и вовсе критическим. Двенадцатого с юга налетел шторм, и через пару часов корабль тяжело перекатывался в бурном море с борта на борт. Мы легли в дрейф под грот-марселем, но ветер все равно день за днем медленно, но упорно гнал судно на север. Когда же он стих настолько, что мы могли бы ему сопротивляться, нас уже отнесло на 96 миль [178 км] к северу от мыса Адэр. Облегченный к этому времени корабль утратил остойчивость, и многие на борту испытывали не только беспокойство, но и физические страдания. Одним словом, эти четыре дня принесли нам одни неприятности.