Наша маленькая тайна - Пола Льюис

Филип вновь посмотрел на Сьюзен. Она все еще спала. Наверняка ей туго приходилось с сестрой. Филип подумал, что строгий взгляд, волосы, стянутые в тугой учительский пучок, даже выбор профессии — все это оттого, что всю жизнь Сьюзен приходилось сталкиваться с тем, что ее сравнивали с сестрой, и доказывать, что она другая. Вся жизнь в тени психически нездоровой старшей сестры — Сьюзен Уэллс не позавидуешь. Как часто Миранда причиняла боль младшей сестре?

Филип очень хорошо по собственному опыту знал, какую боль испытываешь от предательства близкого, родного человека. Его мать никогда не была счастлива в Хэвене и обвиняла в этом мужа и сына. Филип, как и его отец, старался как можно реже появляться дома, чтобы не слушать бесконечные упреки. Маленький Филип никак не мог понять, каким образом он виноват в том, что его мама не нежится на горячем песке в Сен-Тропе, не катается на лыжах в Швейцарии, не опустошает парижские модные магазины, а «сидит в этом паршивом городишке». За малейшую провинность мать жестоко наказывала его, а если отец пытался заступиться, принималась визжать, что они оба хотят ее извести.

Когда Филипу исполнилось тринадцать, мать — хвала Господу! — сбежала с каким-то заезжим коммерсантом. Филип с тех пор никогда ее не видел и ничего о ней не знал.

Филип впервые подумал о том, не слишком ли была похожа Миранда в период депрессии на его мать? Возможно, Сьюзен именно это имела в виду, когда сказала, что Миранда бросила его потому, что любила и не хотела, чтобы Филип видел ее в период прогрессирующей болезни.

С заднего сиденья раздался шорох — Сьюзен проснулась. Она с трудом разлепила глаза и некоторое время ошарашенно оглядывалась вокруг, словно не понимая, как она очутилась в чужой машине. Потом, поймав взгляд Филипа в зеркале, спросила, подавляя зевок:

— Где мы сейчас?

При этом она безуспешно пыталась спихнуть со своих колен морду Сократа, которую тот с завидным упорством укладывал обратно, не переставая умильно заглядывать в глаза сердитой женщине. Наверное, Сократ чувствует, что Сьюзен хороший человек, подумал Филип. Собаки всегда это чувствуют.

— Скоро привал! — весело объявил он. — Позавтракаем в ближайшем городке — и снова в путь.

— Я сожалею о том, что вы не узнали о мальчике раньше, — неожиданно сказала Сьюзен, словно подслушав его недавние мысли. — Миранда всегда говорила, что не знает, кто отец ребенка, и у меня не было причин ей не верить. Знаете, когда она бывала на подъеме, она вела такую… — Сьюзен замялась, — бурную жизнь, что потом действительно не могла вспомнить, с кем… ну… общалась. Но это была не ее вина.

Филип мрачно кивнул.

— Пару месяцев назад я решилась наконец разобрать вещи Миранды, — продолжила Сьюзен. — Тогда-то я и нашла вашу фотографию, Филип. Я сразу поняла, что вы отец моего племянника. Я подумала, что в любом случае вы имеете право знать, что Миранда родила от вас ребенка. Вы ведь не виноваты в том, что она была больна. Но прежде, чем знакомить вас с Эмери, я просто обязана была узнать, что вы за человек. Я прошу прощения за то, что расспрашивала о вас, но вы же понимаете, что это было необходимо.

— Большинство женщин просто положили бы фотографию обратно в коробку и забыли бы о ней, — сказал Филип.

— А большинство мужчин просто пожали бы плечами, узнав, что у них есть ребенок, — в тон ему ответила Сьюзен, — и не пожелали бы ничего об этом слышать.

— Сьюзен, расскажите мне о нем, — попросил Филип. — Я хочу знать о малыше все, начиная с той секунды, как он родился.

— У меня есть его фотография. Сейчас. — Сьюзен щелкнула замочком сумки и вскоре протянула Филипу снимок.

Продолжая вести машину, Филип с волнением вглядывался в изображение своего сына. Фотограф запечатлел маленького мальчика, сидящего на стуле. Он серьезно смотрел в объектив, руки сложены на коленях. На нем был бархатный костюмчик и синий бант на шее. Темные волосы и глаза, пухлые щечки, длинные пушистые ресницы — очаровательный малыш.

Прежде чем вернуть Сьюзен снимок, Филип еще раз взглянул на него.

— Я выглядел точно так же в этом возрасте, у меня есть старая фотография дома. — Его голос пресекся. — Только на меня, слава Богу, родители не нацепили бант.

— А что вы имеете против банта? Аккуратный и нарядный ребенок! — возмутилась Сьюзен. И, помолчав, добавила: — Когда я нашла вашу фотографию в вещах Миранды, у меня не возникло никаких сомнений. Эмери так похож на вас. У него такие же прекрасные карие глаза… — Она осеклась и покраснела.

Вот так так! — едва не присвистнул Филип. Сьюзен, оказывается, успела заметить мои «прекрасные карие глаза»!

— Сколько ему на этой фотографии? — спросил он, уводя разговор от опасной темы, чтобы не смущать Сьюзен.

— Снимок был сделан несколько месяцев назад. Это была его первая фотография, он так волновался…

— Первый снимок в жизни? Неужели у Миранды не было ни одной фотографии собственного сына?

Сьюзен промолчала, но все было понятно и без слов. Филип подумал о том, что эта хрупкая женщина всю жизнь должна была исправлять ошибки своей старшей сестры. Но этот груз — груз ответственности за маленького мальчика — был для нее слишком тяжел.

— Итак, расскажите мне о нем, — нетерпеливо поторопил Филип.

Сьюзен говорила о племяннике с такой нежностью и теплотой в голосе, что Филип понял: ее заботы о мальчике продиктованы не чувством долга пред умершей сестрой, а любовью — настоящей материнской любовью к малышу. Какие бы нелепые планы об идеальной семье Сьюзен ни вынашивала, какие бы глупости ни говорила, она заботилась об Эмери больше, чем родная мать.

— Миранда исчезала и появлялась, — в такт его мыслям сказала Сьюзен, — а я всегда была с ним рядом.

Сьюзен рассказывала о том, как Эмери впервые увидел снег и подумал, что он сладкий, а потом плакал от разочарования. О том, как он постоянно пытается затащить в ванну все свои игрушки, даже любимого плюшевого щенка. О том, как он любит кошку Мисти, а она его ненавидит и все время шипит на малыша.

Миранда приходила и уходила, а Сьюзен все это время была рядом с племянником, опекая и оберегая его.

Сьюзен все говорила и говорила, а Филип готов был слушать вечно. Он узнал, что Эмери любит грызть мел, а Сьюзен ругает его за это, о том, как однажды он схватил соседского щенка за нос, чтобы узнать, теплый тот или холодный. Сьюзен рассказала, что на четвертый день рождения она подарила племяннику игрушечную удочку и футбольный мяч.

— Хороший подарок для настоящего мужчины! — одобрил Филип.

Словом, Сьюзен была прекрасной матерью для его сына за одним лишь исключением: мир, который она создала вокруг мальчика, был слишком организован и стерилен.