Уведу родного мужа - Мария Ветрова

Но не успели мы с Татьяной выбраться из машины, как Варька, изображавшая из себя всю дорогу самую послушную собачку на свете, решила взять реванш. Ловко проскользнув за моей спиной, вредная псина пулей кинулась к новой калитке бывшей Ларкиной дачи и в мгновение ока пролезла между прутьями. Более того, мой истерический вопль «Варька, назад!» не возымел, против обыкновения, никакого действия, и Варвара, задрав хвост, пулей помчалась к дому, хотя навстречу этой трусихе вовсю несся чужой грозный лай, да не в одну собачью глотку, а как минимум в три! Еще мгновение, и мой драгоценный комок рыжей шерсти целиком скрылся в густом кустарнике, растущем по сторонам старой березовой аллеи, ведущей к дому…

Не мешкая, мы с Танькой бросились к калитке и одновременно надавили на кнопку звонка, выведенного наружу, не переставая в два голоса звать Варьку. К счастью, вопреки расхожему мнению о недоступности Александрины, что-то треснуло, щелкнуло, калитка открылась, и я на всех парусах бросилась следом за своей несчастной псинкой, которую здешние бультерьеры наверняка уже рвали на части.

Вместо сцены кровавой расправы, уже созданной моим воображением, перед моим взором предстала настоящая идиллическая картина: посреди маленькой полянки резвились сразу три Варьки… И я хотела бы взглянуть на человека, способного отличить их друг от друга.

— Какой ужас, — услышала я позади запыхавшийся Танькин голос. — Когда это она успела?.. Нет, эта бабка точно ведьма!

— Что — успела? — выдавила я из себя.

— Как — что? Расстроиться, конечно… Не хочешь же ты сказать, что у нас опять совпадение? Запомни, подруга: двух совпадений сразу не бывает!

— Чертовщина какая-то, — уныло согласилась я. — Как теперь идти к Александрине в таком виде? — Я показала Таньке свою в клочья разодранную юбку.

Танька посмотрела на меня сочувственно:

— Не расстраивайся, Лизочка, я тебе все-все расскажу! Ну… я тогда пошла? А ты тут выбирай свою Варьку. Не брать же тебе теперь к себе всех трех?!

И, не дожидаясь моей реакции, Татьяна двинула назад в кусты: для ее джинсов крыжовник не был непреодолимым препятствием. А я только тут и получила возможность оценить полностью нанесенный мне урон, ощутив наконец совершенно невыносимое жжение на той части своего естества, которую из скромности принято именовать филейной. Крыжовенные колючки сработали по отношению ко мне не хуже какой-нибудь терки…

В этот момент одна из Варек наконец обратила внимание на меня и с широкой улыбкой как ни в чем не бывало кувыркнулась мне под ноги. Разумеется, я этим воспользовалась и, не обращая внимания на лай остальных близнецов, сгребла предательницу в охапку и огляделась по сторонам.

Оказывается, на самом деле у нас с Танькой не было никакой необходимости ломиться сквозь колючки, потому что вполне утоптанная тропинка, немного выгибаясь в сторону дома, была прямо под носом и явно соединяла полянку с аллеей. Крепко держа в одной руке Варьку — точно не зная, ту ли, что надо, — я прихватила остатки когда-то индийской юбки и затрусила обратно к машине.

Прежде чем выйти на открытое пространство, я огляделась. Вокруг по-прежнему не было ни души. Конечно, если не считать окон второго этажа поместья этой ведьмы. Углядеть меня можно было сразу из трех окон. Правда, штора колыхнулась только в одном из них, и даже мелькнула очень быстро чья-то тень… И тут я почувствовала, что либо все происходящее на здешней территории действительно самая настоящая чертовщина, либо мне следует срочно обратиться к врачу по поводу галлюцинаций. Точнее, нам с Танькой, поскольку три одинаковых Варьки если и привиделись, то нам обеим. Однако сейчас Татьяны рядом не было. Следовательно, тот факт, что в окне ведьмы мне примерещилось лицо моей лучшей подруги Ларки, был исключительно моей проблемой.

Глава 7

В логове

Из душного автобуса Любочка была вынесена плотной толпой веселых толстых теток с пустыми корзинами, возвращающихся, судя по всему, с центрального рынка после успешной торговли. Любочка была мокрая, исцарапанная этими самыми корзинами и вообще едва живая. Вдобавок ко всему на самом видном месте — на подоле ее светленького платьица — красовалось безобразное пятно фиолетового цвета. Стеснительная Любочка, обнаружив, чем именно кончился ее вынужденный контакт с вишневыми тетками, едва не кинулась обратно в автобус, но вовремя вспомнила, что ведь и в городе, где к тому же запросто можно напороться на знакомых, ей придется довольно долго двигаться по улицам в таком виде.

— Господи, ну почему я такая невезучая?! — в отчаянии вопросила она саму себя.

Остановка опустела так быстро, что Любочка даже не успела никого спросить, как ей пройти на нужную улицу.

Вообще-то Любочка никого и ни о чем спрашивать не любила, тем более старалась избегать контактов с незнакомыми людьми. Но Куницыно она собственными глазами видела сейчас впервые, хотя слышала об этом новорусском гнезде предостаточно.

Девушка прихватила юбку, как полагала сама, изящным жестом, зажав пятно в кулаке, отчего мгновенно стала походить на жеманную театральную пастушку из пьесы позапрошлого века, и двинулась к ближайшему углу, с интересом оглядываясь по сторонам и изредка бормоча себе под нос: «Живут же люди!»

За углом ее глазам предстала довольно широкая улица, утопавшая в садах. Пышная летняя зелень пенилась и вываливалась за высокие решетчатые заборы, словно выкипавшее молоко из кастрюли. Ровная и гладкая, как стол, дорога делила улицу надвое. Солнце жарило немилосердно. Куницыно в этот горячий полуденный час словно вымерло. Единственным признаком жизнедеятельности можно было считать две машины, одна из которых, довольно-таки побитая «Волга», стояла рядом с Любочкой, почти на углу. Вторая — у ворот, на которых, к Любочкиной несказанной радости, красовалась табличка с нужным ей адресом!

Она успела сделать всего один шаг по направлению к священной обители и очутилась как раз рядом с «Волгой», припаркованной каким-то идиотом так, словно он начал заворачивать, а потом передумал и выключил движок. И тут калитка на ее глазах распахнулась, словно изнутри ее наподдали ногой, и наружу вылетела толстая девка в джинсах, растрепанная, красная, как свекла, и пищащая неестественно тонким, детским голосочком на всю Улицу. Любочка не сразу разобрала, что девица как заведенная повторяет одно и то же имя, причем хорошо известное и ей самой. Затем она увидела, как дверца иномарки распахнулась и Лизка Голубева собственной персоной, в каких-то лохмотьях вместо одежды, вывалилась наружу. Самое ужасное и страшное заключалось в том, что Голубева, явно сошедшая с ума, лаяла! Противным, визгливым голосом и совершенно по-собачьи!