Кланы в постсоветской Центральной Азии - Владимир Георгиевич Егоров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Участвуя в инициированном Москвой процессе примирения воюющих сторон, после заключения в 1997 г. соответствующего соглашения, Э. Рахмон постепенно устранил всех конкурентов из ближнего окружения, которые могли претендовать на власть: Сан-гака Сафарова, лидера северян, премьер-министра Абдумалика Аб-дулладжанова. В 2015 г. было окончательно разгромлено легальное крыло «исламской оппозиции» (Партия исламского возрождения). Ее лидер М. Кабири был вынужден бежать из страны. Последним относительно самостоятельным политиком высшего эшелогна являлся «бессменный» мэр Душанбе кулябец Махмадсаид Убайдул-лов. После его отставки в январе 2017 г. на его место был назначен старший сын президента (практически официально объявленный преемником) Рустами. Предшественник был помещен под домашний арест[129].
Расчищенное политическое пространство в полном составе заполнила «большая семья» во главе с Чоноби Оли (Верховным руководителем) или Пишвои Миллат (Вождем нации; полный титул Э. Рахмона – «Основатель мира и национального единства – Лидер нации»). Согласно внесенной в мае 2016 г. поправке в Конституцию Таджикистана срок пребывания на должности президента не ограничен. «Большая семья», или клан Рахмона, включает помимо обширной клиентелы плотное ядро двух сыновей и семь дочерей главы государства. Негласным преемником признан старший сын Рустами Эмомали (1987 г. рождения). В 25 лет он стал генералом, в 26 лет возглавил Таможенную службу страны, в 28 лет – Госагент-ство по борьбе с коррупцией, а в настоящее время – мэр Душанбе, хотя негласно контролирует ранее возглавляемые органы.
Вокруг Рустами сформировалось «опричное воинство», которое без труда отжимает любые активы в столице и других районах страны.
Старшая дочь Э. Рахмона Фируз официальных должностей не занимает, однако преуспела в бизнесе. Ей принадлежит сеть бутиков в Таджикистане, а ее муж Мухаммадзор Сохибаев (экс-глава Товарно-сырьевой биржи Таджикистана) в настоящее время занимает ключевые позиции в предпринимательской среде. Его младший брат с мая 2014 г. является заместителем директора Агентства по Госматрезервам РТ.
Вторая дочь – Озода Эмомали (1978 г. рождения) с января 2016 г. руководит аппаратом президента Таджикистана, сенатор. Замужем за Джамолиддином Нуралиевым (родовитым дангаринцем), являющимся первым заместителем Нацбанка страны[130].
Третья дочь президента, Рухшона Рахмон – заместитель начальника управления международных организаций МИД РТ. Ее муж Шамсулло Сохибов (двоюродный брат мужа старшей дочери) – преуспевающий хозяин холдинга Faroz (включает широкий спектр предприятий от автошкол до металлургических заводов), строитель горнолыжных курортов (формально находящихся в госсобственности). Его младший брат Зайнулло Сохибов – монополист стройиндустрии Таджикистана и владелец цементной отрасли[131].
Четвертая, любимая дочь, Тахмина Рахмон, позиционирует себя (подражая Г. Каримовой) первой бизнес-вумен и моделью (лицо нации). Владеет сетью ресторанов, супермаркетов, горнодобывающими предприятиями[132].
Пятая дочь Э. Рахмона Парвина – владелица компании, монополизировавшей поставки лекарственных препаратов в страну, а шестая дочь, Зарина, стала заместителем председателя правления банка «Ориент». Младший сын Э. Рахмона, Фарзана, в силу юного возраста пока не включен в статусные связи клана[133].
Негласным «смотрящим» за правительством страны стал племянник главы государства Давлатали Саидов – первый заместитель премьер-министра, одновременно являющийся хозяином золотых месторождений. Другой племянник, Сиродж Голмуродов, фактически контролирует Налоговую службу РТ. Брат жены президента (Азизамох Садуллоевой) Хасан контролирует четвертую часть всей экономики страны (холдинг Исмаили-Сомони «Ориентбанк», алюминиевый завод «Талко», предприятия ГСМ и др.) Другой брат, Амирулло Садулоев – мэр Курган-Тюбе[134].
Многочисленные сородичи-дангарийцы составляют среднюю ступень клановой иерархии президентского вертикально организованного сообщества: Рахимзода Рамазон возглавляет МВД республики; Асадулло Рахмонов – председатель Комитета по телевидению и радиовещанию при кабмине; Матлубхон Давлатов – помощник президента (в прошлом вице-премьер правительства и руководитель аппарата президента); Абдусалом Курбонов – министр финансов; Амиршо Муралиев – глава Ассоциации банков РТ; Бободжон Джамолзада – командующий Нацгвардией и т. д.
Действующие в Таджикистане программы экономического развития «Национальная стратегия развития Республики Таджикистан в период до 2030 года» и завершившаяся «Программа среднесрочного развития Республики Таджикистан на 2016–2020 годы» скоординированы с бизнес-интересами «большой семьи».
Правительство Таджикистана играет номинальную роль, тем более что возглавляется непопулярным Кохиром Расулзода (до изменения Назиров) северянином-ходжентцем, который, возглавляя Согдийскую область, по выражению земляков, «раздел ее до нитки»[135].
Таким образом, кланы Таджикистана, «отягощенные» внушительным багажом домодернистских традиций, в условиях неза-вершившегося этногенеза и инкультурации отдельных групп и сообществ населения обладают значительной автономностью и в значительной мере замещают функции государства в управлении обществом на местном уровне. Консолидирующими скрепами таджикских клановых сообществ, в отличие от казахстанских, является не столько контроль за финансовыми потоками и рентой, сколько территориальные, кровнородственные и религиозные связи.
Анализ генезиса и сущностных качеств кланов постсоветской Центральной Азии позволяет сделать некоторые выводы. Во-первых, происхождение клановых сообществ имеет схожую природу, берущую истоки в кровнородственной организации общества и традиционной социальной системе, в которой территория обитания является главным источником воспроизводства населения.
Во-вторых, в силу темпоральных отличий процесса в социальной эволюции клановые сообщества с точки зрения степени модернизации имеют существенные особенности, отражающиеся в том числе на их отношениях с центральной властью.
В-третьих, имея дуалистичную природу традиционного института и актуального механизма управления обществом кланы постсоветской Центральной Азии обладают диалектически противоречивым потенциалом, одинаково эффективно отражающимся в политическом процессе как с точки зрения обеспечения политической стабильности, так и, напротив, ее расшатывания.
1.3. Актуальные черты постсоветского политического процесса центральноазиатских республик и клановые сообщества
Характеристикам политического процесса постсоветской Центральной Азии посвящена обширная научная и публицистическая литература. Однако публикационная активность авторов, работающих по этой проблематике, в последние десять лет заметно снизилась. Это обстоятельство связано с несколькими причинами. Во-первых, после революционных трансформаций 1990-х годов политический ландшафт новых независимых государств приобрел относительную стабильность. Во-вторых, по мере углубления процесса социальной дифференциации и оформления элитных групп публичное политическое пространство ННГ испытывает депривацию. И, в-третьих, что с нашей точки зрения представляет собой главную причину, опыт двух десятилетий политической модернизации очевидно показал неадекватность западной модели либеральной демократии, остро антогонистирующей с традиционной стратификацией центральноазиатских социумов. Так, принимая присягу первого президента независимого Узбекистана, И. А. Каримов с уверенностью утверждал, что, «расширяя дорогу в мир», его страна должна «уделять внимание трем важным вопросам. Это – права человека, демократия и гарантии для капитала»[136]. Однако уже в 2004 г., отвечая на критику о несвободных выборах в нижнюю палату парламента (олий мажлис), И. А. Каримов заметил: «Демократия не может быть универсальной»[137].
Лидер казахстанской нации (Елбасы) Н. Назарбаев в 2012 г. выступил с идеей построения Общества Всеобщего труда как альтернативы западной социальной стратегии общества потребления. Позднее он выступил с соответствующей статьей: «Социальная модернизация Казахстана. Двадцать шагов к Обществу
