«Люди в верности надежные…». Татарские муфтияты и государство в России (XVIII–XXI века) - Ренат Ирикович Беккин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Однако принципиальным отличием России от большинства европейских государств было наличие многочисленных подданных, исповедовавших различные религии. В такой ситуации император являлся главой государственной церкви (православной). Что касается других религий, то отношение к ним определялось тем, насколько государь видел их полезными для интересов государства[141]. Это был своего рода религиозный прагматизм.
По мнению советского и немецкого исламоведа Марка Батунского, вероисповедная политика имперских властей по отношению к мусульманам может быть обозначена как «…комбинация безусловно-секулярного политического прагматизма с идеалом тотальной христианизации и русификации мусульманских подданных империи, – такова идущая еще с допетровских времен установка, с большими или меньшими вариациями воспринятая последующим, XIX столетием»[142].
Согласно Духовному регламенту, институт патриархата, существовавший в России с 1589 г., был упразднен. Для управления делами Православной российской церкви был учрежден новый орган – Духовная коллегия. Вскоре он был переименован в Святейший Правительствующий Синод[143]. В ведении Синода находились не только общецерковные вопросы, но и внешние связи, прерогатива осуществления которых раньше принадлежала патриарху[144]. Фактическим главой церкви стал император, которого представлял в Синоде обер-прокурор[145]. Первоначально эта должность была номинальной, но в XIX в. обер-прокурор Синода стал одним из самых влиятельных чиновников империи.
Таким образом, в результате реформ Петра I Православная российская церковь стала полностью подчиняться государству и была интегрирована в систему государственных бюрократических институтов. Как отмечал православный богослов и историк Александр Шмеман: «Через учреждение Синода Церковь становится одним из государственных департаментов»[146].
Синодальный период в истории Русской православной церкви неоднозначно воспринимается церковными историками: с одной стороны, эта была эпоха зависимости церкви от государства, с другой – альянс со светской властью помог церкви укрепиться и занять лидирующее положение в обществе[147]. Схожие характеристики можно встретить и в тех оценках, которые дают институту муфтията исследователи и мусульманские религиозные деятели. С одной стороны, Духовное собрание было зависимым от государства учреждением, с другой – оно приобрело в XIX – начале XX в. такое влияние на мусульман во всероссийском масштабе, которого не имели даже самые авторитетные религиозные деятели в XVI–XVIII столетиях.
В отличие от Синодальной церкви, инославные и иноверческие вероисповедания пользовались определенной автономией и не подпадали под прямое государственное регулирование[148]. Не имея перед собой соответствующих исторических документов, сложно судить о том, каким видел Петр I в будущем управление религиозными делами мусульман[149]. Однако известны базовые принципы, которым руководствовался император при проведении реформ в конфессиональной сфере. Во-первых, церковь и другие религиозные организации должны были служить интересам государства. Вся их деятельность должна была направляться в первую очередь на реализацию воли монарха, и уже затем – на удовлетворение духовных нужд паствы. Иными словами, главным покупателем и заказчиком религиозного продукта выступал регулятор (государство). Во-вторых (и этот принцип вытекает из предыдущего), право на существование и признание любой религиозной организации зависело от того, насколько она полезна для государства[150].
Императрица Екатерина II в полной мере следовала вышеуказанным принципам. Признание за исламом статуса «терпимой» религии и создание специализированной организации по управлению вероисповедными делами мусульман стали результатом политики «религиозного прагматизма», проводимой прежде Петром I. Императрица пришла к выводу, что в интересах государства целесообразнее легализовать положение мусульманской религии и, соответственно, статус ее последователей в общеимперском пространстве.
Петр I считал, что признание за исламом статуса одной из религий, подобно католицизму и протестантизму, не представляет практического интереса для российского государства. К концу XVIII в., однако, роль исламского фактора во внутренней и внешней политике империи возросла, что не могло не повлиять на отношение Петербурга к мусульманской религии.
Религиозные реформы Екатерины II
В самом начале царствования Екатерины II в 1764 г. произошло важное событие: была упразднена Новокрещенская контора. Это учреждение было создано в 1731 г. как Контора новокрещенских дел. Основной ее задачей была активизация мероприятий по христианизации мусульман и язычников, проживавших в Казанской, Астраханской, Нижегородской и Воронежской губерниях. Закрытие Новокрещенской конторы ознаменовало конец определенной эпохи в истории православной миссии среди мусульман и других подданных империи, исповедовавших нехристианские религии. Правительство отныне отказалось форсировать массовую христианизацию иноверцев и инородцев[151]. В миссионерской работе акцент был сделан на просветительских методах распространения идей православия и поддержании религиозности среди «новообращенных»[152].
Последнее было особенно актуально, так как после роспуска Новокрещенской конторы и запрета насильственного обращения мусульман в православие стали известны случаи массового «отпадения» от православной церкви. Более того, некоторые новокрещены пытались законным образом добиться от властей права вернуться в ислам, ссылаясь на принудительный характер своего обращения[153].
Во время Крестьянской войны под предводительством Пугачева (1773–1775) в рядах восставших были не только мусульмане, но и новокрещены. Обещание Пугачева даровать иноверцам право исповедовать их «природную веру» стало одной из причин, по которой они активно поддерживали его[154]. Крестьянской войне 1773–1775 гг. предшествовало восстание во главе с Батыршой (1755–1756)[155]. По мнению ряда авторов, главной причиной восстания послужила принудительная христианизация в Волго-Уральском регионе[156]. Руководитель восстания Батырша Галиев был не только имамом мечети в селе Карышбаш Уфимской провинции Оренбургской губернии, но и преподавал в медресе, шакирды (учащиеся) которого происходили из близлежащих и отдаленных мусульманских селений Волго-Уральского региона[157].
Программа Батырши включала, в частности, следующие пункты: «с неверными россиянами в согласии не быть», «правоверных не разорять и кровь их не проливать, имения не грабить и самих в плен и слуги не имать», «неверным городов не строить», «правоверный народ от бесчисленных обид и налогов защищать», «исламскую веру хулить не допускать» и др.[158]
Как видно, наряду с лозунгами защиты религии восставшими выдвигались также и экономические требования. Это дало основания некоторым исследователям утверждать, что причины восстания были в первую очередь экономические[159]. Здесь, как мне представляется, нет никакого противоречия. Не следует забывать, что экономическая дискриминация мусульман в значительной степени была следствием их неравноправного положения как представителей конфессионального меньшинства[160]. Как видно из «Воззвания мишарскаго муллы Батырши Али-уллы к башкирам, мишарам и другим мусульманским народам Приуралья», сам идеолог восстания тесно увязывает экономическую и вероисповедную политику:
И вообще, цель русских была та, что если бы они имели возможность, то в одно время всех
