Неформат - Елизавета Михайличенко

Мне было сообщено, что мы теперь одна стая, прайд, свора, охотящаяся на Эфраима Плоткина, мужа, отца двоих детей и того еще мамзера. Почему мамзера? Да потому что этот сукинсын желает плодить мамзеров посредством матки собственной, практически бывшей уже жены, поэтому развод ей не дает, а нарочно затерялся на необъятных просторах России, но скорее всего в Москве. И наша стая будет бежать по его следу. Светик будет этот след вынюхивать, а мне всего-то и останется, после того как Светик его вычислит, пасти Эфраима-мамзера до появление нашего рава. А это может быть долго, потому что наш рав — человек занятой. А деньги, межпроч, невъебенные, я получу после того, как Эфраим даст жене гет. Патамушта Фима сказал, что недеццкий аванс ты уже получил, а голодный мент охотится лучше сытого, а тем более пьяного.

— А может не надо долго ждать «нашего занятого рава», — предложил я, прикинув, что оставшихся денег мне надолго не хватит. — Может, мы сами доступно объясним Эфраиму-мамзеру, что он не прав. И получим свою волчью долю от сэкономленных командировочных «нашего рава»?

— Не вкликался, — констатировала Светик. — Фонд Гольдфарбов это ж не троян моржовый. Это форматная организация. А формат их — квадрат. Ы?

В ответ на призывный требовательный взгляд я рефлекторно выпрямился. И попробовал оправдать надежды:

— Ну, схема общая есть, что ли?

— Ахха. Сценарий. «Второе счастье».

— Секонд хэнд? — уточнил я.

Светик одобрительно на меня взглянула:

— Дык. Полный и окончательный формат. Мамзер становится экс-мамзером. Плачет, танцует, поет о своем исправлении. Жертвователи фонда в зеленых соплях. Ключевое слово — зеленые. Вкликался?

— В долларах?

— Вкликался, — кивнула Светик. — Мы ж не просто рядом играть сели, ахха? Мы бизнес делаем. Зарабатываем на жисть. Брэнд драим, имидж высветляем. Ну, продвинулся, что нам надо?

— Индийский хеппи энд.

— Во.

— А если мамзер не захочет стать на путь исправления? — осторожно поинтересовался я. — Если он не захочет петь дуэтом с бывшей женой, слившись в индийском танго?

Светик молча на меня смотрела, как на пустое место.

— Какие, то есть, должностные инструкции в агентстве «Второе счастье» на этот случай? — настаивал я.

— По-любому. Фонду не нужны озлобленные мамзеры. Фонду нужна цветная, звуковая, форматная фильма. Мелодрама, а не слив компромата в редакционные корыта обломанным мамзером. Вродь фсё.

В метро я успел. Вместо того, чтобы делать пересадку, вышел на Библиотеке Ленина — захотелось пройтись по ночному Старому Арбату. Моросило. Брусчатка блестела. Звуки — голоса, вопли, стук какой-то, гудки — доносились с трудом, были как бы отраженными, словно я находился на дне ущелья. Это на Арбате-то! Какие-то фэнтазийные девушки проехали сквозь ночь на высоких лошадях, высекая искры из брусчатки и роняя опрокинутые полумесяцы подков.

Ближе к Садовому кольцу огромный ротвейлер тащил на поводке пьяного хозяина. Тот сначала пытался идти, упирался, но потом упал, и пес поволок его, как санки. Хозяин матерился, эхо металось по пустому Арбату. Но пьяное счастье мужику изменило — из-за угла навстречу ему двинулись два мента. Пес заметил их тут же и застыл посреди лужи, ослабив поводок. И с нехорошим интересом на ментов уставился. Пьяный, не поднимаясь с четверенек, приблизился к ротвейлеру и замер рядом с ним, зыря на патруль с тем же выражением, что и его собачка. В холке они оба были примерно одной высоты. Я уже с отвращением представлял последующее и думал как бы суметь не вмешаться, поскольку ну никак мне этого было нельзя, в любой форме, даже свидетелем.

Но менты оказались даже более сказочными персонажами, чем поразившие меня ночные всадницы. Они были слепыми, да еще и с шейным остеохондрозом — прошествовали по тротуару мимо парочки в луже, даже не повернув голов. Ротвейлера это оскорбило и он начал возмущенно гавкать на весь отзывающийся гулким эхом Арбат. Хозяин пожелал присоединиться матом. Но менты оказались еще и глухими. А мне почему-то стало грустно.

8. Второе счастье

Спал я хорошо. Просто отлично я спал. С чувством, что на данный момент это у меня самое важное занятие. И еще бы спал и спал, если бы не горничная, нагло и долго барабанившая в дверь.

— Я сплю! — гаркнул я.

— Боренька, это я! — заорала горничная Санькиным голосом. — Отворяй, я тебе работу нашел!

Двери открыли я и еще несколько человек в коридоре. Санька, хоть вроде и ночевал на стороне, был в другом костюме. Он снисходительно осмотрел мой номер, пошарил взглядом куда сесть без последствий для светлых брюк, выудил бутылочку из чуть ли не хрустящего, как новенькая портупея, портфеля:

— Головушка бо-бо, Боренька? Полечимся, так?

Головушка почему-то не болела. Но и светлой не была. Так, соответствовала заоконному свинцовому вареву.

— Смотри по себе — я-то не на работе.

— Ошибаешься, Боренька. С сегодняшнего утра ты уже на работе. Как я, дурак, вчера сразу не сообразил.

Как просто, оказывается, нынче с работой в Москве. Да нет, это как я, дурак, вчера сразу не сообразил. Слишком радушный вчера был Санька. Не такие уж мы близкие друзья. Да и не друзья, если подумать. Так, сослуживцы. Приятельствовали. Выручали друг друга. Положиться друг на друга могли, а особой радости от внеслужебного общения не испытывали. Впрочем… почему Мутант не может быть Труффальдино? Деньги кончаются, а новых наша стая еще не вынюхала.

— Так вот, Боренька. Мне тут надо одного вашего найти. А он этого не хочет. Я и подумал — кому его искать, как не тебе? Ментальность у вас уже одна, значит ты его просчитаешь. Организуем тут интерпол на две персоны. Так? Ты стаканы-то неси, обмоем твою шабашку. Ну и денег нормально будет.

— Только найти?

Санька хохотнул:

— Тебе — да. Ты же не думаешь, что я тебя подставлю? Ну, давай. За нашего третьего, за временно отсутствующего вашего Эфраима Плоткина.

«Отца двух детей», — мысленно продолжил я и представил Санькино каменеющее в догадках лицо. Но даже в этом маленьком удовольствии я должен был себе отказать, ибо последствия были непредсказуемы. Вернее, предсказуемы — Санька бы решил, что со мной, по-любому, лучше не связываться. И тогда придется делать ту же работу за одну зарплату.

— Да это просто «Второе счастье» какое-то! — сказал я.

— А первое?

— То, что я до сих пор жив.

— А что, у тебя настолько серьезные поблемы? — Санька, с поднятым стаканом, смотрел на меня настороженно и задумчиво, как настоящий работодатель. Он явно прикидывал — не настолько ли у меня серьезные проблемы, чтобы не связываться.

— Да нет, конечно, — я максимально расслабил взгляд и мозги. — Не настолько. Теперь уже точно не настолько. А вот несколько дней назад…

Санька, наконец, ответил на мою улыбку:

— Не за давностью лет, так за протяженностью километров… Ладно, это твои дела.

Я решил быть гостеприимным хозяином и заказал в номер закуску. Санька положил на столик несколько распечатанных на принтере фотографий.

— Вот он, красавчик.

Морда мужика показалась смутно знакомой. Зрительная память у меня хорошая, поэтому это могло быть какое-то давнее случайное касание. Или не быть. В таких случаях я натужно не вспоминаю, а просто спускаю память с поводка — если найдет что-то, сама притащит в зубах.

Морда была благополучной, средней щекастости, среднего возраста, с сытым взглядом. Черные кудри вились. Шкиперская бородка обрамляла лицо, как аккуратная европейская лесополоса хорошо убранное поле. Легкая асимметрия, вроде, была в лице, но может быть это от поворота головы. Ничего особенного, стандартный отец двух детей.

А Санька информировал:

— Александр Леонидович Плоткин. Родился в 1967 году в городе Бельцы, в Молдавии. Единственный ребенок. Родители: отец — Леонид Ефимович Плоткин, учитель математики, умер в 1999 году, в Ашдоде; мать — Элла Марковна Плоткина, медсестра, ныне пенсионерка, проживает в Ашдоде. В Кишиневе Александр Плоткин окончил университет, экономический факультет. До отъезда в Израиль в марте 1990 года нигде официально не работал. В Израиле — курсы иврита и профессиональные курсы, полгода службы в армии кладовщиком, сменил имя на Эфраим. С декабря 1991 года по январь 1993 года — председатель строительной амуты в Верхнем Назарете. Амута, это типа кооператива, мне объяснили. Так?

Я кивнул и зачем-то спросил:

— Построил что-нибудь или разводилово?

— Уточним, — пообещал Санька и записал что-то в органайзер. — Короче, в августе 1993 года женился на Барбаре Медведев, 1970 года рождения, приехавшей в 1991 году из Киева… Живут в Ме-вас-серет Ционе, ну и название… У них двое детей — сын Том, 1995 года и дочь Сигалит, 1998. Слушай, это не в честь вина «Сегаль», помнишь, мы пили?