Стервы - Джиллиан Ларкин

— По той причине, что там буду я, — ответил ей Маркус. — А с Глорией я уже обо всем договорился. Она вправду хочет, чтобы вы пошли с нами. Даже приготовила для вас подходящее платье.

Потом он встал, приподнял воображаемую шляпу и вышел из комнаты, оставив на память о себе запахи надежды и лосьона для бритья.

***

Они договорились, что Клара придет в комнату Глории ровно в одиннадцать вечера.

За пять минут до этого срока она сделала последние приготовления: припудрила лицо, на которое уже был наложен макияж, бросила в сумочку губную помаду, компакт-пудру и жевательную резинку с гвоздикой; дважды внимательно рассмотрела зубы. Но сейчас эти привычные действия казались ей только смутной тенью, остатками того далекого мира, к которому она больше не принадлежала.

В последний раз Клара была в «тихом» баре накануне того дня, когда ей пришлось покинуть Нью-Йорк. Жаркое августовское солнце прокалило весь город насквозь. Она как раз делала последний глоток мартини, когда завыли сирены. «Полиция! Никому не двигаться с места!» Не прошло и нескольких секунд, как музыка смолкла, зажглось освещение, и подвыпившая толпа с воплями заметалась по залу в поисках выхода.

Клара не успела и пикнуть, как кто-то толкнул ее к потайному люку за стойкой бара. Потом она на четвереньках пробиралась через сырой подвал, заставленный ящиками со спиртным, — там сновали крысы — и наконец добралась до железной двери, выходившей на тротуар. На улице было тихо и пустынно, ничего похожего на сумасшедший дом, который творился в баре. Можно спокойно убираться домой.

А можно и угнать «черный ворон», припаркованный на углу: одна дверь распахнута настежь, ключ зажигания болтается на своем законном месте, а поблизости — ни единого копа.

Проще пареной репы.

Клара прыгнула за руль в тот самый момент, когда из «Рыжего» повалила полиция, толкая перед собой табунок скованных наручниками бунтарок. На приборной доске она увидела переключатели. Отыскала тот, под которым было написано «Сирена», нажала, потом повернула ключ зажигания и вдавила в пол педаль газа. «Воронок» рванул с места и молнией понесся по Восточной Четвертой улице, грохоча незакрытой задней дверью. Полицейские, которым теперь некуда стало загнать «пленных», побежали что есть духу за ней вслед, свистя изо всех сил.

Клара смеялась все громче и громче да знай нажимала на педаль газа.

Никогда прежде она не испытывала такого восхитительного чувства полной свободы. Она свернула на Пятую авеню, выключила сирену и залюбовалась отражением машины в бесчисленных витринах, мимо которых проносилась на бешеной скорости. Потом круто свернула и помчалась по Центральному парку, мимо пруда, время от времени включая ненадолго сирену и распугивая кого только удавалось. Она ехала уже по улице Риверсайд-драйв, когда над Ист-Сайдом[42] поднялось солнце. Клара нашла безлюдный перекресток, остановила машину прямо посреди улицы и выдернула ключ зажигания — как только будет возможность, выбросит в Гудзон.

Поступила она, конечно, глупо, в высшей степени неосмотрительно, но ведь, черт возьми, это было так здорово! Ей запомнилось, что за рулем она мечтала только об одном: чтобы жизнь и дальше была вот такой безумной гонкой — просто так, в никуда. Просто ради удовольствия от самой гонки.

В конечном итоге тем ранним утром она попала не в «никуда», а в тюрьму. Не заметила, что «на хвосте» у нее все время висела полицейская машина. Копы на стали слушать ее уверений, что она-де ни в чем не виновата, сцапали под руки и затолкали на заднее сиденье. В руках она так и держала ключ зажигания от «воронка» — улику ничем не хуже дымящегося пистолета.

Назавтра в Нью-Йорк приехал отец и пригрозил отречься от Клары, если она не бросит «безнравственный образ жизни» и не вернется сию же минуту домой.

Что родители от нее отрекутся, Клару не очень-то волновало. Но та ночь стала для нее последней каплей. Ночь и тот парень. Она так и не смогла опомниться после их разрыва.

Понятно, если бы отец знал еще и о парне, он бы от нее сразу отрекся. Теперь же предполагалось, что здесь, в Чикаго, она начнет новую жизнь. В конце концов, играть в примерную девочку оказалось довольно забавно. Особенно сейчас, когда она собралась идти в самый крутой чикагский «тихий» бар.

***

По темному коридору Клара проскользнула к комнате Глории, постучала в дверь. Глория открыла, еще не надев до конца платье, усыпанное золотыми блестками. Она пригласила Клару войти и тихонько прикрыла за нею дверь.

— Я очень сильно рискую, позволяя тебе идти вместе с нами, — сказала Глория. — Но Маркус почему-то считает, что тебе можно верить, что ты нас не продашь.

— Я уже дала тебе слово. — Клара повернула воображаемый ключик в воображаемом замке на губах. Потом высоко подняла брови. — Но я не очень-то уверена, честно говоря, что нам так надо идти в «тихий» бар! Разве это не истинный вертеп разврата?

— Моя подруга Лоррен, — продолжала Глория, оставив без ответа вопрос Клары, — была настолько любезна, что принесла тебе вот этот наряд. — И указала на одежду, разложенную на кровати. — Мне думается, ты не привезла с собой ничего такого, что годилось бы для «Зеленой мельницы».

Клара взяла в руки платье из шифона персикового цвета; низкая талия переходила в каскад расшитых бусинками складок. Прикинула платье на себя, посмотрела в зеркало, с трудом удержавшись от хохота, — подол доходил до середины икр. Даже ее мама сочла бы такое платье немодным.

Откуда Глории было знать, что в Нью-Йорке о Клариных нарядах ходили легенды? Стоило ей появиться в субботу вечером в новом прикиде — и наутро бунтарки гурьбой осаждали магазины на Мэдисон-авеню в надежде купить себе такой же. Среди всего прочего, она работала манекенщицей в магазине «Бергдорф Гудман»[43], демонстрировала новую линию готового платья. Имела право брать себе бесплатно любую одежду с дефектами, хоть от американских, хоть от европейских производителей. Клара устанавливала тогда не просто новые направления в моде, а те направления, которые считались самым шиком.

Но вот к этому платью, напомнила она себе, надо относиться как к костюму в спектакле. Увы, даже при всем том, такие платья носили не позднее 1918 года.

— Это платье… оно такое… красивое.

— Мы решили, что ты не захочешь надеть такое платье, в котором будешь чувствовать себя неловко.

— Я благодарна, что вы оказались такими предусмотрительными, — ответила Клара, тщательно взвешивая каждое слово.

Глория безуспешно пыталась застегнуть жемчужные пуговички на спине.

— Помоги мне, пока сама не оделась.

— Хорошо ли, что оно такое облегающее? — спросила Клара. — И такое ярко-красное?

— Не городи ерунды, — ответила на это Глория.

— Скажи, если я тебя ущипну нечаянно. — У Глории была стройная фигура, но не лишенная известных округлостей, а платье, судя по всему, шили на девушку, у которой совсем отсутствует грудь. — На счет «три» выдохни как можно сильнее. Раз, два, три!

Кларе понемногу удалось застегнуть платье на все пуговицы. Глория издала громкий вздох облегчения и бросилась к туалетному столику. Покрутилась перед зеркалом.

— Ой, мама! Я выгляжу…

— Просто потрясно! Как любите выражаться вы, сумасшедшие бунтарки.

Почему бы не начать вечер с доброжелательного тона, подумала Клара. Тогда ей легче будет как бы нечаянно подложить какую-нибудь свинью Маркусу. Взяла с кровати персиковое платье, надела его через голову.

— Так этот, как там его зовут, и Лоррен будут ждать нас уже на месте? — уточнила она.

— Ну да, в полночь, на углу. Надо спешить.

— Так, значит, они вместе? Ведь ты же…

— Ведь я же — что? — Рука Глории, накладывавшей помаду на губы, застыла в воздухе.

— Ты же помолвлена, — закончила фразу Клара, подходя к столику. — Значит, что-то есть между Маркусом и Лоррен. Я права?

— Рен совсем одинока. И Маркус тоже. Но что совершенно точно — они не вместе.

Глядя в зеркало поверх головы Глории, Клара нанесла тени на веки под глазами.

— Но тогда Бастиан должен безумно ревновать тебя к Маркусу.

— С какой стати ты это говоришь?

— Да потому что ты отправляешься в клуб в таком сексуальном наряде с одиноким мужчиной, но не с Бастианом. — Клара подхватила баночку румян, рядом с которой на столике лежало бриллиантовое кольцо Глории. — Ой! — Она уловила в глазах Глории легкую тень вины. — Так Бастиан просто не знает, куда ты идешь нынче ночью, я угадала?

— Мужчинам и не обязательно знать все, — ответила Глория и спрятала кольцо в ящик стола.