Рассказы - Юрий Третьяков

— Придумал! — сказал Коля тоненьким от возмущения голосом. — У нас никто в классе не курит, а он один выискался — курильщик!

— Ну и пусть! — покраснел Женя. — Сам знаю! Никто не курит, а я вот курю! Захотел и — курю! У тебя не спросил.

— Дакак хочешь… Кури, пожалуйста.

Коля отвернулся, надул толстые губы и замолчал — обиделся. Женя тоже отвернулся и тоже замолчал. «Подумаешь, обижается!»

Пока шел урок, Женя совсем пришел в себя, только во рту остался скверный привкус.

Едва по коридору няня пронесла звонок, Женя, чутким ухом уловив его чуть слышное позвякивание, забеспокоился, заерзал, принялся совать тетрадки в парту. И не успела еще уйти учительница, как он выскочил из класса, только дверь хлопнула: так не терпелось ему поскорее попасть за угол школы, где собиралось несколько неисправимых курильщиков.

Коля посмотрел ему вслед, потом встал и подошел к окну, выходящему на школьный двор. Тотчас же у окна появились классный организатор Олег Чуканов, длинный, близорукий и рассудительный парень, и председатель совета отряда, черноголовый и шустрый Боря Скворцов.

— Курить пошел? — спросил Олег, кивнув на мелькнувшего через двор Женю. — Вы с ним что — поссорились? Борька видел его сегодня на Первомайской: идет — дымит!

— Надо что-нибудь предпринимать! — горячо сказал Боря. — Надо с ним поговорить!

— Говорить — не поможет… — покачал головой Коля, — это такой упрямый, такой упрямый…

— Да-а… — сказал Олег, — задача… но так просто сказать, конечно, нельзя… Позор!.. Надо придумать что-нибудь. Зови-ка еще ребят…

Тем временем за углом Женя уже угостил из своего портсигара неимущих и всю перемену дымил папироской и горделиво поглядывал на «первачков», оставивших беготню, чтобы поглазеть, как старшеклассник Женя выпускает дым из носа (он только что научился).

Полному удовольствию помешал лишь какой-то незнакомый большой мальчишка, который без всякой причины (очевидно, по наущению злопамятного Славки) неожиданно налетел на Женю и гнался за ним до самого подъезда; там дежурный учитель поймал мальчишку за рукав, а Женя благополучно заскочил в класс.

Поэтому на следующей перемене он курить не пошел: смирно сидел за партой и рисовал карикатуру на мальчишку и на себя.

Рисовать карикатуры было для Жени первым удовольствием: на промокашках, тетрадных обложках, случайных листках бумаги были увековечены в карикатурах самые различные события Жениной жизни. Иногда его злободневные рисунки, выполненные мелом, можно было видеть на заборах и стенах — привычка, являвшаяся для художника источником множества неприятностей.

Сейчас Женя изобразил мальчишку, особо тщательно отделав его всклокоченные волосы, курносый нос и тоненькие ноги, длинные — через весь лист. Себя художник представил удирающим и показывающим острый язык.

Он не заметил, что через плечо на рисунок глядел Олег Чуканов, и вздрогнул, когда тот сказал:

— Здорово похоже… Это кто? Подожди, не говори, — знаю! Это — Володька, не помню, как фамилия, — из девятого «А». А это — ты? Верно?

— Верно…

— Сильно у тебя получается… Все равно как в «Крокодиле».

— Ну, оно, конечно, не как в «Крокодиле». Там, знаешь, такие художники, что… — И польщенный Женя покраснел.

— Подвинься-ка, — сказал Олег, — мне нужно поговорить с тобой кое о чем…

«Насчет курения, Колька наябедничал, — сразу смекнул Женя, — вот пристали!»

Он постарался принять вид неприступный и независимый, насколько можно.

Но разговор оказался совсем о другом.

— Ты все просил общественное поручение, — сказал Олег, — мы тебе придумали. Видел стенгазету? Карикатур мало, да и плохие…

— Верно! — забеспокоился Женя. — Никуда не годные… Головастики какие-то. А карикатуры, они бывают такие… Нужно, чтоб они были похожие и чтобы были смешные…

— Вот. Так тебя — ребята постановили — в редколлегию…

— Меня?

— Да. А что?

— Ребята?

— Ну, конечно!

— Ой… А смогу?..

— Тебе лучше знать…

— А если я… не сумею?..

— Сумеешь! Еще как! Ну, будешь, что ли?

— Б-буду…

— Тогда подожди меня после уроков. Вместе к редактору пойдем…

Все остальное время до конца уроков Женя был горд и обеспокоен. Очень даже замечательно: вот вывесили газету, и все толпятся, смеются и указывают кое на кого пальцами, а те и не знают, куда спрятаться, потом приходит вторая смена, и все опять смотрят и смеются, потом на родительское собрание приходят родители и тоже смотрят…

Для этого нужно, чтобы карикатуры были похожие и обязательно смешные.

Наконец кончились уроки. Женя и Олег пошли в пустой класс, где за двумя сдвинутыми столами с бумагой, чернильницами, красками и цветными карандашами заседало четверо ребят — все старше Жени.

— Игорь, вот я привел, — тронул Олег за плечо десятиклассника в очках, который что-то вычеркивал на бумажке.

— Этот самый? — поднял голову Игорь. — Художник? Берите стулья, садитесь.

— Я пойду, — сказал Олег.

— Ну, всего, — ответил Игорь и обратился к Жене, как к старому знакомому: — Материала, знаешь, куча, а не оформлено. Прямо зашиваемся… Ну, значит, сейчас попробуем… Слушай, а ты домой не очень торопишься, может, сейчас что-нибудь сделаешь?

— Конечно!

Жене стало приятно, что этот серьезный, занятый редактор разговаривает с ним, как с нужным для газеты человеком, который может чем-то помочь «зашивающейся редакции».

— Значит, так. Тем много. Пока, если хочешь, возьмешь две. Темы такие. В седьмом «А» Сашка Рыбкин, знаешь, самый длинный, вчера не пошел на первый урок — математику, а вместо того согнал на спортплощадку «первачков» и заставил их с ним в футбол играть…

— Видел! — засмеялся Женя. — Первачки маленькие, а он с ними бегает, кричит на них, дерется, — все равно как курица и воробьи…

— Вот. Это — раз. Во-вторых, некоторые курят. Видел — за углом?..

— Угу. Видел, — опустив глаза, сказал Женя и ощутил в кармане тяжесть своего портсигара.

— Вот список. Самые «активные», так сказать. Их надо получше, посмешнее. Еще сделаем подписи в стихах. Это — вон Юра сочинит, а рисунки твои. Сможешь?

— Постараюсь…

— Делай. Вот карандаши, из альбома рви бумагу, вон, если понадобятся, краски…

Женя выбрал карандаш самый мягкий, самый черный, вырвал лист плотной гладкой бумаги и с бьющимся сердцем провел первую жирную, бархатную линию…

Сначала и рука дрожала и было трудно сосредоточиться, но постепенно смешная сторона обоих происшествий так увлекла Женю, что, забыв обо всем, он рисовал все увереннее и увереннее, иногда задумчиво кусая кончик карандаша, что-то быстро стирая резинкой и беззвучно трясясь от смеха.

На другой день, входя в школу, Женя еще в дверях услышал крики сверху, где в коридоре была вывешена стенная газета, а в ней Женины карикатуры:

— Сюда! Тащи! Пусть поглядит!

На середине лестницы он увидел Сашку Рыбкина, который, весь красный, смущенный, упирался и старался ухватиться за перила, а двое веселых мальчишек тянули его наверх — один за рукав, другой подталкивал сзади:

— Иди же! Иди — ну! Иди на себя смотри!

— Дане пойду я… — бормотал Сашка и отмахивался то от одного, то от другого. — Ну, пусти, чего тянешь?.. Видел я!.. Что — сто раз смотреть, что ли? Пусти, говорю…

— Тащите, тащите! — радостно вопили сверху, топая ногами. — Врет он! Не смотрел!

«Первачки» скакали около и, указывая на Сашку пальцами, оглушительно верещали, как воробьи:

— Он! Он! Он вместо уроков в футбол играл! На Валерку Федорова из первого «В» упал, чуть не задавил! Меня прямо по спине стукнул! Он! Он! Похож!

В коридоре собралась почти вся вторая смена. К газете — не протолкаться. Приходящие, работая локтями, пролезали вперед, глядели и начинали хохотать. Потом выбирались из толпы и бежали по классам — оповещать тех, кто еще не видел. Шумели:

— От здорово! Кто это так, а?

— А Вовка-то, Вовка!.. И нос!

— Озирается, как бы кто не увидел! А вон тот в руках папироску прячет!

— А похож, а? Вовка, ты похож? Ну, говори — похож? Скажешь, не похож?

— Да похож… Подумаешь… Только я никогда с земли окурков не поднимал — неправильно…

— Не поднимал? Не поднимал? А позавчера—не поднимал? За школой — забыл?

— Это я свои… Еще утром положил…

— То-то — «положил»! Это там свои или не свои — я не знаю. Поднимал — и все!

Кто-то увидел Женю:

— Вот он! Ура-а-а! Художник!

— Он, да?

— Он самый! Ух, Женька, здорово!

— Женька, Женька! Поздравляю, Женьк!

Женю обступили со всех сторон, поздравляли. Вдруг, откуда ни возьмись, появился мальчишка, что гнался вчера за ним до самого подъезда, протолкался вперед и ехидно сказал:

— А себя-то художник забыл нарисовать! Сам-то курит получше всех — да!