A moon gate in my wall: собрание стихотворений - Мария Визи
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
1929
128. You Are God's Day. Alexander Blok[91]
You are God's day. My dreams, I know,are eagles crying in the sky.In shining beauty's wrath, they gothrough whirling tempests as they fly.
As arrow comes their hearts to rend,and each to mad destruction falls,yet in their fall — there is no endof praise, and utterance, and calls!
1929
129. «Твоей походки звук не встрепенет дорожки…»
Твоей походки звук не встрепенет дорожки,твоей улыбки блеск не упадет на снег,я только иногда надеюсь ведь немножко,но знаю глубоко, что ты ушла навек.
Я выйду в сад, что спит, я посмотрю на звезды,где высь так холодна, где Бога не достать…Скажи мне, для чего весь мир так странно создан?Но только не скажи, что мне напрасно ждать!
Не убивай мечты! Ведь то, что было, — было,ведь отблеск от звезды так на тебя похож!Пусть ночь, пускай зима цветы запорошила,но пусть надежда лжет, что ты еще придешь!
1926
130. «Тебя умчавшая гроза…»
Тебя умчавшая грозапрошла на дальний путь,в твои уставшие глазауже нельзя взглянуть.
И тихий, тихий небосклонпод мой уснувший кровне донесет, как прежде, звонтвоих поющих слов.
Но если так. где ты теперь,твой гимн еще не стих,— о, укажи мне эту дверь —ведь я не жду других!
1929
131. «Твои глаза — колдующие блики…»[92]
Г. И.
Твои глаза — колдующие бликипрославленной столетьями мечты,и песни — упоительные кликивесенних птиц из синей высоты.
Но ты ушла — на быстрой белой шхуне —и к берегам моим не повернешь;ведь все мои молитвы были втуне,и все твои обеты были — ложь.
И только оттого, что ты, я знаю,была почти печальней моего,я память о тебе не проклинаюи о тебе тоскую оттого.
1929
132. «Ты глядишь на меня из своей тишины…»
Ты глядишь на меня из своей тишины,из своей сокровенной ушедшей весны,ты глядишь, и ты знаешь, что в смертном краюя пою повторенную песню твою.
И до солнечной, грешной до этой землисветлым духом бесплотным слетя,ты поймешь, отчего, бесконечно грустя,я на небо смотрю из пыли —отчего так похожи молитвы моина умолкшие песни твои.
1929
133. «Змеиными бликами билась вода…»[93]
Володе Визи
Змеиными бликами билась вода,ты помнишь, в далеком порту,где бросили якори наши суда,и мы отошли в темноту.
В вечерней толпе мы бродили одни,и нас не окликнул никто.Сияли вверху небоскребов огни,ревели тревожно авто.
О, полночь, и холод чужих площадей,о, блески витрин и реклам,о, многие тысячи встречных людей,идущих к себе по домам!
И после — весь ужас безмерной тоски,когда мы, простившись, дошлипо докам пустынным, до шаткой доскина ждавшие нас корабли…
1928
134. «О, неужели в синем свете…»
Блоку
О, неужели в синем свете,когда на запад солнце канет,он не придет к моей планетеи больше песни петь не станет?
Он умер, — и ведь я не знаюни слов таких, ни заклинаний,чтоб возвратить земному краюхоть часть его очарований.
Не смерть его была бедою,а то, что я найти не в силахи окропить живой водоюего далекую могилу.
И я пол-жизни отдала бы,чтоб только знать на самом деле,что песнь моя — хоть отзвук слабыйего разбившейся свирели.
1929
135. «Случалось ли тебе рекой какой-то длинной…»
Случалось ли тебе рекой какой-то длиннойдалеко где-то плыть, куда — не знаешь сам,и видеть иногда, как крепости стариннойна склоне гор зубцы синеют здесь и там?
И знать, что ты — во сне и замки те — виденья,что в окнах их мелькнут и пропадут огни,и надо вечно плыть все дальше по теченьюи слов ничьих не ждать «пристань и отдохни!»
Я помню берега, высокий лес еловый,и быструю меня несущую струю,и тихий неба свод, спокойный и лиловый,такой, как не найти нигде в другом краю.
Но замков тех немых таинственные стены —о, трудно рассказать, как больно помнить мне,как будто это там, измучены и пленны,живут мои мечты в своем старинном сне…
1929
136. «Есть в судьбе какая-то слитность…»
Есть в судьбе какая-то слитность:если грусть — то грустно всегда.В страшный край, где кончится бытность,черным током льется вода,
все бежит мохнатой пещерой,по змеистым руслам земли,навсегда распрощавшись с верой,что забрезжится свет вдали.
Знаю я, — как время настанет,я ударюсь о землю лбом,и душа в небытье предстанетв грязь затопленным соловьем,
и когда распадутся узыпри последнем вое трубы —будет видно сердце медузы —глупой, злой и жадной Судьбы.
1923
137. «Я больше песни петь не буду…»
Я больше песни петь не буду,прости меня, что я хочууйти к неслыханному чудуи жечь незримую свечу.
Для самых пламенных моленийя белой ризой облекусь,и вот, царевна, на коленипред этим чудом опущусь.
Я знаю, я забуду скорослова тревожные твоии для невидимого хоралюдские брошу колеи.
Моих напевов звонко-струнных,моих веселых серенаду голубых колонн и лунныхтебе нигде не повторят;
но ты пойди с сумой по свету,весь мир земной исколеси,забудь меня, меня уж нету,и, нищий, крох чужих проси.
1929
138. Winds From Afar Did Bring. Alexander Blok[94]
Winds from afar did bringhints of a song of spring.Patches of sky somewhereopen their depth and glare.
There in the azure deep —twilight of spring that's near —tempests of winter sweep,starry visions appear.
Timidly weep my strings,somber and deep they are.Resonant wind, that bringssongs you sing from afar.
1929
139. «The glamour of a death when crowds assemble…»[95]
W.F.
The glamour of a death when crowds assemblewomen and men, who hide their eyes to weep, —the prayerfulness of death, when organs tremble,wrenching a groan from out their very deep —
Ribboned and gilded wreaths and marble benches,where all the dead one's friends will talk so muchabout their dead, until existence quenchesthe sudden gap, — your death was not of such.
Nothing to say, in no one to confide.Flowers that grow a-plenty on the lawnwhere you have walked — I know those flowers sighedbecause a face they used to see was gone.
Crossing the murky sky from shore to shore,you came and went, a golden meteor,and all that's left of my predestined pathwill be a long and useless aftermath.
1927
140. «В одном моем привычном сне…»
В одном моем привычном снеесть место странное такое,в залитой солнцем тишине,и ничем не тронутом покое:
травой покрытая гора,и в даль идут другие горы,и облака из серебравыводят по небу узоры.
И я на склоне там стою,не знаю, плачу или рада,— что в том задумчивом краюмне никого уже не надо.
1929
