Взаперти - Кейли Лора

А ведь он был прав. Полянский говорил так уверенно, что я и не думал юлить.

– Не переживайте, – ухмыльнулся он, – в поезде, где орудует убийца, вор – не худший человек.

Полянский ещё раз осмотрел труп.

– Можете определить, какой калибр? – спросил он меня.

– Я? С чего это вы решили, что я могу?

– Ну мало ли, что вы умеете.

– Думаю, не больше, чем вы. – У меня уже свело челюсть от ненависти к этому докторишке.

– Ладно, не кипятитесь, Берроу, обстановочка не из приятных. Я напуган не меньше вас. А здесь, похоже, стреляли из кольта.

Он приоткрыл жилет пассажира, оголив голубую рубашку, окровавленную до брюк.

– Значит, у убийцы и нож, и пистолет?

– Полный арсенал…

Нас было семеро. До настоящего момента.

Потому что, когда мы все, наконец, собрались, не хватило уже одного.

– Ну и кого среди нас нет? – спросил Полянский.

– Вы хотите сказать, тот и убийца? – спросил кто-то из пассажиров.

– Я хочу сказать, что теперь нам стоит держаться вместе.

– Господина из второго купе, – сказала Хосефа.

Всё это время, пока остальные метались по коридору, пытаясь выломать двери, вспомнить молитвы и сорвать неработающий стоп-кран, Хосефа стояла возле окна, всматриваясь в густую метель. По виду ей было уже получше. Когда страх пожирает всех, а не только тебя одного, безысходность постепенно уходит. Мне казалось, она была даже рада тому, что теперь ни я, ни Полянский не считали её слова ложью. К ней и правда кто-то приходил, она и правда не резала себя сама, всё, что она говорила, было правдой, странной, но что ж с того?

– Вы его знали? Пассажира из второго купе? – спросил я Хосефу.

– Нет. Он только помог мне подняться. Здесь жутко неудобные ступени, – сказала она, чуть подёргивая правым плечом.

– Как он выглядел? – спросил Полянский.

– Невысокий, в коричневой шляпе…

– Он прикрывал ей лысину. Этот господин был от нас за стенкой, – сказал старик, подслушавший нас.

Он прижимал к себе маленькую девочку лет четырёх. Она уже почти не плакала, только всхлипывала иногда.

– Ваша внучка? – спросил я.

– Да, – кивнул седовласый мужчина.

– Но ведь вагон заблокирован, – вмешалась меланхоличная женщина, теперь уже вдова умершего от отёка господина, чей труп заботливо везли до следующей остановки.

– Да, он не мог далеко уйти, – согласились все хором.

– А может, ключи у него? – спросила она.

– Простите, – обратился я к ней, – а ваш муж, я хотел спросить, у вашего покойного мужа была до того аллергия?

– Нет, никогда, – всхлипнула миссис Салливан и промокнула глаза платком.

– Дело в том, что доктор считает, что его отравили.

– Не обязательно, – сказал Полянский, – без вскрытия ничего не доказать.

– Вы думаете, Генриха тоже убили? – ахнула несчастная женщина.

– Я думаю, что кто-то может быть следующим, – сказал Михаэль.

– Всё это бред. – В купе прошёл сутулый мужчина в маленьких, будто детских, очках, ботаник лет сорока. – По-моему, очевидно, что убийца заблокировал двери, после того как убил, значит, исчезнувший господин никак не мог им оказаться.

– Не мог, вы правы. Так оно и есть: ушёл и запер нас, – гудела толпа.

Этот умник, где же я его… Ах да, мужчина в бежевых туфлях, он заплатил за билет дважды и всё ворчал о том на перроне.

– Насколько мне известно, блокировка вагонов возможна только из кабины машиниста! – сказал старик.

– Смотря какой поезд, совсем необязательно…

Люди начали спорить, приводя аргументы, вспоминая технические характеристики поездов, будто отвлекаясь на время в поиске новых ответов от истинного положения вещей.

Я смотрел на Хосефу и не мог отделаться от навязчивой мысли – мне казалось, что убийцей могла быть она. Так оно и бывает во всех детективах, убийца тот, от кого меньше всего ждёшь. Ну как ждать плохого от такой милой девчонки, жертвы маньяка, покалеченной, еле живой. Скорее можно ожидать того от ботаника в мелких очках, или от этого старика, или… Я оглядел всю толпу, и мне вдруг показалось, что убийцей мог быть каждый из них.

– Предлагаю нам всем раскрыть карты, – сказал я, – кто есть кто и зачем едет в Нью-Дем.

– Я еду не в Нью-Дем, – протиснулся господин в мелких очках, – мне выходить через час, на следующей станции.

– Да, мы бы тоже там вышли, – сказал старик с ребёнком.

Было понятно, что у всех резко изменились планы, и единственное, чего им хотелось – это покинуть этот поезд хоть сейчас.

– Выйти можно только при одном условии, – сказал Полянский и посмотрел в окно, а потом на меня.

Я почувствовал, как вибрация под ногами нарастает, и если раньше за окном ещё были видны столбы, то сейчас не было видно почти ничего.

– При каком ещё условии? – спросил господин в очках.

Ему, наверное, было хуже всего. Ведь для того, чтобы оказаться в этом кошмаре, он заплатил дважды.

– Если поезд вообще остановится, – уже совершенно спокойно сказал доктор.

Все, кто был в этом купе, разом переглянулись.

– Я думаю, нам здесь уже нечего делать, – сказал доктор и закрыл пассажиру глаза.

Люди вышли в коридор и выстроились возле окон. Никто не хотел садиться на свои места, а уж тем более спать и закрывать двери.

– И что, никто ничего не слышал, перед тем как убили этого бедолагу? – спросил старик.

– Я слышала, в коридоре кто-то бегал, – сказала вдова.

– Это были мы, – ответил Полянский, – я и мистер Берроу. Мы как раз проверяли, открыты ли двери.

– Значит, во время убийства вы двое были в коридоре и не видели никого? – смотрел на нас старик с ребёнком.

Все молчали.

– Как же он тогда вышел, этот убийца? – всхлипывала вдова. – Он же должен был как-то уйти? Не мог же он просто исчезнуть из купе этого господина.

– Самоубийство? – предположил ботаник.

Все молчали.

– Исключено, – сказал Полянский.

Никто не спрашивал почему. И только мы знали про Хосефу: два самоубийства в одном купе – это ещё менее реально, чем убийца в поезде.

– Я думаю, будет лучше, – сказал всё тот же ботаник, – если двери в наших купе закрываться не будут.

– Почему это так лучше? – спросила вдова.

– Мы будем слышать друг друга. А может, и видеть, – сказал он. – Не знаю, как вы, а я намерен спать вот прямо здесь, в этом самом коридоре. Я, знаете ли, не люблю подозрений так же сильно, как любой опасности, и если все будут видеть, что всю эту ночь я проспал здесь, а под утро умрёт ещё кто-то, то я буду вне подозрений.

– А если умрёте вы? – спросил старик.

– Тогда я буду последним, кого можно будет подозревать, – вздохнул он. – Или вы мне уже угрожаете?

– Никому я не угрожаю, – почесал тот седой подбородок. – О подозрениях начали говорить вы, а не я.

Девчушка всё это время была у старика на руках и тоже чесала щёку, поцарапавшись о грубую щетину деда.

– А вы думаете, никто из нас, – указал на всех пальцем ботаник, – не подозревает соседа? Я буду спать в коридоре! Так себе здесь и постелю!

– Я думаю, это лишнее, – сказал Полянский. – Никто не может выйти из вагона, собственно, как и зайти.

– Но кто-то может исчезнуть, – сказала вдова.

– А мы осмотрели все купе? – спросил я.

Мистер Хилл, как звали вежливого господина в шляпе, как оказалось, и правда исчез. По его документам, найденным в его же сумке, ничего интересного узнать не удалось: Роберт Хилл, 48 лет. Мы перерыли буквально всё, каждое купе, каждый угол тамбура, но ничего не нашли.

Следов крови или борьбы на его месте или где-то ещё, помимо купе с трупом, не было. Не знай мы обо всём этом кошмаре, то подумали бы, что он просто перешёл в другой вагон.

Мог ли он быть убийцей, я не знал, но то, что документы он с собой не забрал, говорило о его скоротечном, а может, и ненамеренном исчезновении.

– Ну и что? – спросил Полянский, разглядывая документы мистера Хилла. – С чего вы решили, что оставленный паспорт говорит о невиновности человека?