Час Ноль - Агата Кристи

Томас опустил глаза. Его пальцы вертели трубку.

— В надежде на это я и приехал, — признался он.

IV

Хэрстл, престаревший дворецкий, отер платком лоб. Когда он появился в кухне, кухарка, миссис Спайсер, едва взглянув на него, спросила, что это с ним случилось.

— Выносить все это и оставаться спокойным я не в силах, и это сущая правда, — сказал Хэрстл. — Смею заметить, у меня такое чувство, что все, что говорится и делается в этом доме в последнее время, на самом деле означает совсем не то, что кажется на первый взгляд, если вы понимаете, что я имею в виду.

Миссис Спайсер, видимо, не понимала, что он имеет в виду, поэтому Хэрстл продолжал:

— Мисс Олдин вот сейчас, когда они сели за стол, сказала: «Вот мы все и собрались наконец», — и от этих слов у меня все похолодело внутри! Будто дрессировщик собрал диких животных в клетке, и дверца — клац! — захлопнулась. Вдруг ни с того ни с сего мне почудилось, что мы все оказались в ловушке.

— Скажете тоже, мистер Хэрстл, — отмахнулась от его слов миссис Спайсер. — Вы, наверное, просто съели чего-нибудь.

— Пищеварение тут ни при чем. А вот то, что все как на иголках, — при чем. Входная дверь стукнула, так миссис Стрэндж — наша миссис Стрэндж, мисс Одри, — вздрогнула так, словно ее подстрелили. Опять же эти молчания. Что-то в них есть не то. Будто все вдруг ни с того ни с сего боятся слово вымолвить. А потом всех словно прорвет — разом начинают говорить первое, что придет в голову.

— Да, так ведь и есть отчего смутиться.

— Две миссис Стрэндж в доме. Это неприлично, вот что я вам скажу!

Тем временем в столовой установилось то самое молчание, о котором только что говорил кухарке Хэрстл.

С видимым усилием над собой Мэри Олдин повернулась к Кэй и сказала:

— Я пригласила вашего друга, мистера Латимера, пообедать с нами завтра вечером.

— О, спасибо, — ответила Кэй. Невил переспросил:

— Латимер? Он разве здесь?

— Он остановился в отеле «Истерхед Бэй», — сказала ему Кэй.

— Мы могли бы все вместе съездить туда как-нибудь на днях и пообедать, — предложил Невил. — До которого часа ходит паром?

— До половины второго, — ответила Мэри.

— Я полагаю, по вечерам там танцы?

— Большинству отдыхающих уже лет по сто.

— Не очень-то весело твоему приятелю, — заметил Невил, обращаясь к Кэй.

Мэри поспешила вмешаться:

— Мы могли бы как-нибудь выбраться в Истерхед Бэй купаться. Вода еще совсем теплая, и там чудесный песчаный пляж.

Томас, наклонившись к Одри, вполголоса предложил ей:

— Я собирался завтра прокатиться на яхте. Хочешь поехать со мной?

— Да, с удовольствием.

— А почему бы нам не поехать всем вместе? — сказал на это услышавший их разговор Невил.

— Если не ошибаюсь, ты говорил, что собираешься играть в гольф, — заметила Кэй.

— Я и правда подумывал выйти на поле. Третьего дня игра у меня совсем расклеилась.

— Какая трагедия! — съязвила Кэй. Невил ответил добродушно:

— Что ж, гольф — игра трагическая. Мэри спросила Кэй, играет ли она в гольф.

— Да, теперь все играют.

Невил добавил:

— У Кэй дело бы пошло просто замечательно, приложи она хоть каплю старания. Задатки у нее превосходные.

Кэй повернулась к Одри:

— А вы спортом не увлекаетесь, не так ли?

— Практически нет. Разве что немного играю в теннис, но я такая трусиха.

— Ты по-прежнему играешь на фортепиано, Одри? — спросил Томас.

Она отрицательно покачала головой.

— Нет, последнее время нет.

— У тебя раньше неплохо получалось, — похвалил ее Невил.

— Я всегда думала, что ты не любишь музыки, Невил, — заметила Кэй.

— Просто я в ней совсем не разбираюсь, — небрежно ответил он. — Меня всегда удивляло, как Одри могла взять октаву: у нее такие маленькие руки.

Он как раз смотрел на них, когда она клала на стол свой десертный ножичек и вилку.

Одри слегка покраснела и быстро проговорила:

— У меня очень длинный мизинец. Наверное, поэтому.

— Значит, вы самолюбивая, — сказала Кэй. — У тех, кто больше думает о других, мизинец всегда короткий.

— В самом деле? — спросила Мэри Олдин. — Тогда я не самолюбивая. Посмотрите, мизинцы у меня совсем короткие.

— Я уверен, вы очень много думаете о ближних, — сказал Томас Ройд, смотря на нее долгим внимательным взглядом.

Мэри покраснела, потом торопливо продолжила:

— Ну-ка, кто из нас самый несамолюбивый? Давайте все сравним мизинцы. Мои короче, чем у вас, Кэй, но с Томасом, я вижу, мне не тягаться.

— Вам обоим далеко до меня, — поддержал игру Невил. — Посмотрите-ка.

Он вытянул руку.

— Это только на одной руке, — отметила Кэй. — Левый мизинец у тебя короткий, зато правый — гораздо длиннее. Левая рука означает то, что вам дано от рождения, а правая — то, что вы сами делаете со своей жизнью. Вот и получается, что родился ты несамолюбивым, но со временем стал эгоистом.

— Вы умеете гадать, Кэй? — заинтересовалась Мэри Олдин. Она протянула свою руку ладонью вверх. — Гадалка однажды предсказала мне, что у меня будет два мужа и трое детей. Придется мне поторопиться! Кэй пояснила:

— Эти маленькие перекрестья — не дети, а путешествия. Это значит, что вам предстоят три путешествия по воде.

— Тоже маловероятно, — заметила Мэри Олдин.

Томас Ройд спросил ее:

— А вы много путешествовали?

— Нет. Можно сказать, совсем не путешествовала.

— А вам бы хотелось?

— Больше всего на свете.

С присущей ему несуетливой обстоятельностью Томас представил себе ее жизнь. Все время у постели старой женщины. Спокойная, тактичная, прекрасная хозяйка. Он с любопытством спросил:

— Давно вы живете с леди Трессилиан?

— Почти пятнадцать лет. Я переехала сюда, когда умер мой отец. Несколько лет перед смертью он был совсем беспомощным инвалидом.

Затем, догадавшись, что именно хотел бы знать Томас, она добавила:

— Мне тридцать шесть лет. Вам ведь об этом хотелось спросить, не так ли?

— Верно, об этом я и думал, — признался он. — Видите ли, вам можно дать сколько угодно лет.

— Весьма двусмысленное замечание!

— Пожалуй, да. Но я не хотел вас обидеть.

Его задумчивый взгляд опять задержался на лице мисс Олдин. Она нимало не смутилась: этот взгляд был лишен какой-либо нарочитости — он выражал подлинный глубокий интерес. Заметив, что глаза Томаса разглядывают ее волосы, она коснулась рукой седого локона.

— Это у меня с самой молодости, — просто сказала она.

— Мне нравится, — сказал Томас Ройд так же просто.

Он продолжал смотреть на нее. Наконец она спросила с несколько деланной веселостью:

— Ну и каков же вердикт?

— О, простите, с моей стороны, наверное, было бестактно так смотреть. Я размышлял о вас — какая вы на самом деле.

— Ради бога, оставим это, — она поспешно поднялась из-за стола. Взяв под руку Одри и направляясь в гостиную, сообщила на ходу:

— Старый мистер Тривз тоже придет завтра обедать.

— Кто он? — спросил Невил.

— Он привез рекомендательное письмо от Руфуса Лорда. Чрезвычайно почтенный джентльмен. Он остановился в «Бэлморал Корте». У него больное сердце, и на вид он очень слаб, но голова у него совершенно светлая. Кроме того, среди его знакомых есть множество интересных людей. Он был адвокатом или барристером — уже не помню точно кем.

— Все здесь такие ужасно старые, — пожаловалась Кэй.

Она стояла прямо под торшером. Томас взглянул в том направлении и с тем же неторопливым, заинтересованным вниманием, которое уделял всему, что попадало в поле его зрения, принялся рассматривать ее.

Он неожиданно был поражен ее пронзительной, чувственной красотой. Красотой живых красок, брызжущего через край торжествующего жизнелюбия. Он перевел взгляд с нее на Одри — бледную, похожую на ночную бабочку в своем серебристо-сером платье.

Томас улыбнулся про себя и пробормотал:

— Белоснежка и Алая Роза.

— Что? — У его локтя появилась Мэри Олдин. Он повторил свои слова.

— Как в старой сказке, помните?

Мэри кивнула:

— Очень удачно вы это подметили…

V

Мистер Тривз с удовлетворением потягивал портвейн из своего бокала. Превосходное винцо. И обед приготовлен и подан безукоризненно. Совершенно очевидно, что у леди Трессилиан никаких трений со слугами не возникает.

Да и дом содержится превосходно, несмотря на то, что хозяйка прикована к постели.

Разве что вот дамы остались за столом, когда подали портвейн. Он предпочитал старомодные порядки. Но эта молодежь все делает по-своему.

Его глаза задумчиво рассматривали яркую, необыкновенно красивую женщину, которая была супругой Невила Стрэнджа.

Сегодняшний вечер был вечером Кэй. Ее жизнерадостная красота светилась и сияла, затмевая мягкое пламя свечей, которыми освещалась комната. Рядом, склонив к ней гладкую темноволосую голову, расположился Тэд Латимер. Он подыгрывал ей. Кэй чувствовала себя победительницей и смотрела вокруг с торжеством во взоре.