Конец эпохи Тюдоров - Виктория Балашова

– Ты хочешь похоронить его там же, где похоронен малыш Роберт? – Вопрос вырвался сам собой: я пребывала в уверенности, что похороны графа будут привилегией королевы.

– Это воля моего мужа, – произнесла мама чуть громче. – Граф завещал похоронить себя возле сына. Рядом похоронены его предки. Он всегда любил Уорик.

У меня выбора не оставалось, как только ехать на следующий день с мамой. На пышные похороны денег не было. Их не осталось даже на скромные похороны, но друзья графа помогли вдове устроить Дадли подобающее прощание.

В соборе Святой Марии собралось несколько человек. Я вспомнила такую же малочисленную свадьбу мамы в Кенилворте десять лет назад. Казалось, с тех пор прошла вечность.

«Ах, если бы отец остался жив!» – думала я возле могилы графа Лейстера.

Слухи об организации графом убийства Уолтера Деврё не утихали, несмотря на проведенное расследование. «Я должна простить его. Господи, помоги мне простить человека, чья жизнь на земле уже закончилась. Только тебе известно, действительно ли виновен граф в смерти отца».

Отныне два Роберта покоились рядом: сын и отец. Судьба не была милостива к Дадли. Осталось проявить милость мне. Я перекрестилась и глубоко вздохнула. Вместе с графом я похоронила часть своего прошлого. Стало ли легче на душе? Пожалуй…

– Королева не покидала спальни несколько дней, – рассказал мне Роберт о том, что происходило в Ричмонде в мое отсутствие. – Лорд Берли распорядился взломать дверь.

– А королева? – я представить не могла, как Уильям Сесил решился на такое.

– Она поблагодарила лорда. «Англия не должна оставаться без королевы, даже если умер один из ее благороднейших подданных», – примерно эти слова произнесла Елизавета, когда дверь в ее комнату открылась.

– Будет ли она оплачивать долги графа?

– Пока об этом нет и речи. – Роберт покачал головой. – Королева лучше к матери относиться не стала. Граф незадолго до смерти прислал ей письмо, которое Елизавета хранит, как драгоценную реликвию в своем ларце. Ее Величество продолжает считать Летицию «волчицей», обманом затащившую графа под венец. Последнее письмо Дадли, считает королева, доказывает, перед смертью он думал лишь о ней, а вовсе не о своей коварной супруге.

– А ты как думаешь, Робин?

– Я всегда хорошо относился к графу. – Брат провел рукой по узкой бородке. – Меня не интересуют его взаимоотношения с женщинами. С его помощью я получил отличное образование и был представлен королеве. Я постараюсь ей заменить Дадли. Она и вправду страдает.

О матери Роберт не сказал ни слова. Он изменился, мой брат. Жизнь при дворе меняет многих. Его взгляд стал холоднее, голос жестче. Или он просто повзрослел? Я не уверена. Но рядом со мной больше не было младшего брата. Рядом стоял высокий, красивый, уверенный в себе мужчина с неизменно горделивой усмешкой на лице…

1589 год

Роберт был уверен, королева считает его трусом, недостойным великих свершений на поле битвы. Она не позволяла ему даже думать об участии в планируемых военных сражениях против Испании.

– Мне надоела жизнь при дворе, – жаловался брат. – Надоели глупые фрейлины с их вечными интригами, хихиканьем, кокетством. Надоели приемы, танцы, охота. Дрейк готовит новый поход, а мне Елизавета запретила идти вместе с ним.

– Она боится потерять тебя, Робин, – неожиданно для самой себя я начала защищать Ее Величество. – Ее верный фаворит умер, и она не хочет рисковать твоей жизнью.

– Я не выдержу постоянного пребывания при дворе! – Роберт, как всегда, стоял, возвышаясь надо мной могучей горою. – Она должна понимать: меня нужно отпускать время от времени. Если мне не позволят ехать, я сбегу!

В Роберте я не сомневалась: если захочет – сбежит. Он держался с королевой на равных, без подобострастия, присущего большинству придворных. Порой даже дерзил, но ему все сходило с рук. Елизавета его прощала, и это раздражало двор. С другой стороны, у Роберта было несколько близких друзей, которые его искренне любили. Они вполне могли помочь ему сбежать с Дрейком.

Чуть позже Роберт столкнулся с новой напастью. Собравшись в поход, он совсем не подумал о деньгах. Королева не изменяла себе – кампанию финансировали сами участники. Вкладывать деньги в сомнительное предприятие никто не торопился: прибылью на этот раз не пахло.

– Зачем Дрейку странная затея с возвращением на престол короля Португалии? Зачем ему лавры военные, когда он их уже получил, разгромив в прошлом году Армаду? – недоумевала я.

Роберт, хоть и считал женщин наиглупейшими созданиями, счел нужным объясниться:

– Армада вернулась к испанским берегам в плачевном состоянии. Всего половина кораблей добралась до родины, и те нуждаются в ремонте. Мы имеем хороший шанс разгромить их до конца. Поговаривают, испанский король планирует нанести второй удар по Англии. Он будет заниматься ремонтом кораблей и сбором новой Армады. Дрейк не хочет ждать, пока Филипп подготовится. Сейчас самое время нанести удар по остаткам кораблей, скопившихся в Сантандере. Затем, сэр Френсис пойдет к Лиссабону и Азорским островам. Есть возможность прославиться и разбогатеть!

– Кстати, интересный вопрос: откуда ты возьмешь деньги, чтобы пуститься в плавание? – Я не удержалась от ехидства.

Плачевное состояние наших финансов не являлось ни для кого секретом. Нас с Дороти содержали мужья, а вот положение Роберта мало чем отличалось от маминого. Наследства, доставшегося ему от отца, едва хватало на покрытие повседневных расходов. А после графа Лейстера остались одни долги.

– Я договорился. Мне дадут денег в долг.

– Опять в долг. Роберт! – Я не верила своим ушам. – Как можно повторять ошибки, которые до тебя уже совершили другие люди!

Тем не менее вскоре стало понятно: Англия серьезно готовится выступить. Королева вопреки обыкновению выделила четверть необходимой суммы. Часть денег поступила от голландцев, кровно заинтересованных в окончательной победе над испанцами. Остальное вкладывали такие же, как Роберт Эссекс, знатные люди Англии и торговцы.

К выходу в море подготовили шесть королевских галеонов, шестьдесят голландских быстроходных судов и двадцать пинасов. Моряков, солдат и командующих набралось около двадцати четырех тысяч. Назвали флот Английской Армадой.

Конечно, я не разбираюсь в тонкостях военных действий. Я лишь пересказываю услышанное при дворе и рассказанное самим Робертом. Великим планам не суждено было сбыться. Но все по порядку. Собранный флот стоял в портах в ожидании попутного ветра. Появлялось подозрение, что Господь препятствует выходу в море англичанам точно так же, как год назад препятствовал испанцам. Нам повезло тогда. Не стоило ли остановиться? Я молчала, а те, кто вложил деньги в предприятие Дрейка, волновались не на шутку.

В этом месте придется немного отвлечься на дела семейные. Мама не уставала нас удивлять и в мае вышла замуж за Кристофера Бланта. Кристофер приходился родственником Чарльзу. Оба дружили с Робертом. Когда умер Дадли, брат попросил Кристофера помочь матери с похоронами. Так они и познакомились. Мама была старше третьего мужа на пятнадцать лет. Кроме того, он являлся близким другом ее сына. Я постаралась проявить понимание и маму не осуждать. Если уж Роберт не считал этот брак чем-то странным или выдающимся, то к чему мне высказываться против.

Мама, однако, посчитала нужным со мной объясниться. Когда я приехала к ней поделиться новостью – муж добился своего, и я забеременела во второй раз – она заговорила о Кристофере.

– Ты, скорее всего, считаешь меня совершенно неспособной на сильные чувства, Пенелопа. Но это не так. Я страдаю, люблю и переживаю так же, как ты. Вы с Дороти меня осуждаете. Я вижу это по вашим глазам, пусть слова и не высказаны вслух. Вы считаете меня виновной в смерти вашего отца.

Я изо всех сил мотала головой, но мама продолжала говорить, не обращая внимания на мои попытки ее остановить.

– Когда я выходила замуж в первый раз, была счастлива. Поверь. В отличие от тебя. Да, я прекрасно помню, что тебя мы выйти замуж заставили. И то мой грех, за который расплачиваюсь своей несчастливой судьбой.

Пересев к матери поближе, я взяла ее руки в свои и сжала их, показывая, что не держу на нее зла. И в самом деле, я бы не считала себя такой уж несчастной, если бы не настойчивое желание мужа делить со мной постель. Забеременев, я освобождалась от тяжкой обязанности всего лишь на несколько месяцев вперед…

– Мы с Уолтером любили друг друга. Мы были молоды и наслаждались жизнью вдвоем. Шло время. Люди меняются, Пенелопа. Яркие краски молодости выцветают, уступая место новым оттенкам. А новое – не всегда достойная замена того, что было. Я не виню твоего отца. Я тоже менялась. Рождение детей давалось мне с большим трудом. Я плохо переносила беременность, с чудовищной болью рожала. Уолтер хотел мальчика. Наследника. Его нельзя не понять. Но и после рождения Роберта он не прекратил попыток подарить миру детей. Я стала избегать мужа. Я радовалась, когда он уезжал из дома.