Переплут и Бурмакин - Крыласов Александр

Офисные работники разом остолбенели, словно поражённые нервно-паралитическим газом.

– А мне что – никто виски не нальёт?

– А-а-а! О-о-о! У-у-у! – понеслось со всех сторон, – Глеб Игоревич, идите к нам! Лучше к нам! Мы не виноваты, это в автоматах какой-то сбой произошёл!

– Сегодня все празднуем, – сановито пробасил Кандауров, – а завтра мы поставщикам кофейных автоматов и кулеров счёт-то выставим. За коллапс нашей производительности труда…

– Ура! – заголосили довольные сотрудники, – выпьем за нашего Глеба Игоревича! За его мудрое решение!! Ура-а-а!!!

Хозяин чокнулся с подчинёнными и ляпнул стаканчик дармового виски. (Вискарь оказался дорогим и забористым, уж Кандауров-то разбирался). К нему подошёл Хоттабыч и взялся обсуждать рабочий процесс. Рассолодевший Глеб Игоревич принялся поучать Зайнетдинова.

– Нашему холдингу нужно менять идеалы и людей. Мысли пусть остаются прежние.

– Это да, – согласился Инвер Фаттахович, не ведая, что полчаса назад пополнил своим немолодым телом армию безработных.

– Коллектив является посредником между властью времени и личностью. Коллектив всегда прав, даже если не прав. Он может ошибаться, но время его не накажет, а лишь даст возможность исправить ошибку. Можно убить личность, но коллектив убить невозможно. Только время может разрушить коллектив, но это не будет убийство. Коллектив просто распадётся, причём все останутся живы…

К Глебу Игоревичу подкрался Пучеглазов с целью чокнуться и выпить на брудершафт абсента. Кандауров, решив воздержаться и от братания и от абсента, снова повернулся к Хоттабычу.

– На чём, бишь, я остановился?

– Только время может разрушить коллектив, но это не будет убийство. Коллектив просто распадётся, причём все останутся живы, – напомнил Зайнетдинов.

– Кто это сказал? Чумоданов? Косолапов? Чушь. Бред сивой кобылы. А… это я сказал? Тогда всё верно.

Кандауров пропустил ещё пару стаканчиков и принялся делиться взглядами на жизнь.

– Я воздействую на коллектив и жду, чем всё это кончится.

– Это да.

– Я хочу, чтобы все работали, а кто-то один отдыхал. И я даже догадываюсь, кто это.

– Это да, – заладил Зайнетдинов.

Рядом Косолапов и Вислогузов беседовали о своём, об офисном.

– Что ты всё время ноешь? – негодовал Косолапов.

– Ничего.

– Тебе деньги нужны? Или тебе работа нужна?

– У меня сейчас кризис, – скулил Вислогузов.

– Наконец-то ты допёр, что тебе будут платить за талант, – наседал Косолапов, – Глеб Игоревич, скажите, вы будете платить Вислогузову за креативность?

– За что ему платить? – обалдел Глеб Игоревич, – За креативность? Она бесценна.

Он клюкнул ещё вискаря и принялся философствовать.

– Мы вышли на новый уровень и сейчас взаимодействуем с внешним миром, мы сейчас работаем, как партия. А если мы вышли на новый уровень, значит, нужно возвращаться. Жизнь толкает нас в большой мир, и, если в этом мире, мы не будем закалённые, мы проиграем…

А Косолапов, между тем, упорно втолковывал Вислогузову.

– Бурмакин стал начальником отдела, он согласен протаскивать наши идеи.

– Да не будет он ничего протаскивать.

– Это не важно… я знаю, что не будет.

Вислогузов неожиданно упал на пол и принялся отжиматься. Косолапов с изумлением уставился на приятеля.

– Ты что, Олежек, очумел? По тебе дурдом плачет.

– Ну, хоть кто-то, – пропыхтел с пола Вислогузов.

– Вставай, не позорься.

Вислогузов поднялся и накатил ещё стаканчик текилы.

– Чувствую, что нервы ни к чёрту, вразнос всё идёт.

– Это ерунда, с каждым бывает, – утешил Косолапов.

– Ты лучше скажи, что мне делать? Я уже все варианты перебрал. Я не могу больше под Кандауровым сидеть.

– Ты должен через себя переступить.

– Я лучше через тебя переступлю, – хмуро возразил Вислогузов.

Мимо празднующих клерков пронёсся закодированный, а потому деловой и грустный Чемоданов.

– О-о-о, Тимоха! Как прошёл день?

– Как всегда – мимо.

– Что такое?

– Вы гульбените, а мне за вас вкалывай.

– Кто не пьёт, тот впахивает, – загоготал Косолапов.

– Посмотрим, как вы завтра будете веселиться, – мстительно каркнул Чемоданов.

– Завтра они будут в ногах у Кандаурова валяться и шишки собирать – хохотнул пьющий больше всех, но абсолютно трезвый «Бурмакин», – а сегодня пущай поколобродят.

Конец ознакомительного фрагмента.