Повесть о настоящем Шарике - Ринат Валиуллин

Начался второй тайм. Игра не вдохновляла. Ещё бы: сорок четыре ноги и все – мужские. От сна зрителей спасала только волна, которую то и дело пускали по раковине стадиона фанаты. Тренера бороздили периметр поля взад и вперёд, старожилы зелёных лужаек, словно дирижёры команд, размахивали руками. Они усердно топтали бровку, понимая, что зритель пришёл поболеть, что вылечить боль болельщика мог только гол.

– Дайте мне мяч, и я забью, если это так важно, – вновь закричал неугомонный Шарик. В его ушах шмель пошёл на третий круг, и Шарик уже собирался заменить его на «Танец с саблями», когда игра закончилась.

Через полчаса Шарик с Бобиком уже присобачились на балконе, допивали пиво, подсчитывая голевые моменты и зарплаты игроков под пение птиц. Когда тема футбола себя исчерпала, Бобик, как обычно, рассказал любимую историю. Шарик великодушно воспринимал повторы друга, тем более, что ему она тоже нравилась. Нравилась тем, что с каждым разом обрастала всё новыми подробностями:

– Она заехала на тротуар и неслась на меня со скоростью девяносто мыслей в секунду, я не успевал за ними. «Машина изящная», – всё что засело у меня в голове, бывают такие женщины, которых называют ещё роковыми. Им позволено даже давить людей: красота всё искупит, ей простительно. Видел бы ты только её большие томные фары, свет приглушённый, впечатляющий буфер. В общем, я послушно лёг под колеса, – показал пальцами кавычки Бобик.

Шарик улыбнулся в знак ясности сути происходящего и пикантности ситуации.

– Она проехала, не придав этому большого значения, умчалась дальше, – продолжил Боб. – Роман наш продлился не больше месяца. Мы познакомились на тротуаре, там и расстались – изящная она, я подавленный. Знаешь, как мы расстались?

«Знаю, конечно! Сто раз уже знаю!» – хотел крикнуть Шарик, так как уже соскучился по своему дому, но промолчал.

– Пальцы её были длинные, утончённые, из тех что оставляют отпечатки в душе, – начал Боб как всегда, издалека. – Так вот, указательным она легонько стукнула по сигарете: «Я больше тебя не люблю».

Шарик представил, как серая горстка пепла упала свежей могилкой. Девушка посмотрела сквозь бывшего на весь оставшийся мир, очаровательно им затянулась, заполнила место в душе, которое только освободилось. А Бобика окутала порция нового дыма.

– Где же была твоя интуиция?

– Ушла.

– Чего так?

– Ты же знаешь, что такое две женщины под одной крышей. Не ужилась с логикой.

– Хорошо, хоть крыша на месте, – понимающе посмотрел Шарик на своего друга.

Кот застрял в лифте, один. «Надо же было такому случиться, в кои-то веки собрался выйти сам по себе, и на тебе, – подумал он про себя. – Чёрт, сколько здесь теперь куковать одному, – погладил он языком свою грудку. – Без воды, без хозяина, без дома, без общества, без связи, без прессы, – рассуждал он, глядя на себя в зеркало. – Хотя одиночество – время подумать, время прикинуть, правильно ли, с теми ли я здесь живу. Один-одинёшенек», – он так думал, пока не увидел на стене муху, та куда-то торопилась и взвизгнула:

– Эй, вы! Да, вы рыжий, в полоску. Мужчина!

– Я? – посмотрел на неё Том, потом на себя в зеркало.

– Да, вы! Нажмите тревожную кнопку и вызовите лифтёра, сделайте же что-нибудь, мужчина.

И Том это сделал, всё, как она сказала.

Пока кот разговаривал с диспетчером, муха смотрела на него большими глазами и потирала лапки, будто замёрзла. Она молчала, пока вдруг не представилась:

– Жужа.

– А я Том.

– Очень приятно. Вы кем работаете?

«Типичный вопрос разведённой женщины», – отметил Том по инерции. – Я поэт.

– Кот-поэт? Никогда не думала, что поэзия может застрять в лифте. А как же её крылья?

– А как же ваши? – возразил тот, улыбаясь.

– Мои намочил ливень, – попыталась расправить она перепонки бессильно… – Не волнуйтесь, они скоро высохнут. И что вы пишете? – погладила Жужа своё лицо, как будто решила умыться воздухом.

– Стихи, – присел Том на корточки в поисках точки зрения, но нашёл лишь собственный хвост.

– Ах да, ведь поэты пишут стихи, глупо спросила. Хорошие? – пошуршала она крыльями, будто собиралась подлететь к нему ближе.

– Разве стихи бывают хорошие? – иронизировал кот. – Хотите, почитаю из свежего? – посмотрел на неё и подумал: «Как трудно смотреть мухе в глаза, то же самое, что смотреть на коричневую обивку дивана, пытаясь найти в ней что-то разумное».

– Извольте, что-нибудь раннее, я люблю с душком, – совершила она посадку на его плечо.

Тогда он прочёл ей из цикла «стихи о говне».

– Вы меня извините, но стихи говенные, – слетела она с плеча обратно на стену.

– Вы же сами хотели с душком, – расстроился Том такому повороту событий.

– Да. Но послушав, сразу становится ясно, что вы никогда не бывали там, в полном дерьме. Понимаете, чтобы писать о говне, надо пожить в нём хотя бы некоторое время, вы же живёте в квартире с отоплением и горячей водой, как вы можете рассуждать о высоком? Вот я жила, и я знаю, что это такое… Я могу вам устроить, если хотите, в моей куче есть свободная комнатка, – снова потёрла Жужа свои ручки.

– Жить в дерьме, только ради того чтобы писать о нём так же искренне и правдиво? Спасибо, конечно, пока не готов. К тому же меня ждёт хозяин дома, да и неудобно как-то стеснять вас, – снова посмотрел Том на своё отражение.

– Не любите критику? Я так и думала: поэт, это тот, который о любви, это тот, который пишет, чтобы его любили, вам же слава нужна, вот и влюбляйте, не трогайте то, что воняет, а то испачкаетесь, – взвизгнула подсохшими крыльями муха и вылетела в вентиляционную щель лифта.

Кот остался один ждать спасения, музы в виде лифтёра. Было время переварить горькую Жужину правду. Не знаю как на кота повлияло это знакомство, только после этого случая он ушёл в прозу.

Домой идти не хотелось. Тем более, получил какой-никакой аванс. Шарик решил зайти в ближайший кабак. Выпил кружку светлого нефильтрованного. Вдруг к нему подбежала болонка, видно было, что женщина не в себе:

– Не могли бы вы со мной переспать?

– Что за срочность? – хлебнул пива Шарик. Всякое бывало в его жизни. Он знавал такого рода женщин, взбалмошных и истеричных, любительниц устраивать сцены на публику. «Сейчас муж появится в самый неподходящий момент», – стал он озираться по сторонам.

– Мне нужно очень, – схватила его за лапу болонка. От неё пахло очень сладкими духами. Шарик не любил сладкое.

– Что-то случилось? – благородно поинтересовался он и снова отхлебнул. Благо время от времени можно было прятаться в кружке с пивом.

– Не случилось, стряслось. Вы допрашивать будете или поможете? – в этот момент к ним подскочил какой-то широкомордый кобель и, грозно взглянув на Шарика, схватил болонку за её кучерявое манто и поволок к выходу.

– Ах, ты шалава! Опять ты за своё!

Шарик дождался, пока они уйдут, заказал орешков и, запивая их пивом, стал рассматривать публику, двигая поочерёдно столики. Наконец, он приблизил к себе тот, что прятался в дальнем углу с одной цыпочкой, которая показалась ему привлекательной. Предложил ей выпить, она отказалась:

– Ну что ты мне можешь сказать, что нового?

«Как будто я собирался выступить с новостями, видимо, я ей просто-напросто не понравился», – подумал пёс про себя, а вслух произнёс:

– Просто хотел перезагрузить ваши чувства, вы же давно их не обновляли.

– Чувства… – вздохнула кокетка. – Да, были чувства, но это же так дорого… в конце концов выходит.

– Ну так мы будем знакомиться? – не было уже у Шарика никаких чувств, кроме одного, что он теряет время.

– Вы думаете, в этом есть перспективы? Вот мой бокал давно уже пуст, а вы даже не замечаете.

– Ах, да! Извините! – Шарик махнул лапой официанту, сделав знак повторить даме того же самого. – Перспективы есть, несомненно, но пока между нами дистанция, – сделал Шарик робкую попытку прижаться к незнакомке.

– Мне кажется, у нас так мало общего, – отодвинулась она. – О чём будем говорить? – глотнула она из фужера, который поставил перед ней гарсон.

– Давайте попробуем о любви.

– Вот видите, мы абсолютно разные, вам нравится говорить о ней, мне – заниматься…

«Чёрт, как я мог так ошибиться? – корил себя Шарик. – Она же здесь работает. Вот растяпа!»

– Вы сисадмином работаете?

– С чего вы взяли? – удивился Шарик.

– Вижу, как перезагружаетесь? – улыбнулась ему понимающе сучка.

– Да, нет. Просто вы настолько сексуальны!

– На сколько? – заинтересовалась она, поглаживая свою лапу.

– Не важно. У меня всё равно не хватит, – поклонился учтиво Шарик и вернулся за свой столик. Ещё одна кружка нефильтрованного залатала в его душе прокол. Когда он заказал третью кружку, в зал вошла приятной наружности гончая. Высокая, стройная, худая даже. Она огляделась и, увидев морду Шарика, подошла без промедления. Спина её упала на стул, но чуть раньше – пальто. Она спросила: