Контактер - Светлана Ягупова

— И зачем тебе все это? — недоумевала Мирка.

Если бы он знал!

— Ау? Где вы? — выдернула его из прошлого Стеклова.

Он вздрогнул.

— Простите, — крепко потер ладонями виски. — Значит, говорите, из Волногорска?

— А вы давно оттуда?

— Три года не был.

— И где же путешествовали?

— Не в загранплаваний и даже не с дипломатической визой. Зато исколесил всю страну.

— А я никак до Ленинграда не доберусь.

— Еще успеете. Я вот иногда думаю: куда бегу? еду? лечу? Зачем? Что впереди? Нет цели, нет и счастья. Разве что напитаешься чужим, вот какое-то время вроде бы и счастлив.

— Как вы сказали — напитаешься?..

Он смешался.

— То есть я хотел сказать, что лишь у чужого счастья и греешься. А между тем, есть люди… — Он смолк. Взгляд его застыл где-то вне комнаты, и Стеклова в ожидании подалась вперед.

— Ну-ну, какие люди? — подтолкнула в нетерпении.

— Есть люди твердых убеждений и ясной цели. Я бы не сказал, что их много. Большинство живет как бы по инерции, подталкиваемые чужими волями, желаниями, идеями. Но есть люди, сами вырабатывающие эти идеи, четко понимающие, для чего они посланы в этот мир. Единственная порода людей, которой я завидую.

— Что у тебя тут? — с порога набросилась на нее Березова. — Странно ты по телефону разговаривала. — Вошла в комнату и удивилась: — У тебя гость? Извини. Надо было предупредить. — Бросила в кресло сумку, сама плюхнулась в него.

Крупная, ширококостная, Березова в последние годы совсем утратила молодую грацию, перестала следить за собой, из-за чего у нее не раз случались ссоры со Стекловой. «Когда-то полдня тратила на то, чтобы „лицо сделать“, платье подобрать». — «Ну и что? Какой толк? — говорила в таких случаях Березова, обиженно поджимая тонкие губы. — Нетушки, теперь я лучше лишнюю книжку прочту, чем такой ерундой заниматься». И все это как бы в отместку мужчинам за то, что не замечают ее существования. Стеклова часто находила в ней чуткого, внимательного исповедника, всегда готового облегчить чужую душу. Вероятно, решила, что этот парень — ее поклонник.

— Знакомься, — сказала она и представила Коляна: — Мой странный знакомый.

— Странный? — Березова метнула в нее вопросительный взгляд.

Он встал, протянул руку:

— Колян.

— То есть Николай?

Упрямо повторил:

— Колян.

— Что ж, если вам нравится… — Березова пожала плечами. — А вы что, секретарем у Тани?

Стеклова знала, что подруга, хотя и сочувствует ей, поклонников ее не терпит, потому и приняла вызывающе задиристый вид.

— Ну, мать, это же находка — иметь такого мужика, — сказала Надежда без стеснения.

Стеклова усмехнулась — знала бы она, что это за мужик…

— А полы мыть умеете?

— Я все умею. Вы-то чем занимаетесь?

— Как? Вам до сих пор не доложили? — Березова была явно разочарована. Обычно Стеклова рассказывала о ней своим ухажерам, и ей это нравилось.

— Мы с Татьяной Васильевной познакомились всего два часа назад, выручил Стеклову Колян, — поэтому еще не успели поговорить о вас.

— А-а-а, — протянула Березова, — тогда другое дело. — Перевела взгляд с Коляна на подругу, затем опять на Коляна. — Я художница.

— Да? — удивился он. — Чем пишете, рисуете? Маслом? Акварелью? Или, может, углем?

— Всем понемножку.

— Выставлялись?

— В основном на областных. Кое-что шло на республику.

— Вид у вас не типичный для художницы, не богемный.

— Знаю. Наши девочки курят, ходят в джинсиках и вообще форсят. А я вот такая, бабистая. У меня и работы такие же — пишу земных, толстых, крепких баб, на которых мир держится. Словом, не современная.

Стеклова обняла подругу:

— Зачем наговариваешь на себя? Очень даже ты у нас современная и талантливая. Посмотрите, Колян, над столом ее работу. Это Надежда изобразила меня.

— В будущем, — заключил он, рассматривая выполненный углем портрет. Автограф все же поставлен.

— По-вашему, это лишнее?

— Искусство должно быть анонимным. Тогда уменьшится число халтурщиков и бездарей, останутся лишь те, кем движут высокие, бескорыстные мотивы.

— Все это не ново, — поморщилась Березова. — Уже слыхали.

— Между прочим, бескорыстнее всех графоманы, разные дилетанты от искусства, — вставила Стеклова.

— Анонимность привела бы ко всеобщей нивелировке, — Березова скучно откинулась в кресле.

— Разве лицо художнику создает его подпись под работой?

— И она тоже.

— Петрова от Иванова отличали бы по стилю, манере, а не по фамилии.

— Что-то порочное есть в этих мечтаниях. Книга без автора, балерина без имени. Таня, чего ты молчишь? Тут такую бомбу готовят искусству. Тебе хочется писать статьи без фамилии?

— Сегодняшний очерк я бы с удовольствием напечатала анонимно.

— Наверное, не получился, да? Вот видите, Колян, ваша теория на глазах терпит крах: в ход пойдет именно халтура, от которой вы жаждете избавиться, не будет ответственности художника перед людьми — без подписи не стыдно преподнести и ерунду.

— Со временем сознательность повысится, само мышление станет иным. За книги, скульптуры, художественные работы платить не будут, значит, корыстный момент отпадет и останется чистая, ничем не замутненная любовь к искусству.

Стеклова усмехнулась: кто бы рассуждал о сознательности…

— Небось на творческих хлебах сидите?

— Сижу. А что?

— Плохо это.

— Отчего же?

— Да оттого, что сделались миллионершей.

— Ошибаетесь. На хлеб насущный приходится зарабатывать в основном портретами на заказ, до миллионов и даже тысяч далековато.

— Я не о деньгах, я о времени, хотя время, как известно, деньги.

— Не очень ясно.

— Что же тут неясного? Птичница Ольга Андреева вкалывает на ферме ежедневно от сих до сих, а вы…

— Я тоже вкалываю, и еще как! — Полноватые щеки Березовой порозовели, и она стала похожа на обиженного ребенка.

— В свое удовольствие вкалываете.

— По-вашему, Андреева вкалывает без радости? — вмешалась Стеклова. Что за чушь! Она известнейший в области человек, депутат. Да откуда вам известно, что работа не помогает ей расти, не заполняет ее жизнь! Впрочем, я поняла вас. На ваш взгляд, только престижные профессии могут давать удовлетворение.

— Вовсе нет! — дернулся он. — Творческие, а не престижные.

— Сами-то вы кто? — спросила Березова.

Стеклова обомлела — вдруг возьмет да ляпнет, как ей?..

— У меня много профессий. Хотите, нарисую ваше лицо?.

— И все-то вы умеете, за все хватаетесь. — Стеклова обернулась к подруге: — Представь, очерк мне дописал. Теперь вот на твой хлеб покушается. — А про себя договорила: «Во всем воображает себя спецом, на самом же деле ничего толком не умеет».