Ночной кошмар Железного Любовника - Дарья Донцова

Тоня пожала плечами.

– Вопрос не ко мне. Анатоль человек со странностями. А теперь Сева умер, и квартира перейдет к Агате. Представляешь, сколько стоят пятикомнатные хоромы на Патриарших?

Дверь в спальню распахнулась без стука.

– Хочу знать, что случилось с моим мужем, – сердито сказала с порога Агата. – Почему мне ничего не рассказывают?

Гриша отвел глаза в сторону.

– В случае насильственной смерти…

– Мне плевать! Я хочу знать правду! – заорала молодая вдова. – Немедленно, сию секунду! Что произошло с Севкой?

Меня покоробило имя «Севка» в ее устах, и я сухо произнесла:

– Горе, как правило, плачет.

Вдова на секунду замерла, потом закричала:

– Что она говорит?

– Вы сейчас плохо изображаете скорбь, – спокойно заметила я. – Кстати, Азамат уже в курсе? Ваш любовник знает о кончине законного супруга? Впрочем, глупый вопрос. Естественно, Азамат слышал об этом.

Лицо торговки разом осунулось. Тоня и Григорий с нескрываемым удивлением уставились на меня, а я продолжила:

– Дорогая Агата, если мужчина погибает при странных обстоятельствах, то первой под подозрением оказывается его жена. И вот интересно, очень часто это самое подозрение перерастает в уверенность. Милые, верные, заботливые дамочки частенько отправляют на тот свет горячо любимых мужей. Что вы говорили Азамату, помните?

Агата молчала. Я укоризненно сказала:

– Глупо отрицать знакомство с парнем. Кстати, он очень красив, моложе вас, а на фоне Севы и вовсе смотрится Аполлоном. Азамат всем хорош, одна беда – он нищий, работает на рынке в лавке Маши, малюет ужасные картины вроде «Змей в сосновом лесу». Так вы вспомнили свою беседу с юношей? Она состоялась совсем недавно, буквально час назад.

Агата продолжала стоять столбом, не издавая ни звука. Но было видно, как ее правая ладонь, засунутая в карман юбки, вздрагивает, тонкая ткань не могла скрыть нервных движений пальцев. Я подошла к Агате почти вплотную.

– Ваше нежелание говорить вполне понятно. Ладно, я сама передам содержание вашего разговора. Азамат жаловался, что устал прятаться, встречаться с вами тайком. А вы сказали, надо подождать, придет и на вашу улицу праздник, пойдете рядом не таясь, взявшись за руки. Но Азамат продолжал хныкать, и вы тогда произнесли: «Уже все. Сейчас черти в аду получили его черную душу. Но нам надо соблюдать осторожность, мое имя никак не должно быть связано с его смертью. Будем ждать полгода». Вроде так. Я ничего не напутала? У меня хорошая память, однако изложить дословно всю беседу сложно. Но можно прослушать запись на диктофоне, я всегда ношу его в сумке и включаю, если надо. В другой раз, когда решите вести откровенный диалог, внимательно проверьте, нет ли неподалеку чужих ушей. Останься Всеволод в живых, я бы никогда не разболтала о вашей тайне, не мое дело, с кем вы спите. Но сын Анатоля убит, вы наследница роскошной квартиры в центре Москвы, которая, по самым скромным подсчетам, стоит несколько миллионов. Не рублей, конечно. И вы обещали Азамату, что скоро будете гулять вместе с ним открыто по улицам. Боюсь, вы обманули парня. Думаю, вам теперь удастся погулять лет через десять-пятнадцать. И убийца никогда не получает имущества своей жертвы. Зря собираетесь ждать полгода, чтобы вступить в права наследства.

Григорий вскочил, одним прыжком преодолел расстояние от кровати до превратившейся в каменную статую Агаты и выдернул ее руку из кармана. Пальцы вдовы сжимали включенный мобильник.

– Ё-мое! – воскликнула Тоня. – Она нажала на кнопку быстрого набора, и кто-то слышал наш разговор!

Гриша сделал попытку выхватить сотовый, но Агата уронила трубку на пол, а потом со всего размаха наступила на него ногой. Послышался треск.

Пономарев укоризненно покачал головой.

– Да, с таким поведением твоему адвокату плохо придется. Это похоже на признание вины и попытку спасти подельника. Молчишь? Негодная тактика, давай лучше сотрудничать. И зря мобильник уничтожила, телефонная компания живо выдаст номер, который ты сейчас активировала. Ну-ка, не двигайся…

Гриша высунулся в коридор и крикнул:

– Сергей, Леня, проводите задержанную в машину! Поговорим с ней в отделении.

Я отошла к креслу, села, подняла голову и столкнулась взглядом с Агатой. В глазах ее плескалось такое отчаяние, что мне стало не по себе.

Спустя минуту два крепких парня увели вдову, Пономарев ушел вместе с ними. Мы с Тоней остались вдвоем.

– Ну ты даешь! – встрепенулась она. – Раз, и делу конец.

– Как-то уж слишком быстро и ловко получилось, – пробормотала я. – И если дотошно разбираться, улик-то нет. Да, я записала разговор Агаты с Азаматом, но он ничего не доказывает, кроме того, что у нее есть молодой красивый любовник. Опытный адвокат легко выручит Агату. И разбитый телефон не подтверждает ее виновности в смерти мужа. Мне не стоило налетать на жену Севы с обвинениями.

Двоюродная сестра села на ручку кресла и обняла меня.

– Ты поступила совершенно правильно, застала Агату врасплох. Она не ожидала этого и выдала себя.

– Агата молчала, – напомнила я.

– То-то и оно! – кивнула Антонина. – Невиновный стал бы возмущаться, потребовал присутствия адвоката, устроил скандал, бросился на обвинителя с кулаками. Агата же вела себя иначе. Да еще тайком позвонила своему любовнику, чтобы его предупредить: смывайся, милый, нас раскрыли. Ты молодец!

Но у меня почему-то с каждой минутой делалось все тревожнее на душе, а перед глазами стояла Агата, снова виделось отчаяние на ее лице.

Тоня, очевидно, поняла мое состояние и решила сменить тему разговора.

– Мы с Гришкой учились в одном классе. Он был жуткий двоечник и в придачу боялся отвечать у доски. А я получала сплошные пятерки. И вечно выпрыгивала из-за парты, ныла: «Ну спросите меня! Я знаю урок наизусть!»

В конце концов Анна Николаевна, классный руководитель, решила использовать излишне активную ученицу – велела мне взять над Пономаревым шефство и подтянуть его по всем предметам. Я принялась за дело и преуспела. Ой, если расскажу, как я его заставляла параграфы учить! Уговоры не помогали, я Григория била всем, что под руку попадало, один раз с такой силой треснула его по спине стулом, что тот развалился, пришлось Гришке склеивать. И стесняться я его отучила, приказала: «Вышел к доске, только на меня смотришь, если киваю – все о’кей! Начну хмуриться – ты чушь порешь». Он послушался, так мы до десятого класса и работали. Иногда я ему рожи корчила, и Пономарев во время ответа ржать начинал, получал замечание. Но я своего добилась, парень перестал конфузиться. И в милицию Гришка по моей указке отправился. Вернулся из армии и спрашивает: «Тонь, чего дальше-то делать? В институт не поступлю, забыл уже, что в школе учил. Может, шофером устроиться?» Мне его идея показалась тупой. Какая карьера у водителя, кем он может стать после долгих лет работы? Заведующим гаражом? Старшим дальнобойщиком фирмы? Атаманом таксистов? Пораскинула я мозгами и отправила его учиться на милиционера. А потом его в Ковалеве, по месту жительства, на службу взяли, и он в академию МВД поступил. Господи, сколько я с ним билеты зубрила! Сама получила высшее образование, только диплома нет. Зато теперь Гриша начальник в нашем околотке, утер нос всем, кто его в детстве из-за мамаши-алкоголички дразнил.

– Вы были в одном детдоме? – спросила я. – Кстати, а почему тебя при наличии стольких родственников сдали на воспитание государству? Уж извини за любопытство.

– Моя мама умерла, когда я пошла в первый класс. Отца никогда не видела, – пояснила Тоня. – Я тебе уже говорила, у Анатоля было трое детей, все от разных женщин. Режиссер никогда брак не оформлял и о своих любовницах не распространялся. Кто была моя бабушка, понятия не имею, мама о ней ничего не говорила. Мы жили в крохотной квартирке напротив театра, родительница работала бухгалтером, была честной, спокойной женщиной, очень замкнутой, из нее не удавалось и слова лишнего вытянуть. То, что у мамули была сестра Светлана Алексеевна Коломийцева, позор семьи, уголовница, я узнала, уже будучи взрослой. «Опозорила она нас, – сказала мне Офелия, – с подростковых лет гуляла, пила, в компанию плохую затесалась. Мать ее вышла замуж за Лешку Коломийцева, тот непутевую девчонку удочерил, дал мерзавке свою фамилию, отчество. Но все равно люди-то знали, чья кровь в жилах Светки течет. Анатоль и не скрывал, что девочка от него. Очень нам неприятно было, когда Светлану в восемнадцать лет арестовали. Потом она в Ковалеве появилась, пришла к Анатолю, давай плакать: «Ты мой родной отец, помоги, дай денег, купи квартиру». Но брат ее прогнал. И правильно поступил». Вот прямо так Офи и говорила.

Тоня чуть сгорбилась.

– Извини, что такое про твою маму рассказала, но это правда. Я Светлану никогда не видела, а вот деда отлично знала, потому что мы жили через дорогу и я часто заходила к Анатолю. Вроде я нравилась и ему, и Офелии с Пенелопой, но, когда маму похоронили, они не захотели взять меня к себе, сдали в местный интернат.