Три краски - Олег Рой

– Зачем вешаться? Надо потихонечку, с намеком. Поговорить, пошушукаться. Ну и ревность – тут нужен кто-то третий… Знаешь же, стоит появиться одному мужику, и другие подтянутся. Они как стадные животные – табуном за одной кобылой ходят. Им нужна конкуренция, адреналин, драйв…

– Сравнила! – хихикнула Лара. – Я тебе не кобыла! – Она вздохнула, уже представляя себе одинокий Новый год при зажженных свечах на этом самом старом диване. – Нет, надо смириться и признать, что я неудачница!

Девушка задумалась. Несмотря на обрисованные только что безрадостные перспективы, ей вдруг подумалось, что все могло бы быть совсем иначе… Вот если бы получилось хотя бы завоевать внимание Кирилла, черт с ней, с этой работой.

– А вообще, если бы Кирилл обратил на меня внимание, я бы с ним и к маме съездила… У нас в городе все бы умерли, когда бы нас с ним вместе увидели!..

– Слушай, я придумала! – Анька так завопила в трубку, что Ларе пришлось отдернуть руку с телефоном, убрав его подальше от уха. – Надо объявление в Интернете дать! Или просто порыться – знаешь, там можно найти таких любителей эксклюзива…

– Слушай, я уже заметила – ты одна из них, – засмеялась Лариса. А потом добавила: – Не буду я в Сети рыться, не для меня это! С моим везением лично мне достанется какой-нибудь маньяк! Чувствую, Ань, накрылась моя поездка к маме! Эх, сама виновата.

– А зачем ты ей врала?

– В общем, я и не особо врала… Она сама строила блестящие предположения, а я поддакивала… Да, мам, и кавалеров много. Да, на работе ценят… Ну, конечно же, я у тебя большая умница… – Лара тяжело вздохнула. – А мне сейчас так хочется уехать домой, так накипело на душе! Вот бы уволиться – и поминай как звали!

– Придумала! – снова заорала Анька. – Пашку бери!

– Ты только потише ори, когда тебе очередная гениальная мысль в голову придет, а то я оглохну, – возмутилась Лара. – Какого Пашку? Твоего ухажера?

– Ну да! Да какая тебе разница? Это ж для отвода глаз. Я его попрошу – и он согласится сделать вид, будто за тобой ухаживает. Ты же знаешь, как он старается мне угодить! – В Анькином голосе послышалась гордость.

– И как ты это себе представляешь? Да ну, ты что? – не поняла Лариса. – Нет, я не хочу! Не буду! Не надо!

– Вот так и представляю! Сейчас прямо позвоню и попрошу, по дружбе, с тобой на людях погулять. Согласна? Да это один вечер. И все!

– Не знаю. Мы с ним вроде вообще не общаемся! Привет – пока! А ты говоришь о свидании… – растерянно бормотала Лариса.

– Блин, вот и познакомитесь – нашла проблему! – У Аньки все было просто. – Подумай сама: пусть Кирилл увидит, что у тебя кто-то появился. Мужики знаешь какие собственники! Может, в нем проснется ревность и охотничий азарт… И чего я раньше не догадалась! Ну чего, просить или нет?

Лара нахмурилась. В конце концов, она ничего не теряет. Была не была!

– Ладно, проси. Хотя нет, не надо! Все, Ань, заканчиваем на этом – ничего не надо! – опомнилась она.

– Ничего не слышу! Договорились так договорились! – захихикала подруга и отключилась.

Лара положила трубку и призадумалась. Плакать уже совсем не хотелось, зато на душе стало как-то уж совсем неспокойно. Она подошла к столу, вытащила толстую тетрадь и совершила еще одно действие дурацкое (впрочем, ей было свойственно поступать неразумно): ровным почерком написала сначала дату «20 декабря 2011 года», а затем поставила счет «10:1» – счет ее сегодняшних неприятностей. Такая привычка у Лары была с самого детства – мама учила ее всегда перед сном делать выводы о прошедшем дне.

Написав, она долго смотрела на числа, затем пролистнула несколько страниц назад. Везде зло преобладало над добром: «6:3», «4:1», «7:4», но все-таки сегодняшний день – рекорд.

США, Лос-Анджелес

Из съеденных записей Джона Хемистри

Наконец они дали мне бумагу и ручку. Только сегодня, хотя я просил об этом на протяжении всего времени, что нахожусь здесь. На самом деле я разгадал их коварные планы. Они хотят узнать, где оно – мое творение! Они хотят выяснить, куда я его спрятал, и наивно надеются, что я доверю эту тайну бумаге. Но я не так прост! Сейчас я пишу это, но, как только окончу страницу, сразу же ее съем. Зачем тогда мне все это? Чтобы духовно выжить!

Мне важно мыслить, держать свой мозг в напряжении! К тому же я привык вести дневник, и мне хочется выговориться! Я не могу никому рассказать о том, что произошло со мной в последние несколько дней – как круто повернулась моя жизнь в тот самый момент, когда я удалил из компьютера все свои исследования, усыпил мышей и бежал, захватив три вакцины.

Я думал, мне удастся исчезнуть. Черный ход, к которому я устремился, выходил в цех по производству красок для волос. Как раз тот самый цех, в котором частенько ошивался этот очкастый предатель, Меркенсон.

Я бежал по мостику над лентами, на которых длинной чередой тянулись открытые тюбики с краской. До двери, выходящей из цеха, оставалось совсем чуть-чуть. И тут я услышал, как меня окликнули. Обернувшись, я увидел Меркенсона – он тоже бежал по мостику, вслед за мной. Черт! Я понял, что, даже если удастся выбраться из цеха, меня все равно схватят – по всей видимости, холдинг оцеплен! Это Кристин, это все она – гадкая, лживая натура! Женщинам нельзя доверять! Теперь это научно доказано, ведь оба моих эксперимента по построению отношений с ними позорно провалились! На этот раз положение мое оказалось даже хуже, чем раньше. Я посмотрел на Меркенсона. О, как я его ненавидел в тот момент! Я даже на секунду пожалел, что не могу ему врезать: во-первых, не позволяет воспитание, а во-вторых, сейчас не тот момент, когда стоит тратить драгоценное время на драку.

– Стой, Джон! Тебе некуда бежать! Тебя все равно поймают! Лучше расскажи все! Ты обогатишься, поверь мне! – орал этот тип, и я почувствовал отчаянье: неужели ловушка захлопнулась?..

Теперь мне остается только выпить эликсиры и умереть, потому что они предназначены лишь для наружного применения. Это будет смерть во имя науки. Героическая смерть, но, о Эйнштейн, ведь я еще так молод и так талантлив!.. Я мог бы сделать для человечества еще так много!..

И вдруг Меркенсон споткнулся – и это вполне объяснимо: мостик состоял из мелких прутьев, таких частых, что провалиться сквозь них было невозможно, но вот зацепиться ботинком легко, а Томас был обут в эдакие стильные бутсы с узкими носами. В общем, он упал, и это дало мне несколько драгоценных секунд. Я уже хотел привести в исполнение свой героический план, но вдруг взгляд остановился на проезжающих мимо по ленте тюбиках. В том месте, где стоял я, они проезжали еще без колпачков, зато почти сразу за мной на конвейере имелась специальная насадка, их закупоривающая.

Обернувшись на Меркенсона и убедившись, что он, пытаясь подняться, совсем не смотрит на меня, я вскрыл пробирки и вылил содержимое в краски – в первые три проезжающие мимо тюбика. Не думайте, будто я сделал это из страха за свою собственную жизнь, я поступил так ради всего человечества, ведь моя жизнь, мой гениальный мозг принадлежат не мне, а ему! Я не могу лишать людей новых суперважных открытий!

Итак, я влил содержимое пробирок в краску и сделал это как раз вовремя, потому что, стоило тюбикам отъехать на метр, Меркенсон снова оказался на ногах и помчался за мной. Я тоже пустился бежать – нужно было как можно дальше увести преследователя от драгоценных флаконов. Я быстро преодолел расстояние до двери, отворил ее и… увидел на пороге Кристин.

– Прости меня, Джо! И помни, я люблю тебя! – фальшиво воскликнула она.

И в этот миг я почувствовал дикую боль в затылке и упал.

Очнулся я здесь – в сырой камере с заколоченными окнами, маленькой душевой и узкой кроватью. Я пытался кричать, требовал адвоката, даже грозил, но тюремщики объяснили мне, что чем смиреннее я буду, тем больше шансов у меня выбраться. «Вы сейчас вне власти закона и в наших руках, мистер Хемистри! То, что вы здесь, не знает никто, и ваша судьба зависит только от вашего поведения! Мы не требуем много – просто напишите о своих опытах! Дайте нам формулы вакцин! Не отпирайтесь, уверяя, будто впервые слышите о таких экспериментах, – мы ведь уже в курсе всех ваших дел».

Я молчал, а они злились. Несколько раз мне делали какие-то уколы, от которых помутнело в голове. Я сопротивлялся и уверен, что даже в бреду не выдал им тайну, помещенную в самую потаенную часть сознания. «На трубе было десять мышей. Одна убежала – осталось девять. На трубе было девять мышей. Одну съела кошка – осталось восемь…» – отсчитывал я во время пыток. И сознание восторжествовало над бренным телом!

Один раз я увидел ее, Кристин. Она пыталась мне что-то сказать.

– Я люблю тебя, Джо! Я хочу тебе только счастья, только добра! Скажи им! – шептала она.

Я открыл глаза и уставился на ее сосредоточенное лицо.