Затворник - Сергей Волков

Тут, правда, великий князь впервые задумался: Затворник, не спросив его, раздал города подданной земли своим людям, точно князьям! Шутка ли! Может быть, этим колдун и копнул себе яму впервые. Тогда Светлый промолчал, но вскоре между ним и колдуном пошел разлад, хотя сперва не сильный.

А вскоре вспомнился еще и княжич Смирнонрав. Дошло до князя, что его строптивый сын принял у себя учителя, Старшего. Тот объявился в Засемьдырье, и прочие люди со многих земель тоже стали туда подтягиваться. Благо Смирнонрав так приветливо встречал яснооковское стерво, что те спешили поскорее оглобли поворачивать, лишь бы унести голову на плечах. Один, Соболем его звали, из ближних друзей злыдней, был особенно дерзкий. Приехал в Засемьдырск со свитой, человек в сорок, и самому Смирнонраву сунул под нос колдуновскую грамоту. Князь увидел, что грамота от Ясноока, взял ее, и говорит: «Не знаю такого князя в ратайской земле! А если бы даже отец мне приказывал, то пока я засемьдырский правитель, то буду править по обычаю!» Грамоту разорвал в клочья, а Соболю дал семь дней чтобы, и Соболя и его людей не было и духу в уделе. Засемьдырцы стали очень княжича уважать за это. Какой разговор был у Светлого с колдуном по соболеву случаю, мы не знаем, но по крайней мере, на деле князь ничего не сделал. Но когда узнал о Старшем, то отправил сыну приказ, никого из других уделов к себе больше не принимать, а Старшего немедленно выдать на княжеский суд — тому ведь было запрещено появляться в ратайской земле.

— И что княжич, послушался? — спросил Пила.

— Как же! Такой «смирнонрав» послушается! — засмеялся Коршун. — Он в ответ отцу написал, чтобы князь прежде выдал ему самого Ясноока, на ЕГО КНЯЖЕСКИЙ СУД. А тогда, мол, видно будет! Когда Затворника не станет — написал — тогда и спорить отцу с сыном будет не о чем, и Светлый сам его только поблагодарит!

Продолжил снова Рассветник:

— Разгневался Светлый ужасно. Вот-вот должна была разразиться война между Засемьдырском и Стреженском. Хотя какая там могла быть война, когда у Смирнонрава, во всем уделе, могут встать под знамя пара сотен человек от силы! Только Ясноок снова обмочился против ветра (а может уже тогда стал остерегаться Старшего). Он сказал великому князю, чтобы тот, из своей казны, усадил на коней и вооружил пятьсот его, яснооковых людей (которых он, мол, уже сам наберет) Такую дружину он и хотел послать покарать Засемьдырье, и больше, мол, никого не надо.

Князь на это ответил, уже сквозь зубы, что своего родного сына, пусть даже непокорного, никому головой не выдаст. И чтобы колдун впредь не лез в дела княжеского рода. Ясноок уже сам промолчал — делай де как знаешь. А князь из его пещеры ушел угрюмый, и крепко задумался.

Тут-то на его двор и пришли, прямо в терем, Старший, и с ним Молний. Ни стража их не видела, ни ищейки колдуна, что повсюду шныряли взад-вперед, ничего не пронюхали, ни даже сам Ясноок. Но про это тебе уже лучше всех Коршун расскажет.

— Дело так было: — Начал Коршун — я тогда уже давно был в дружине великого князя, и в ту самую ночь как раз стоял у него в дверях, перед покоями. Трое нас стояло. Вот-вот ночная стража кончалась, и уже готовились по своим лавкам идти. Вдруг, на самой утренней заре, гляжу: идут к нам Старший с Молнием, я-то тогда еще их не знал, ни в лицо, ни по именам.

Он ко мне подошел и говорит, спокойно так: «Пойди, добрый человек, скажи обо мне князю»

Я удивился, спросил кто он такой, и как по дворцу прошел мимо прочей стражи. А Старший мне отвечает. «Ты — говорит — на меня не сердись, а пойди и скажи князю, что пришел такой-то, просит его выслушать.»

Я так и сделал. Пошел, разбудил князя. Светлый тоже сначала глаза выкатил, спросил, в уме ли я. А я все отвечаю как есть, так мол и так: пришел какой-то дед, называется Старшим с Белой Горы, и просит слова. Князь тогда велел его привести, да самому вернуться со стражей. Сам не испугался нисколько — старик не из пугливых был! Только приказал снять булаву со стены, да подать ему, на всякий случай. Я за учителем сходил, привел как велели. Так мы и стали его слушать, впятером — князь, нас-дружинников трое и Молний.

Перво-наперво Старший извинился, что пробрался, как вор, тайно посреди ночи. Если бы, говорит, вышел в открытую из Засемьдырска, то не прошел бы и трех дней без боя, и с князем бы не увиделся. А говорить с князем ему надо было позарез. После сказал, что пришел просить милости, но не для себя, и не для Смирнонрава, а для всей ратайской земли.

Потом уже стал главное слово держать. Как он говорил — мне так пересказать. В песнях о древних витязях говорят так сильно, да со всей такой сущей правдой. Вот, брат-Рассветник, наверное, смог бы тебе пересказать. Если коротко, то примерно вот, что:

Говорил он, что земля кругом стонет, а князь этого не слышит. Что его двор для стона заперт, а слушает он только Ясноока, да свору его брехунов шелудивых. А кто честные люди, те головы поднять не могут от страха перед лютостью затворника. Но что открыто не говорят — добавлял Старший — то меж собой шепчут, будто в ратайской земле, не один княз стал, а два — один светлый князь, другой черный князь-пещерник. И что светлые князья закон и правду носили на знаменах, а темный князь теперь своими корявыми костылями топчет, как мусор. Говорил учитель, что в стране больше ни закона, ни правды нет, и обычая нет — осталась одна колдуновская воля! Ни чести, ни справедливости тоже больше нет! Остался, говорит, один страх — висит над всеми как черная хмара, и душит всех. И еще он сказал, мол, чести Светлого большой позор из-за того, что эта зараза ползет по стране с его великокняжеского двора.

Князь, слушал его, молчал, хмурился как филин, а сам кулаком голову подпирал, да глядел в пол. Потом спросил, а вправду ли верно слово Старшего. А тот ему в ответ: «Спроси, говорит, не у меня, а у тех твоих старших дружинников, которые тебе честно служили до колдуна, у тех-то и тех!» И князю тут нечего было сказать — этих первейших витязей он давно кого изгнал, кого казнил. Старший ему предложил тогда спросить у больших стреженских бояр, которые служили княжескому роду, сколько Стреженск стоит. И снова князь промолчал, потому что колдун честнейшие боярские семейства истребил и рассеял его руками. А учитель тогда добавил, что если и этих не спросить, то может быть надо ударить в вечевой колокол, и посоветоваться со всем народом. Ведь и отец, и дед Светлого в важных делах делали так!

Князь подумал, и согласился, что это верно. Но добавил, что Ясноок тоже ему преданно служил. Он ведь княжеский стол под Светлым уберег, когда Храбр на него посягал.

А Старший ответил, что уберег-то колдун уберег, только не для Светлого, а чтобы самому через князя владеть Ратайской Землей.