Иерусалимские гарики - Игорь Губерман

4

Божественность любовного томления –источник умноженья населения

Приснилась мне юность отпетая,приятели – мусор эпохи,и юная дева, одетаяв одни лишь любовные вздохи.

Не всуе жизнь моя текламне стало вовремя известно,что для душевного тепладолжны два тела спать совместно.

Любым любовным совмещениямданы и дух, и содержание,и к сексуальным извращениямя отношу лишь воздержание.

В те благословенные годажили неразборчиво и шало,с пылкостью любили мы тогдавсё, что шевелилось и дышало.

Даже тех я любить был непрочь,на кого посмотреть без смущенияможно только в безлунную ночьпри отсутствии освещения.

Она была задумчива, бледна,и волосы текли, как жаркий шёлк;ко мне она была так холодна,что с насморком я вышел и ушёл.

Красотки в жизни лишь одновсегда считали унижением:когда мужчины к ним давноне лезли с гнусным предложением.

С таинственной женской натуройне справиться мысли сухой,но дама с хорошей фигурой –понятней, чем дама с плохой.

Храни вас Бог, любовницы мои!Я помню лишь обрывки каждой ленты,а полностью кино былой любвихранят пускай скопцы и импотенты.

Теряешь разум, девку встретив,и увлекаешься познанием;что от любви бывают дети,соображаешь с опозданием.

В моей судьбе мелькнула ты,как воспалённое видение,как тень обманутой мечты,как мимолётное введение.

Люблю я дев еврейских вид вальяжный,они любить и чувствовать умеют,один лишь у евреек минус важный:они после замужества умнеют.

Чтобы мерцал души кристаллогнём и драмой,беседы я предпочиталс одетой дамой.Поскольку женщина нагая –уже другая.

Волнуя разум, льёт лунасвет мироздания таинственный,и лишь философа женаспокойно спит в обнимку с истиной.

Если дама в гневе и обидена коварных пакостниц и сучекплачет, на холодном камне сидя –у неё не будет даже внучек.

Вселяются души умерших людей –в родившихся, к ним непричастных,и души монахинь, попавши в блядей,замужеством сушат несчастных.

Вон дама вся дымится от затей,она не ищет выгод или власти,а просто изливает на людейзапасы невостребованной страсти.

Я знание собрал из ветхих книг(поэтому чуть пыльное оно),а в женскую натуру я проникв часы, когда читать уже темно.

Обманчив женский внешний вид,поскольку в нежной плоти хрупкойнатура женская таитединство арфы с мясорубкой.

Во сне пришла ко мне намеднисоседка юная нагая;ты наяву приди, не медли,не то приснится мне другая.

Дуэт любви – два слитных соло,и в этой песне интереснойдевица пряного посолавокально выше девы пресной.

Как женской прелести примерв её глазах такой интим,как будто где-то вставлен хери ей отрадно ощутим.

Всё, что женщине делать негоже,можно выразить кратко и просто:не ложись на прохвостово ложе,бабу портит объятье прохвоста.

У зрелых женщин вкус отменно точени ловкая во всём у них сноровка:духовные невидимые очи –и те они подкрашивают ловко.

Когда года, как ловкий вор,уносят пыл из наших чресел,в постели с дамой – разговорнам делается интересен.

Когда я был тугой, худой, упругийи круто все проблемы укрощались,под утро уходившие подругитогда совсем не так со мной прощались.

Люблю я этих и вон тех,и прочих тоже,и сладок Богу сок утехна нашем ложе.

Не в силах дамы поборотьни коньяком, ни папиросамисвою сентябрьскую плотьс её апрельскими запросами.

Чем угрюмей своды мрачные,тем сильней мечта о свете;чем теснее узы брачные,тем дырявей эти сети.

Супруг у добродетельной особы,разумно с ней живя на склоне дней,не пил я в полночь водку, спал давно бы,уже блаженно спал бы. Но не с ней.

Как утлый в землю дом осел,я в быт осел и в нём сижу,а на отхожий нежный промыселуже почти что не хожу.

Всегда готов я в новый путьна лёгкий свет надежды шалойнайти отзывчивую грудьи к ней прильнуть душой усталой.

женщину полночной и дневнойвижу я столь разной неизменно,что пугаюсь часто, как со мнойэти две живут одновременно.

Есть явное птичье в супружеской речизвучание чувств обнажённых:воркуют, курлычат, кукуют, щебечут,кудахчут и крякают жёны.

Про то, как друг на друга поглядели,пока забудь;мир тесен, повстречаемся в постеликогда-нибудь.

У той – глаза, у этой – дивный стан,а та была гурман любовной позы,и тихо прошептал старик Натан:"Как хороши, как свежи были Розы!"

Ту мудрость, что не требует ума,способность проницательности вещейи чуткость в распознании дерьма –Создатель поместил зачем-то в женщин.

Хотя мы очень похотливызато весьма неприхотливы.

А жаль, что жизнь без репетицийтечёт единожды сквозь факт:сегодня я с одной певицейсыграл бы лучше первый акт.

Когда к нам дама на кроватьсама сигает в чём придётся,нам не дано предугадать,во что нам это обойдётся.

Не будоражу память грёзами,в былое взор не обращаюи камасутровыми позамиуже подруг не восхищаю.

Я с дамами тактичен и внимателен;усердно расточая дифирамбы,я делаюсь настолько обаятелен,что сам перед собой не устоял бы.

Не видя прелести в скульптуре,люблю ходить к живой натуре.

Когда я не спешу залечь с девицей,себя я ощущаю с умилениемхранителем возвышенных традиций,забытых торопливым поколением.

Глупо – врать о страсти, падать ниц,нынче дам не ловят на уловку,время наплодило тучу птиц,жадных на случайную поклёвку.

Забав имел я в молодости массу,в несчётных интерьерах и пейзажахна девок я смотрел, как вор – на кассу,и кассы соучаствовали в кражах.

Когда ещё я мог и успевалиметь биографические факты,я с дамами охотно затевалповерхностно-интимные контакты.

В разъездах, путешествиях, кочевьяхя часто предавался сладкой неге;на генеалогических деревьяхна многих могут быть мои побеги.

Мы даже в распутстве убоги,и грустно от секса рутинного,читая, что делали боги,покуда не слились в Единого.

Наши бранные крики и хрипыБог не слышит, без устали слушаятолько нежные стоны и всхлипы,утешенье Его благодушия.

Люблю житейские урокибез посторонних и свидетелей,мне в дамах тёмные порокимилее светлых добродетелей.

Меж волнами любовного приливав наплыве нежных чувств изнемогая,вдруг делается женщина болтлива,как будто проглотила попугая.

Наука описала мир как данность,на всём теперь названия прибиты,и прячется за словом полигамностьто факт, что мы ужасно блядовиты.

Опять весной мечты стесняют грудь,весна для жизни – свежая страница;и хочется любить кого-нибудь;но без необходимости жениться.

Душевной не ведая драмы,лишь те могут жить и любить,кто прежние раны и шрамыумел не чесать, а забыть.

С лицом кота, не чуждого сметане,на дам я устремляю лёгкий взори вычурно текучих очертанийвкушаю искусительный узор.

Спектаклей на веку моём не густо,зато, насколько в жизни было сил,я жрицам театрального искусствасебя охотно в жертву приносил.

В меня вперяют взор циничныйто дама пик, то туз крестей,и я лечу, цветок тепличный,в пучину гибельных страстей.

Вовсе не был по складу душия монахом-аскетом-философом;да, Господь, я немало грешил,но учти, что естественным способом.

Молит Бога, потупясь немного,о любви молодая вдовица;зря, бедняжка, тревожишь ты Бога,с этим лучше ко мне обратиться.

Не знаю выше интереса,чем вечных слов исполнить гаммуи вывести на путь прогрессазамшело нравственную даму.

Встречая скованность и мнительность,уже я вижу в отдалённостивосторженность и раздражительностьхронической неутолённости.

Когда внезапное событиезаветный замысел калечит,нам лишь любовное соитиевсего надёжней душу лечит.

В дела интимные, двуспальныепартийный дух закрался тоже:есть дамы столь принципиальные,что со врага берут дороже.

Петух ведёт себя павлином,от индюка в нём дух и спесь,он как орёл с умом куриным,но куры любят эту смесь.

Подушку мнёт во мраке ночи,вертясь, как зяблик на суку,и замуж выплеснуться хочетдевица в собственном соку.

Какие дамы нам не разшептали: "Дорогой!Конечно, да! Но не сейчас,не здесь и не с тобой!"

На старости у наших изголовийнезримое сияние клубитсяи отблесками канувших любовейвысвечивает замкнутые лица.

Любви теперь боюсь я, как заразы,смешна мне эта лёгкая атлетика,зато люблю мои о ней рассказыи славу Дон Жуана – теоретика.

Затем из рая нас изгнали,чтоб на земле, а не в утопииплодили мы в оригиналесвои божественные копии.

Семья, являясь жизни главной школой,изучена сама довольно слабо,семья бывает даже однополой,когда себя мужик ведёт как баба.

Увы, но верная жена,избегнув низменной пучины,всегда слегка раздраженаили уныла без причины.

Семьи уклад и канительдуша возносит до святыни,когда семейная постель –оазис в жизненной пустыне.

Чтобы души своей безбрежностьхудожник выразил сполна,нужны две мелочи: прилежностьи работящая жена.

Чего весь век хотим, изнемогаяи мучаясь томлением шальным?Чтоб женщина – и та же, но другаяжила с тобою, тоже чуть иным.

Логикой жену не победить,будет лишь кипеть она и злиться;чтобы бабу переубедить,надо с ней немедля согласиться.

Проблемы и тягости множа,душевным дыша суховеем,мы даже семейное ложе –прокрустовым делать умеем.

Забавно, что ведьма и фуриясперва были фея и гурия.

А та, с кем спала вся округа,не успевая вынимать,была прилежная супругаи добродетельная мать.

Зов самых лучших побужденийпо бабам тайно водит нас:от посторонних похожденийсемья милей во много раз.

Любви блаженные страницыкоплю для страшного суда,ибо флейтистки и блудницыменя любили таки-да.

Кто в карьере успехом богат,очень часто ещё и рогат.

В семье мужик обычно первыйбывает хворостью сражён;у бедных вдов сохранней нервы,ибо у женщин нету жён.

Стал я склонен во сне к наваждениям:девы нежные каждую ночьподвергают меня наслаждениям,и с утра мне трудиться невмочь.

Глаза ещё скользят по женской талии,а мысли очень странные плывут:что я уже вот-вот куплю сандалии,которые меня переживут.

Нет, любовной неги не тая,жизнь моя по-прежнему греховна,только столь бесплотна плоть моя,что и в тесной близости духовна.

Когда умру, и тут же славаменя овеет взмахом крыл,начнётся дикая облавана тех старух, с кем я курил.

Думаю угрюмо всякий раз,глядя на угасшие светильники:будут равнодушно жить без насбабы, города и собутыльники.

Я готовлюсь к отлёту души,подбивая житейский итог;не жалею, что столько грешил,а жалею, что больше не мог.

Я тебя люблю, и не беда,что недалека пора проститься,ибо две дороги в никудамогут ещё где-то совместиться.

5