Карта небесной сферы, или Тайный меридиан - Артуро Перес-Реверте

Она прошла еще несколько шагов и остановилась перед «Александрийским квартетом» — четыре тома в мятых обложках по бросовой цене.

— Ты читал это? — спросила она.

Кой покачал головой. Этот Лоренс Даррелл, своей фамилией напоминающий об электрических батарейках, был ему глубоко безразличен. Первый раз в жизни он обратил внимание на его книги. Наверное, американец. Или англичанин.

— У него есть что-нибудь про море? — спросил он скорее из вежливости, чем из интереса.

— Нет, насколько мне известно, — она тихо и почти ласково рассмеялась. — Хотя Александрия как была, так и остается портом…

Кой бывал в Александрии и ничего особенного не запомнил: безветренные дни, жара, портовые краны, докеры, притулившиеся в тени контейнеров, грязная вода, чавкающая между корпусом корабля и пирсом, тараканы, которые хрустят под ногами, когда сходишь на берег. Порт как порт, единственное отличие в том, что ветер приносит облака красной пыли, которая проникает повсюду. На четыре тома никак не тянет. Танжер дотронулась пальцем до первого: «Жюстин».

— Все интеллигентные женщины, которых я знала, хоть раз в жизни хотели быть такими, как Жюстин.

Кой тупо посмотрел на книжку, не понимая, следует ли ему ее покупать или нет и не заставит ли букинист купить все четыре На самом деле его привлекали другие книжки: «Корабль мертвых» некоего Б.Травена и трилогия Холла и Нордхофа про «Баунти»: «Мятеж на „Баунти“», «Человек против моря» и «Остров Питкерн» в одном томе. Но она шла дальше; потом он увидел, как она улыбнулась, сделала еще несколько шагов и стала перелистывать книжку без переплета; «Хороший солдат» — прочел название Кой, с этим Фордом Мэдоксом Фордом Кой готов был примириться: ведь он вместе с Джозефом Кон радом написал «Приключение». Потом Танжер обернулась и пристально посмотрела на него.

— Ты сумасшедший, — повторила она. — Ты же меня не знаешь, — сказала она через несколько секунд. — Ты же ничего обо мне не знаешь.

Снова в голосе ее зазвучали жесткие нотки. Кой посмотрел направо, потом налево. Как ни странно, он не чувствовал себя пристыженным или не в своей тарелке. Он приехал повидать ее, он сделал то, что считал нужным сделать. Да, конечно, он многое бы отдал за то, чтобы быть мужчиной элегантным, с хорошо подвешенным языком, чтобы иметь возможность предложить ей что-то, пусть даже деньги, которых хватило бы на покупку всех четырех томов этого «Александрийского квартета» и на ужин в дорогом ресторане, где он называл бы ее Жюстин или любым другим именем по ее желанию. Но это — не про него.

Поэтому он молчал, стоял перед ней настолько естественно, насколько он это мог, и только чуть-чуть улыбался, одновременно искренне и застенчиво. Это было не много, но на большее он не был способен. — У тебя нет никакого права вести себя так… Сваливаться мне на голову, будто так и надо… За Барселону я тебе уже сказала спасибо. И что, по-твоему, я теперь должна с тобой делать? Забрать тебя к себе, как старую книжку с развала?

— Сирены, — сказал он неожиданно.

Она в удивлении уставилась на него.

— Какие еще сирены?

Кой слегка приподнял руки и снова опустил их.

— Не знаю. Гомер говорит, они пели. Звали моряков… Верно? И те ничего не могли поделать.

— Потому что были полными кретинами. Шли прямо на рифы, разбивали свои корабли.

— Я уже был там. — Лицо Коя помрачнело. — Я уже был на рифах, и теперь у меня нет корабля.

Пройдет еще какое-то время, пока у меня снова не появится корабль, а сейчас ничего лучшего я придумать не могу.

Она резко обернулась, сердито приоткрыв рот, точно на языке у нее вертелось что-то очень для него неприятное. Синие глаза яростно сверкали. Это длилось какое-то мгновение, но за это время Кой успел мысленно попрощаться с ее веснушками и с той мечтой, которая привела его к ней. Наверное, надо было купить эту самую «Жюстин», печально думал он. Но, как бы то ни было, моряк, ты сделал попытку.

Секстанта, конечно, жалко. Потом он решил улыбнуться. Я все равно улыбнусь, что бы она ни сказала, улыбнусь, даже если она пошлет меня к черту. Во всяком случае, последнее, что она обо мне запомнит, будет моя улыбка. Хоть бы мне удалось улыбнуться; как улыбался ее начальник, тот капитан второго ранга с золотыми пуговицами. Хоть бы рожа у меня не слишком перекосилась.

— Господи помилуй, — сказала она. — Ты ведь даже не красавец-мужчина.

III

Затерянный корабль

Пусть даже ты делаешь в море все как следует, исполняешь все правила, рано или поздно оно тебя убьет. Но если ты хороший моряк, ты по крайней мере будешь знать, где находишься в момент своей смерти.

Он терпеть не мог кофе. Он выпил тысячи чашек горячего и холодного кофе во время бесконечных ночных вахт, трудных и ответственных маневров, погрузок и разгрузок в портах, в минуты разочарований, нервного напряжения и опасностей; однако он настолько ненавидел этот горький вкус, что воспринимал его только в сочетании с молоком и сахаром. На самом деле кофе для него был тонизирующим средством, таким же, как для других — рюмка спиртного или сигарета. Курить он бросил давно.

Что же до спиртного, то он крайне редко употреблял его в море, да и на суше нечасто переходил отметку Плимсолла, загружая в трюм не больше двух порций джина. И лишь когда ситуация, компания или место требовали значительных доз спиртного, он сознательно позволял себе пить «сколько влезет». И в таких случаях он, как и большинство известных ему моряков, был способен поглотить невероятные количества чего угодно со всеми последствиями, которые это влечет за собой в тех географических точках, где мужья блюдут добродетель своих жен, полицейские поддерживают общественный порядок, а вышибалы ночных клубов следят за тем, чтобы клиенты вели себя как положено и не удирали, не заплатив по счету.

Сегодня вечером об этом и речи не было. Порты, моря и вся его предыдущая жизнь находились слишком далеко от столика, за которым он сидел у входа в пансион на площади Санта Ана, глядя на гуляющих прохожих и разговаривающих в барах людей. Он заказал джин с тоником, чтобы отбить вкус кофе, липкая чашка еще стояла перед ним — по неловкости своей он всегда, размешивая сахар, проливал кофе на блюдечко, — и сидел, откинувшись на спинку стула, засунув руки в карманы тужурки и вытянув ноги под столом. Он устал, но оттягивал минуту, когда придется лечь в постель. Я тебе позвоню, сказала она. Позвоню сегодня вечером или завтра. Дай мне немного подумать. На вечер у Танжер была запланирована встреча, отменить которую она не могла, а потом она должна с кем-то поужинать, так что ему придется подождать. Это она ему сказала в полдень, когда они дошли до перекрестка проспекта Альфонсо XII и Пасео Инфанты Исабель и она распрощалась с ним, не позволив ему проводить себя до дома.

Она резко повернулась к нему и протянула руку, крепкое пожатие которой он хорошо помнил. Кой спросил ее, куда она, черт возьми, собирается ему звонить, ведь в Мадриде у него нет ни жилья, ни телефона и вообще ничего, а багаж его находится в камере хранения на вокзале. И тут он впервые увидел, как Танжер смеется. Это был очень искренний смех, вокруг глаз у нее образовались морщинки, от которых, как ни странно, она очень помолодела и похорошела. Такой славный смех — как у мальчишки, с которым сразу же хочется сойтись поближе, поскольку интуиция подсказывает, что это будет отличный товарищ — и для игр, и для приключений.

Именно так она и смеялась, держа руку Коя в своей, потом, извинившись за неуместную веселость, секунду-другую смотрела на него задумчиво, хотя смех еще не окончательно исчез с ее лица. Затем она назвала пансион на площади Санта Ана, напротив театра Эспаньоль, она там жила два года в бытность студенткой. Там чисто и недорого. Я тебе позвоню, сказала она. Увидимся мы или не увидимся, но я тебе обязательно позвоню, сегодня или завтра. Даю тебе честное слово.

Вот он и сидит здесь, перед пустой чашкой из-под кофе, уже отхлебнув джина с тоником — голубого в баре пансиона не нашлось, — который официантка только что принесла ему. Сидит и ждет. Весь вечер он не двигался с места, тут и поужинал бутербродом с пережаренной телятиной и бутылкой минеральной воды, предупредив, где его найти, если будут звонить. Кроме того, она могла и просто зайти сюда, и из-за этой вероятности он не отводил глаз от дальнего конца площади, чтобы высмотреть ее в ту минуту, когда она спустится сюда по улице Уэрта или по какой-нибудь другой из тех, что сбегают сюда от Пасео-дель-Прадо.

За припаркованными у тротуара автомобилями, между скамейками, стоявшими на площади, что-то бурно обсуждали нищие, пустив по кругу бутылку вина. Весь вечер они просили милостыню, шныряя по террасам уличных кафе, а теперь подводили итоги дня. Их было четверо — трое мужчин и одна женщина, у ног одного из мужчин пристроилась собачонка.