Легенды и были Кремля. Записки - Клара Маштакова

У каждого кремлевского колокола свой особый неповторимый звон, своя форма. А главное, своя судьба, порой знаменитая, иногда печальная. Один из самых древних и больших колоколов Кремля — Реут. Он размещен в колокольном проеме звонницы. Весит колокол 32 тонны, отлит в 1622 г. выдающимся мастером литейного дела Андреем Чоховым, им же отлита уникальная Царь-пушка.

Судьба Реута необычна. 11 октября 1812 г., когда наполеоновские солдаты взорвали звонницу, Реут упал, но уцелел. У колокола отлетели только уши, и его вскоре отремонтировали и снова водрузили на звонницу на прежнее место. Но новая беда случилась в 1855 г. во время молебна в честь восшествия на престол императора Александра II, тогда колокол Реут сорвался с балки. Падая, он проломил все деревянные и каменные перекрытия, убив при этом несколько человек. Москвичи поговаривали: «Это не к добру…» Император Александр II, Царь-освободитель, трагически погиб от рук народовольцев. А вот колокол Реут на этот раз уцелел… но звонить в него перестали раз и навсегда.

Другой не менее знаменитый колокол Кремля — Успенский, весом 64 тонны, исправно действует по сей день. Он отлит в 1817 г. из колокола, разбившегося в 1812 г. при взрыве колокольни. Колокол создавался как памятник в честь победы над Наполеоном, о чем свидетельствует надпись на валу и горельефные портреты Александра I и его супруги. Когда шла отливка колокола, а отливал его старейший литейщик Яков Завьялов, москвичи приходили смотреть и бросали в яму золотые и серебряные монеты, чтобы звон был лучше.

На Филаретовской пристройке находится еще один крупный колокол весом 13 тонн, отлитый в 1704 г. знаменитым русским мастером литейного дела Иваном Моториным.

Это он, Иван Моторин, начал отливку самого большого колокола в мире — Царь-колокола. История этого уникального колокола необычна. Отливку начали по указу императрицы Анны Иоанновны. Отливали на Ивановской площади Кремля. Первая отливка колокола сорвалась, но вскоре сын мастера, Михаил Моторин, довел дело отца до конца.

26 ноября 1735 г. за 36 минут мастер отлил форму. Это было событие огромного значения! Вес колокола был более 200 т. Началась кропотливая и трудоемкая чеканная отделка формы колокола. Но в мае 1737 г. во время сильнейшего пожара при тушении огня водой колокол треснул и от него откололся кусок весом в 11 т. Царь-колокол пролежал в яме 99 лет. И только в 1836 г. был поднят и водружен на постамент знаменитым архитектором Монферраном (автором Исаакиевского собора в Петербурге). Прекрасно сохранилась декоративная отделка колокола, выполненная русскими мастерами. Здесь мы видим изображение императрицы Анны Ивановны, по приказу которой был отлит колокол, и портрет царя Алексея Михайловича, так как колокол, отлитый в его правление в 1654 г., получил второе рождение, дал свой металл новому — Царь-колоколу. Над портретами иконы: св. Анны, апостола Петра, Иоанна Предтечи. Ангелы поддерживают картуши, на одном из которых текст — история колокола, на втором выбиты имена отца и сына Моториных.

Иван Моторин отлил и знаменитый Набатный колокол, который ныне хранится в Оружейной палате. В далекие времена, когда случалась в Москве беда, звонил Набатный колокол, который висел на Набатной башне Кремля. Так он и висел до 1771 г., когда во время Чумного бунта по тревожному звону колокола восставшие горожане собрались в Кремле. Екатерина Великая «наказала» колокол — у него отняли язык.

Хранится в Кремле и самый древний колокол, отлитый в 1559 г. псковским мастером Нестером Ивановым по повелению Ивана Грозного.

Ежедневно сотни, тысячи туристов, посещая Кремль, подолгу стоят у Царь-колокола. Фотографируются, читают его историю и… непременно дотрагиваются до его поверхности — осколок буквально отполирован от тысяч прикосновений рук!

Однажды летом 1957 г. мне довелось быть свидетелем удивительной сценки из жизни колокола. Это случилось поздним июльским вечером, когда во время Второго Международного фестиваля молодежи и студентов в Кремле состоялся бал. Сотни девушек и юношей, представители всех стран и континентов, танцевали и пели на площадях Кремля. В Тайницком саду продавали сбитень, медовуху, кваски, кренделя и пироги — все было приготовлено по старинным рецептам XVII–XVIII вв. В полночь, когда гремел фейерверк, мы стояли около кремлевского сквера напротив Царь-колокола. Когда последняя вспышка погасла, послышалась песня: «Утро красит нежным светом стены древнего Кремля!..». В проеме Царь-колокола стоял молодой человек… и пел. Песню тотчас подхватили сотни голосов. Певца сменила девушка из Индии. Зрелище было сказочное: одетая в серебристые переливающиеся ткани, освещенная струящимся светом прожектора, девушка, едва касаясь постамента, танцевала, а вернее, плыла по воздуху. Через мгновение она исчезла, оставив на осколке колокола тонкое серебристое облачко — свой шарф.

Еще долго звучала разноязычная речь, песни и смех над древними площадями и улицами Кремля. Было далеко за полночь. Постепенно затихали голоса. Расходились гости. Над Кремлем воцарялась тишина. Уже розовел восток. Над Москвой-рекой опускался туман, уплывая в Замоскворечье. Освещенные луной, блистали золотом купола церквей, и казалось, древний Иван Великий стал выше и стройнее. Наступало утро нового дня…

Кто видел Кремль в час утра золотого,Когда лежит над городом туман,Когда меж храмов с гордой простотой Как царь белеет башня — великан?![9]

БОЯРСКИЕ ДВОРЫ В КРЕМЛЕ

Он лежал пустой равниной…

А теперь стоит на нем Новый город со дворцом,

С златоглавыми церквами,

С теремами и садами.

Иностранные гости, посещавшие Москву в XV–XVI вв., писали, что за мощной крепостной стеной стоял удивительной красоты град, где высилось множество «причудливых» каменных и деревянных палат с высокими крышами, с несчетным числом церквей с золочеными куполами, «верховых» садов с фонтанами и прудами.

В Кремле, кроме двора великого князя, государевых приказов и служебных построек, было немало дворов знатных бояр.

Поставлены те дворы были ладно, на двухъярусном подклете, с просторными палатами, а венчала хоромы боярская роскошная горница.

Шатровые крыши домов делались островерхие, с бочечным нарядным перекрытием.

Строились дворы и церкви «в едином дубу», т. е. только из дуба.

Терем украшали открытые галереи, разноцветные столбы-кубышки фасада, резные наличники окон — все радовало взор.

В окна вставляли узорчатые слюдяные оконницы, печи облицовывали цветными изразцами, полы настилали из широких дубовых досок. Поверх клали войлок, а затем стелили сукно красное или зеленое, часто и стены обивали сукном, а в богатых боярских хоромах полы и лавки устилали коврами.

Обычно же лавки-скамьи, стоявшие у стен и вокруг стола, застилали суконными тюфяками.

Мебели в боярских теремах было немного: вдоль стен тянулись широкие дубовые лавки, стол широкий, длинный, набранный из трехчетырех гладко обструганных дубовых досок. В этой же комнате стоял поставец с большим набором дорогой посуды.

Пили вина и мед из братин и кубков, чаще серебряных, вызолоченных изнутри.

Ложки были непременно серебряные, блюда тоже. В праздники стол ломился от угощения, иногда подавали более ста блюд. Пили мед, медовуху, брагу, водку не употребляли. Так, царь Иван III запретил продажу крепких напитков. Кабаки в Москве открылись только при Иване Грозном. Иностранные путешественники отмечали, что нрав у москвичей добрый, они веселы и словоохотливы. Одежда богатых горожан отличалась яркостью расцветок и добротностью. Женщины носили шубы на беличьем или лисьем меху, крытые бархатом или тонким сукном с собольей оторочкой. В моде были дорогие персидские шали, шею обвивали связки драгоценного жемчуга, руки были унизаны золотыми кольцами с каменьями. На ногах красовались сапожки сафьяновые, изукрашенные шитьем жемчужным. В моде были румяна, и женщина из дома не выходила, не нарумянив ярко щеки и не насурьмив брови. Иностранцы отмечали, что у русских девушек чудесные длинные косы, а женщины волосы убирали и голову украшали богатыми кокошниками. «А главное, — писали иностранцы, — московиты очень красивы, мужчины статные и высокие, а женщины миловидны и улыбчивы». Москвичи были очень набожны и ежедневно ходили в кремлевские церкви на службу, но в основном молились дома, где в каждой комнате непременно висела икона, а часто и огромный киот со старинными иконами в богатых окладах. Женщины редко выходили из терема, молясь, как правило, вместе с детьми дома.

При каждом боярском дворе была своя домовая церковь с крытым переходом или молельня. Во дворе и нижних подклетях дома размещались хозяйственные службы, где жили дворовые. Были на дворе и конюшни и скотный двор, непременно пекарня, «колодезь», баня, амбар, погреба и караульня.