За Родину - Константин Коничев

Но вот в глазах Андрея помутилось. Сплошные круги завертелись перед ним. Пограничник упал тяжело раненый. Но шпионам нельзя было думать о продвижении дальше на советскую территорию. На выстрелы должны прибежать пограничники, и тогда шпионам-террористам грозила бы опасность попасть в ГПУ. План шпионов был сорван.

Они подняли раненого вожака и, трусливо озираясь, отступили…

…Когда в глухом лесу, на линии границы, произошла беспорядочная частая стрельба, никто из пограничников, находившихся на своих постах, не подозревал того, что шпионы открыли такой интенсивный огонь против одного пограничника. По опыту своей работы на границе люди знали подобные случаи: бывало укрывшись от зоркого взгляда советского часового, нарушители устраивали провокационную пальбу из револьверов. Делалось это с целью отвлечь внимание пограничной охраны, снять с мест посты, вызвать пограничников на провокационные выстрелы. А шпионы, пользуясь возможным замешательством на одном участке, стремились проскочить там, где охрана границы казалась ослабленной.

Комендант заставы предусмотрительно расставил своих людей и ждал нарушителей. Вокруг высился темный бор – место, менее рискованное для нарушителей.

– Не исключена возможность, что шпионы пойдут вот здесь, – предупреждал комендант бойцов, находившихся в его распоряжении. Комендант в своих расчетах ошибался очень редко. Он не ошибся бы и сегодня, если бы шпионы сумели обмануть чутье и зрение пограничника Коробицына.

…На линии границы, где маячил Андрей, прогремели частые выстрелы и через две минуты затихли.

– Опять провокация!..

– Следует, товарищи, держаться на своих местах и быть наготове.

Комендант, внешне скрывая свое беспокойство, чувствовал, что происходит что-то неладное.

Из расплывчатых облаков показалось над лесом солнце. Легкий ветерок с посвистом гулял по вершинам деревьев. Порхали перепуганные выстрелами птицы, не осмеливаясь садиться на деревья там, где они поблизости чуяли притаившихся людей.

– Что-то не ладно, – проговорил комендант, прислушиваясь, – медлить и ждать нельзя.

Через несколько минут с двух сторон пограничники развернутым строем «прочесывали» участок леса, где находился Андрей Коробицын.

Собака Лота, что была на поводу у начальника заставы, как только стала подходить к месту перестрелки, туго натянула ремень и о повела за собой своего хозяина.

Тяжело раненый Андрей был обнаружен в бесчувственном состоянии. На полах шинели, на гимнастерке и голенищах сапог запеклась кровь. Кто-то взял Андрея за руку, проверил пульс. Один из пограничников быстро раскрыл санитарную сумку и стал оказывать помощь раненому товарищу. Андрея перевернули на спину, дали ему выпить освежающей влаги и наскоро перевязали раны. Андрей очнулся. Понесли его осторожно прямо к заставе.

Двое близких друзей-пограничников, Боровиков и Тютиков с нескрываемой болью смотрели на бледное, с правильными чертами лицо товарища Андрея и украдкой смахивали слезы со своих глаз.

– Да, он много потерял крови, – озабоченно сказал комендант и распорядился послать вперёд одного пограничника, чтобы немедленно по телефону затребовать на заставу врача.

– Осторожно, товарищи, несите, осторожно, – предупреждал комендант пограничников там, где приходилось переходить буерак или изворачиваться в узком проходе лесной тропинки. Но красноармейцы и без того старались бережно пронести Андрея. Он лежал с полураскрытыми глазами, тяжело дышал. Попросил закурить. К его запекшимся губам поднесли папиросу.

– Одного-то я сразил, про остальных не помню, – начал, напрягая память, вспоминать Андрей. – Стреляли близко и много…

– Хорошо, товарищ Коробицын, хорошо, поправитесь, потом расскажете. Сейчас держите себя спокойно, не волнуйтесь, – успокаивал его комендант.

Но Андрей не унимался:

– Скажите, их не поймали? Не прошли к нам те, которые уцелели… Предлагали мне сдаться…

Комендант немного приотстал и, привалившись к дереву, подождал догонявших его людей. Лота обнюхивала сапоги коменданта и, покрутив хвостом, побежала вперед вслед за пограничниками, уносившими Андрея к заставе. Начальник заставы пошел бок о бок с комендантом.

– Ну, что, выяснили? – нетерпеливо спросил комендант.

– Собрали около сарайчика пятьдесят шесть гильз и вот всё такие. – Начальник достал из кармана кожаной куртки закоптевшую от выстрела гильзу и подал её коменданту.

– От револьвера системы «Парабеллум», – быстро определил комендант и, как знаток огнестрельного оружия, утвердительно добавил: – калибр семь шестьдесят три, такие револьверы состоят на вооружении офицеров германской армии…

…В тот же день Андрея Коробицына провожали с заставы в ленинградский госпиталь. В вагоне пригородного поезда слегка трясло. Пограничники, сопровождавшие раненого товарища, заботливо ухаживали за ним и беспокоились, как бы не повредить, не затронуть его опасных ран. Мужество и выдержка не покидали тяжело раненого бойца. Он ни разу не простонал и просил своих товарищей лишь об одном, чтобы поменьше о нём беспокоились.

Врач Виноградова, молодая женщина, находилась при нём безотлучно. Комендант заставы сидел у изголовья и не сводил глаз с Андрея. Он думал о мужестве пограничника, о его геройском поступке. Ему хотелось знать подробно эпизод, происшедший на границе, но и себе и товарищам, провожавшим Андрея, он запретил всяческие расспросы. Нужно было беречь раненого бойца, не тревожить его.

– Ждите, товарищ комендант, я крепкий, я выздоровлю и снова буду на заставе… – слабеющим голосом проговорил Андрей, угадывая мысли коменданта.

– Обязательно, обязательно выздороветь надо и выздоровеете, – ободрял его комендант.

Виноградова молча проверила пульс.

– Ну, как? – спросил ее Андрей.

– Будем надеяться, в госпитале хорошие доктора, они спасут. Да и у вас, товарищ Коробицын, хватит сил для того, чтобы поправиться от ран.

Голос Виноградовой звучал нежно и ласково. Она погладила его бледный лоб и поправила ворот гимнастерки.

За окнами вагона мелькали окраины Ленинграда. Поезд замедлял ход…

– Умру я, или жив останусь – не важно, – заговорил Андрей, глядя в лицо Виноградовой. – Об одном прошу вас, товарищ врач, достаньте из моих ран шпионские пули, не хочу я с ихними пулями в землю итти… Да еще матери моей Степаниде в случае чего напишите, что сын её не напрасно умер…

Последние слова он сказал почти шепотом и замолк…

Трое суток пробыл Андрей в госпитале. Врачи боролись с наступавшей смертью. Но тяжелы оказались раны. Смерть оборвала молодую жизнь героя-пограничника.

Архангельск.

1937–1938 гг.

Примечания

1

Капкан.