Шпион, который спас мир. Том 2 - Джеролд Шектер

Он все просчитал. Варенцов его перевод поддержит, и это сыграет ему на руку, когда он запросит советские документы для того, чтобы написать по ним статью. Этот план, судя по записи встречи, показался группе «вопиющим очковтирательством», но далее добавлено: «Вероятно, Пеньковский знает, о чем говорит, и это, возможно, будет полезно для него и не приведет ни к чему плохому»{80}. И действительно, Пеньковского поблагодарили за то, что он привез книгу Лэппа. Его начальник в ГРУ полковник Рогов написал генералу Серову докладную о том, что книгу необходимо перевести на русский, так как она весьма важна{81}.

Во время своей последней недели в Париже Пеньковский проводил все дни на советской выставке и в посольстве, а вечера — с группой или Винном. Вернувшись из Югославии, Винн был готов ходить по магазинам и ресторанам. Как-то вечером Бьюлик устроил Пеньковскому встречу с проституткой в отеле «Калифорния» на Рю де Берри, напротив офиса парижской «Геральд трибюн». Бьюлик снял комнату, оплатил женщину и сказал ей, что она предназначена для его друга, югославского бизнесмена. Бьюлик пошел в бар отеля и подождал, пока Пеньковский освободится.

Дел было много: англичане устроили Пеньковскому экскурсию по заводу, изготавливающему дизели, а служащий АРМКО Джордж Хук провел его по заводу, производящему стальные трубы. Хук, описывая Пеньковского, говорит, что он был «симпатичным и воспитанным, не как какой-то заурядный советский чиновник». Пеньковский отобедал у Хука в Нейи-сюр-Сен, на окраине Парижа. Разговор был дельный и небесполезный, вспоминает Хук. После десерта Хук передал Пеньковскому проспекты по процессу изготовления стали, «но не новейшие секретные сведения»{82}.

12 октября, в четверг, Пеньковский снова встретился с группой на явочной квартире. Он получил рабочие инструкции и заключительные требования (см. приложения 1 и 2). Список открывала «возможная информация ответственных советских чиновников о том, что СССР принял решение начать атаку против Запада». Пеньковский должен был сообщить «план, дату и время атаки, подробности сбора информации». Другие требования касались стратегических ракет, баллистических ракет для подводных лодок, антибаллистических ракет, противовоздушной обороны и ядерного оружия. Пеньковский должен был также сообщить «любое доказательство того, что у РРС (русской разведывательной службы) есть агенты в высших слоях западных правительств».

Пеньковский посетил завод АРМКО утром в пятницу с офицером ГРУ из советского посольства. Благодаря Джорджу Хуку их приняли хорошо и пригласили на обед. Пеньковский провел остаток дня, изучая брошюры и проспекты, полученные на заводе и от группы. Его посылка для дипломатической почты весила четыре килограмма и была отправлена прямо в ГРУ.

Французские ограничения на поездки советских «дипломатов» — для сокращения шпионажа — создавали определенные трудности для офицеров ГРУ в советском посольстве в Париже: они не могли самостоятельно связываться с французами. Пеньковский, приехавший в Париж в составе делегации советской выставки, не подчинялся этим запретам. Он установил контакт с американской и британской фирмами, чего парижский отдел ГРУ сделать не мог. Хотя Пеньковский не получил описаний последних достижений технологии сверхпрочной стали, используемой при конструировании ракет, брошюр и инструкций было достаточно, чтобы казалось, что он узнал важные производственные секреты.

Утром 14 октября, в субботу, когда Пеньковский пришел попрощаться в советское посольство, резидент ГРУ Чередеев показал ему «превосходный отчет», который он посылал в Москву о пребывании Пеньковского в Париже. Пеньковский сказал резиденту ГРУ, что он с наилучшей стороны обрисует положение вещей в парижской резидентуре. Пеньковский знал, по каким правилам играть: «ты — мне, я — тебе».

Чередеев попросил Пеньковского также передать привет лично Ивану Александровичу (Серову).

В субботу вечером Пеньковский подсел в машину на новом месте встречи неподалеку от Понт де Гренель, чтобы отправиться на заключительную встречу с группой. Хотя не было и намека на слежку, не мешало менять места встречи. На явочной квартире Пеньковский поблагодарил группу за помощь и сказал, что он уверен, что выполнил задание ГРУ в Париже{83}.

Пеньковскому запретили звонить и прощаться с французской переводчицей, которую он встретил на выставке в Москве, а в Париже ходил с ней в «Лидо». Ей позвонит Роджер Кинг, скажет, что он парижский приятель Пеньковского, и извинится за то, что тот не смог попрощаться лично. Пеньковский сам с ней свяжется, когда через несколько месяцев вернется в Париж. Это было сделано для того, чтобы женщина не написала Пеньковскому письмо в Комитет, когда он приедет в Москву. Пеньковский не должен делать ничего, что могло бы привлечь внимание органов советской безопасности. Письмо от иностранки было бы прекрасным поводом для подозрений.

Большая часть встречи была посвящена рабочим инструкциям, которые Пеньковский повторял по своим записям. Потом они просмотрели требования важных элементов информации, в ЦРУ это было эквивалентом журналистских «пяти самых важных вопросов»: кто, что, почему, где, когда? Он также должен был достать руководства по советским танкам последней модели, Т-10М и Т-55, и по артиллерии обычного типа{84}.

Пеньковский получил инструкции сообщить точную информацию о ядерных мощностях и точные данные взрывов, чтобы сопоставить его информацию с данными американских проб атмосферы. Его также попросили собрать и зафиксировать любую информацию по советским средствам связи, криптоанализу, криптографии и кадровым методам в этой сфере.

Во время этого заключительного разговора Пеньковский сообщил о том, что у него был одноклассник в Военно-дипломатической академии, который занимается «нелегальной» работой, и, может быть, его знают за границей. Так как нелегалы проникают за рубеж с поддельными документами и живут, не раскрывая своего настоящего имени, Пеньковский может помочь выявить этого агента, показав его на фотографии класса в академии.

Для Пеньковского был готов перевод аннотации книги Лэппа «Человек и космос» в шестнадцать страниц. Он обрадовался, и все перешли к выпивке, бутербродам и фотографированию. После того, как выпили шампанское за здоровье и успех, началось теплое прощание. По русской манере Пеньковский обнял и каждого по очереди поцеловал. Потом они все минуту сидели молча, соблюдая старую русскую традицию тихой молитвы за удачную поездку.

У всех был один и тот же вопрос, который так никто и не задал: встретятся ли они снова? Увидят ли они когда-нибудь друг друга в мире без войны? Пеньковский был единственным агентом, сообщавшим прямо на Запад о военных планах Никиты Хрущева сразу после того, как тот говорил о них на Высшем военном совете. Мог ли Пеньковский помочь сохранить и свою родину, и те страны, которые приняли его, и не дать им разрушить друг друга в ядерной войне?

В 5 утра Пеньковский проснулся в комнате отеля «Буффало дю Монтана». Он переехал туда, потому что там было достаточно дешево, и он мог прожить на тридцать шесть франков в день (около семи долларов в 1961 году). Винн ему позвонил в 6.00 и привез его в аэропорт Орли к самолету компании «Эр Франс», вылетающему в 8 утра в Прагу, где он пересядет на рейс «Аэрофлота» на Москву. Утро было холодным, серым, и, подъезжая к аэропорту, они увидели, как спустился туман. Полет отложили. Винн и Пеньковский пили кофе и коньяк, бродили по коридорам аэропорта, ожидая, когда распогодится и сообщат о его рейсе. Винн спрашивал себя: был ли туман предзнаменованием для Пеньковского? Может быть, боги предупреждали его, чтобы он остался?{85}

В 11 часов Пеньковский все еще был в зале ожидания, когда Джордж Кайзвальтер и Майкл Стоукс приехали в аэрЪпорт на другой самолет. Они его увидели, но правила были превыше всего. Они не поздоровались и старались не попадаться ему на глаза.

Наконец в 11.15 объявили посадку на самолет, и Пеньковский пошел к выходу. Винн вспоминает: «У двери Алекс остановился, и я подумал, что он сейчас повернет назад, предпочтя Париж и безопасность. Он опустил чемоданы и стоял, не говоря ни слова, а я ждал и надеялся. Внезапно он сжал мою руку, потом поднял чемоданы и сказал: «Нет, Гревил, у меня еще есть работа!» — и ушел»{86}.

Глава тринадцатая. Было ли отставание по ракетам?

21 октября 1961 года, во время XXII съезда Коммунистической партии в Москве, заместитель секретаря обороны Роузвелл Джилпатрик бросил недвусмысленный вызов претензиям Хрущева на ядерное превосходство, произнеся продуманную речь на Деловом совете в Уайт Салфур Спрингс, штат Западная Вирджиния. Основная тема речи Джилпатрика — согласованной с Макджорджем Банди, помощником президента по делам национальной безопасности, и одобренной президентом Кеннеди — была следующей: у Соединенных Штатов ядерного оружия больше и оно лучше, чем у Советского Союза. Джилпатрик сказал, что Соединенные Штаты «располагают ядерным потенциалом для ответного удара, обладающим такой летальной мощью, что любой вражеский маневр, вводящий это оружие в игру, был бы актом самоубийства с его (Хрущева) стороны... Разрушительная мощь, которую могут задействовать Соединенные Штаты даже после внезапной атаки Советов, столь же велика — а может быть, и больше, — как общие неповрежденные силы, которыми враг может угрожать Соединенным Штатам при нанесении первого удара. Короче, мощность ответного удара у нас, по крайней мере, не меньше, чем мощность первого удара Советского Союза. Таким образом, мы уверены, что Советы не собираются своими действиями спровоцировать серьезную ядерную атаку»{87}.