Путь Знахаря - Константин Утолин

Вот в чем заключался еще один смысл того, почему Мирослав учил Дмитрия постигать внутреннюю суть самых разных животных: это было необходимо еще и для постижения сути стихий!

Разные животные, птицы, рыбы, насекомые имеют сродство с теми или иными стихиями. Поняв внутреннюю суть этих животных, рыб, птиц, насекомых и даже змей, Дмитрий сможет постигать и скрытую суть стихий, и будет это для него намного проще, чем в случае, если бы он не побывал уже разными тварями — земными, водными и воздушными.

Будучи «в шкуре» этих тварей, Дмитрий и впрямь уже уловил сути воды и воздуха. Тяжелее ему давалось постигать суть земли. А всего тяжелее шло понимание сути огня и металла. Ведь не было животных, родственных этим стихиям… И поэтому приходилось постигать их в попытках прямого воплощения в них своей истинной сущности.

Самому становиться огнем и металлом! Это давалось ох как нелегко…

Мирослав в лесу на поляне разжигал для него костер, затем давал выпить какой-то обжигающей, словно огонь, жидкости, и велел впитывать огонь сквозь кожу в тело. Сначала Дмитрию казалось, что он сгорит в огне, вдруг начавшем бушевать у него внутри. Но потом его тело превратилось в рвущееся в небо пламя. Он стал пламенем — чистым, ослепительным, пляшущим, буйным, неудержимым огнем, сжигающей и очищающей могучей силой…

От жаркого огня он переходил к холодному металлу, постигая его суть через общение с мечом и топором. Благо и тем и другим он поработал немало. И когда у него получалось достичь слияния и воплощения в суть стихии металла, он становился подвижным, быстрым и легким, как остро наточенный клинок. Теперь Дмитрий знал, что все стихии живут у него внутри, но все они — под контролем у его истинной сущности. Он владел этими вновь обретенными качествами, а не они владели им…

Остальные семь стихий давались Дмитрию также с разным успехом. А освоить их надо было. Ведь в каждом человеке присутствуют в разной степени все природные стихии, хоть и далеко не каждый человек это чувствует. И именно от силы и равновесия стихий зависит здоровье человека. Лекарь, понимающий и чувствующий, какая из стихий в больном сильна, а какая ослабла, сможет почувствовать самое начало зарождения болезни, когда это еще и не болезнь, собственно, а лишь своего рода «тень» будущей болезни, отброшенная в настоящее.

Поняв, почему так важно ему освоить и понять суть стихий, Дмитрий снова и снова упрямо пробирался сквозь хитросплетения и чужого языка, и сложных понятий. Хорошо хоть, были и у мудрецов родного народа записи, говорящие о том же. Да и Мирослав не отказывал Дмитрию в разъяснениях.

За этими занятиями и прошло незаметно еще полгода.

Дни вновь стали длинными, и даже ночи теперь были светлыми. В один из дней, когда Дмитрий уже привычно взял в руки толстую книгу, Мирослав вдруг отобрал у него фолиант, сказав, что пришло время для другого дела. «Для какого?» — поинтересовался Дмитрий.

И тогда Мирослав предложил Дмитрию сразиться с ним. Сразиться всерьез, хоть и без оружия.

Еще год назад Дмитрий, пожалуй, стушевался бы от такого предложения. Но сейчас все стало иначе. Он сам стал другим человеком. Совсем не тем, кто пришел однажды к избе Мирослава и жестоко обиделся на первое же устроенное тем испытание.

Тогда он не был, да и не мог быть для Мирослава достойным соперником. И Мирослав, конечно же, видел это. Потому и не предлагал сразиться. Но сейчас, когда все изменилось, Дмитрий и сам чувствовал, что готов помериться силой со старым мастером — ведуном. Не стушуется, не струхнет и не усомнится в себе. Он не только готов был помериться с ним силой — он почти не сомневался, что если постарается, то может и одолеть Мирослава. Все — таки ведун, хотя и силен, ловок и быстр для своих то лет, все — таки стар. Он же, Дмитрий, молод. И теперь тоже владеет боевым искусством.

Даже без оружия Дмитрий сейчас мог убить обычного человека, причем, даже не прикасаясь к нему, на расстоянии двух шагов. С Мирославом, конечно, вряд ли удастся разделаться легко. Но тем лучше. Значит, можно сражаться на равных, а не играть «в поддавки», не стараться изо всех сил не причинить сопернику вреда.

Поразмыслив об этом, Дмитрий согласился выйти на бой. Правда, все же честно предупредил Мирослава, что боится причинить ему вред. «Я ведь молод и силен, а ты, старый ведун, хотя и здоров не по годам, а все — таки…»

Дмитрий был уверен, что поступает благородно, говоря так. Мирослав не может не видеть, что ученик физически сильнее и во многом уже превзошел учителя в искусстве боя.

Реакция Мирослава была неожиданной. Он вовсе не стал просить Дмитрия щадить его в бою или сражаться как — нибудь в полсилы. Напротив, лишь усмехнулся в ответ и промолвил: «Ну да помогут Изначальные Предки нашему теляти да медведя заломати».

С этими словами и вышел во двор. «Вот ведь самонадеянный старик», — подумал Дмитрий, вздохнув, сбросил в сенях рубаху и пошел следом за Мирославом.

К полному его изумлению, не прошло и ста ударов сердца с начала схватки, как Дмитрий уже лежал, обездвиженный, у ног победно возвышающегося над ним Мирослава. Ему было стыдно не столько за поражение, сколько за свою самонадеянность, которая, как он только сейчас понял, бывает наказуема.

Потом, выйдя из боевого состояния, он вдруг осознал, что Мирослав мог бы завершить бой и еще раньше. Да не стал. Видимо, хотел в деле посмотреть, как освоил Дмитрий всю его науку. Как будет менять он по ходу схватки манеры боя, переходя из одного звериного состояния в другое, меняя наполняющие его движения стихии и соответствующие этому состояния своей внутренней силы и качества истинной сущности.

Но как ни старался Дмитрий, он так и не смог ощутить, за счет чего Мирослав раз за разом либо сбивал его на землю, либо делал так, что самые отточенные, въевшиеся в плоть и кровь движения вдруг переставали получаться, и Дмитрий буквально начинал путаться в собственных руках и ногах! И это он, чей разум научился управлять восемью лапами паука! Да и сейчас, когда схватка закончилась, он так и не понял пока, благодаря чему Мирослав так легко, буквально играючи победил его. Помучавшись этой загадкой, Дмитрий подошел к присевшему на лавку ведуну и спросил:

— Как же так? В чем я ошибся? Я чего-то не понял или понял неправильно? Или я не все еще знаю?

— Ну, допустим, все одним ПервоПредкам известно. И я тоже по сей день учусь. А побил я тебя потому, что воздействовал на то, что присуще именно человеку. И поэтому в звериных манерах боя просто нет средств, способных противостоять таким приемам.

— Что же это за ухватки такие особенные?

— Садись рядом. И слушай внимательно. Потому как то, про что я сейчас поведу речь, кажется простым. И за этой внешней «простотой» легко потерять подлинный смысл.

Дмитрий приготовился слушать в оба уха. И Мирослав неспешно продолжил:

— Запомни, что любое движение людей в бою так или иначе, да связано с самым древним чисто человеческим навыком — удерживать равновесие. И можно развить очень тонкое ощущение той предельной границы положения тела, за которой уже нельзя удержаться от падения. И тогда человек, как говорят в системах нашего народа, начинает «чувствовать край». А научившись чувствовать «край», станешь способен «запускать маятник» — как бы «нанизывать» на «качания из края в край» и другие движения.

Дмитрий сразу же не только понял, но и всем телом почувствовал, о чем идет речь. Понял он и то, что именно умения чувствовать «край», свойственного только человеку, а не животным, и не хватило ему в схватке с Мирославом, потому что применял он в этой схватке стили животных. Видно, пришло время и человеческими навыками боя овладевать…

— Научившись в совершенстве чувствовать «край» у себя, постепенно станешь ощущать его и у противника, — продолжал Мирослав. — И вот тогда ты сможешь уже не меряться с противником в силе или скорости, а сразу действовать так, чтобы пресекать любые его движения тогда, когда они еще только зарождаются. А основано это умение все на том же осознании равновесия. Заставь тело твоего противника ощутить, что оно стало терять равновесие — и у него сразу возникнет древнейшее из чувств — надо устоять! А про все остальные затеянные им движения тело сразу забудет. Вот и сорвется его атака или защита. Заметь — боец, чувствующий «край», гораздо менее подвержен действию таких уловок. Вот так я тебя и победил. И теперь ты будешь учиться этому.

И начались долгие изнурительные тренировки. Больше Мирослав не вызывал его на бой, и Дмитрий понимал, что все еще не стал для ведуна достойным противником, вопреки тому, что он, было, возомнил о себе. Он знал, что стал неплохим бойцом — но нет предела совершенству, и Мирослав продвинулся на пути к совершенству, как оказалось, неизмеримо дальше…