Пача number two (СИ) - Ионов Павел

— Хорошо, я передам…

— Жду его завтра утром. А теперь свободны. Оба…

Закрыв за ними дверь номера на замок, я с облегчением рухнул в кресло.

Фух… Неужели прокатило? Аж не верится…

Но завтра с утра придётся мне быть при полном параде. Понты — это наше всё!

А понты дороже денег…

С утра я умылся, переоделся в мундир и отправился в ближайшую парикмахерскую, где меня и постригли, и побрили.

Вот же блин… Ведь уже не первый раз меня бреют в парикмахерской, а всё равно немного жутковато становится, когда опасная бритва так и мелькает перед глазами…

Горлышко то открыто… Или это только у меня такая реакция?

Но так или иначе, но уже через полчаса я, весь благоухающий одеколоном и при всём параде, сидел в ресторане и завтракал.

Хоть вроде и договорился я вчера, но всё равно нервы немного в напряжении у меня. Пришлось бокал вина выпить.

Поел, сижу расслабляюсь, курю папиросу. В зале ресторана, кроме меня, всего несколько человек ещё.

Вот появляется ещё один. Спросил что-то у стоящего возле входа халдея и подошёл к моему столику.

— Доброе утро, Ваше благородие! — поздоровался он со мной.

— И Вам того же. Чем обязан?

Я рассматриваю своего гостя.

Он внешне выглядит старше меня. Лет сорока пяти примерно. Одет со вкусом. Уже довольно заметно выпирающий вперёд живот. Небольшая аккуратная бородка.

— Я Черкасов. К Вам вчера подходил человек от меня. Вы пригласили меня встретиться. Или он не так понял Вас?

— Иннокентий Андреевич?

— Да, он самый… Черкасов Иннокентий Андреевич…

— Ну присаживайтесь тогда… Иннокентий Андреевич…

Тот садится напротив меня, сразу же заказывает себе чай с пирогом и задаёт мне вопрос.

— О чём Вы хотели со мной поговорить?

— Ну, во-первых, не хотел, а рекомендовал… А, во-вторых, это я Вас слушаю по части компенсации…

— Простите? Что Вы имеете в виду?

— Ну это ж Ваши подопечные угрожали моей семье. А значит, в ответ я сейчас просто буду вынужден уничтожить Вашу. Включая отца, Вашу жену и обоих детей.

— Э-э-э… В каком смысле уничтожить?

— В самом прямом, господин Черкасов, в самом прямом. До смерти…

Ваши клевреты посмели угрожать моей семье. А я всегда воздаю сторицей и с процентами…

Мой собеседник заметно бледнеет и пытается ослабить ворот сорочки. Затем достаёт платок и вытирает вспотевший лоб.

— Господин Мулинский! Я никому не давал такого задания — угрожать чем-то Вашей семье…

— Ну это уже Ваши проблемы. Подбирайте, значит, получше исполнителей.

Вы же хотели отобрать у меня фабрику? Хотели. Вот и за это тоже придётся ответить.

— Чего Вы хотите?.. — хрипло интересуется мой собеседник.

— Компенсации, конечно…

… Через полчаса мы всё-таки с ним договорились. Я не трогаю ни его самого, ни его семью. Взамен Черкасов выкупает во Владивостоке груз американского парохода с контрабандой, захваченного нашими крейсерами.

А груз там как раз для меня нужный. Порох, медь, латунь… Вот этот груз Черкасов и выкупает, и потом доставляет ко мне на фабрику. Ну а я уже выкупаю его за полцены.

Для меня вообще бы отлично было, если бы бесплатно всё досталось, но увы… Хоть так, и то хлеб. Тем более про этот груз я и не знал даже. Про него Черкасову по его каналам сообщили.

Вот получу я этот груз и тогда мы с ним расходимся как в море корабли…

Ну а если, не дай бог конечно, с его стороны будет любое недружественное действие в отношении моей семьи, то тогда ему уже придётся хоронить своих близких…

А так, он и компенсацию мне сделал, и лицо свое сохранил.

Ну а потом я занимался своими делами. Забрал уже готовые бумаги, съездил за выполненными заказами. На своей фабрике опять побывал. Осталось лишь с утра сесть на поезд и ехать домой.

Ночью я спал как убитый. Устал за день всё-таки.

С утра я привёл себя в порядок, позавтракал и вышел к подъехавшему извозчику. Следом за мной мальчишка тащил мой чемодан.

С утра солнце грело совсем не по осеннему. И я был одет налегке.

Чемодан уложили и закрепили, я уселся на сиденье и тут то всё и произошло. Из едущей навстречу пролётки по мне начали стрелять из револьвера.

Как я заметил стрелка, я и сам не понял. Наверное его поведение как-то выбивалось из привычных рамок.

Но ещё до первого выстрела я уже вывалился из не успевшей стронуться с места коляски. Ушиб себе левый локоть, но успел. Только болью рану прострелило.

Поначалу, я даже подумал, что в меня опять попали, но нет, бог миловал.

Загремели выстрелы, заржали испуганные лошади, посыпалось разбитое стекло.

Я как чувствовал, в мундир с утра облачился, и с пистолетом в кобуре. Вырвав свой ПМ из кобуры, я открыл ответную стрельбу.

Первая пуля выбила щепку из их коляски, но зато все последующие пошли так, как надо. Две пули достались стрелку и одна вознице.

Крики людей, трели свистков дворников…

Я, морщась от боли, медленно поднялся с земли, потёр ушибленный локоть и огляделся.

Твою ж мать! Швейцар у двери сидит на земле, зажимая рану на ноге, а испуганный мальчишка-прислужник вроде как целый, но с мокрыми штанами. Одно из стёкол разбито.

Возница нападавшей коляски вывалился из неё. Но так как вожжи он так и не отпустил, то и лошадь сразу же встала. Я подхожу ближе.

Возница был уже готов, пуля попала ему в голову. А вот стрелок оказался ещё жив и начинает ворочаться.

Э-э-э! А морда то его лица мне, оказывается, знакома! Это тот самый пропагандист, с кем я столкнулся у ворот своей фабрики!

Хотя, если честно, то я думал, что это кто-то из людей Черкасова будет. Но ошибся.

— Доктора… Доктора мне нужно… — стонет этот урод.

— Какого тебе, на хрен, доктора? Ты же убийца! Так сдохнешь!

Я подбираю выпавший у стрелка из руки револьвер. Какой-то короткоствольный агрегат типа «бульдога».

— Я не убийца! На крови жертв взойдет новое справедливое общество…

— Ну так и пожертвуй собой. Сдохни во имя будущей справедливости.

— Я не хочу умирать! Ну позовите доктора!

— Пока не скажешь, кто тебя послал, никаких докторов! Колись, давай, или сдохнешь прямо здесь!

… Оказалось, что Черкасов здесь совсем не причём. Просто этот агитатор, из эсдеков кстати, обиделся на меня смертельно и решил отомстить. Договорился с таким же, как и он, отморозком и решил меня грохнуть. И не выбрал лучшего момента, как напасть на меня на выходе из гостиницы.

Хотя, да… Вполне могло всё у них получиться, если бы не одно но…

Я ж только-только с войны вернулся, к тыловой мирной жизни привыкнуть ещё не успел. Вот и среагировал подсознательно.

Заметил краем глаза направленное на меня оружие и действовал без раздумий…

Вокруг нас уже столпились зеваки. Все пялятся на меня и на убитого с раненым. Подстреленного швейцара уже унесли в гостиницу.

Загремели сапоги и, поддерживая рукой уставную саблю, к нам подбежал городовой.

Увидев меня вытянулся по стойке смирно.

— Что случилось, Вашбродь? Хто стрелял?

— Он стрелял, — показываю на раненого стрелка, — ну и я в ответ… Только я стреляю лучше…

… Короче, пока то да сё, пока я объяснил, как дело было, пока тела преступников забрали, я чуть было на поезд не опоздал. Моему извозчику гнать потом пришлось. Но успели, слава богу.

Я расплатился с извозчиком, по быстрому отряхнулся, поправил фуражку и вошёл в вагон. Ехать мне чуть больше часа, так что я взял билет в вагон второго класса. Хотя мне бы и третьего вполне хватило. Ехать то совсем недалеко.

Но вот только офицеры не имеют права ездить в третьем классе, чтобы не дискредитировать армию и флот. Минимум во втором классе они могут ехать. И то, начиная с полковников, уже только первый класс им полагается.

Пока я ехал до дому, обдумывал сложившуюся ситуацию. Если верить всё-таки загнувшемуся от ран стрелку, то он никому обо мне не говорил. Так что мести от революционеров, вроде как, быть не должно.