Дочь времени. Дело о похищении Бетти Кейн (сборник) - Джозефина Тэй

– Нет, не думаю. По-видимому, он говорил о совестливости.

– Может быть. Но это настоящее лицо! Не соединение органов слуха, дыхания, поглощения пищи. Замечательное лицо. Если его немножко изменить, будет Лоренцо Великолепный.

– А может, это и есть Лоренцо, просто вы спутали портреты?

– Ну нет. Почему тебе пришло в голову?

– Потому что лицо не соответствует характеру исторической личности! А? Взяли и перепутали портреты?

– Такое, конечно, возможно, но это портрет Ричарда. Оригинал, как сказал Джеймс, находится в Виндзорском замке и включен в опись, сделанную еще при Генрихе VIII. Так что ему лет четыреста, не меньше. В Хэтфилде и Олбери есть копии.

– Значит, все-таки Ричард, – нехотя смирился Грант. – У меня нет ничего, за что можно было бы уцепиться. Ты никого не знаешь в Британском музее?

– В Британском музее? – переспросила Марта, не отрывая глаз от фотографии. – Нет, кажется. Не помню. Я и была-то там всего один раз, смотрела египетские украшения, когда играла Клеопатру с Джеффри… Ты видел Джеффри в роли Антония? Благородного Антония? Почему-то я боюсь туда ходить. Сосуд времен. Все равно что смотреть на звезды. Чувствуешь себя маленькой и ничтожной. А что ты хотел в БМ?

– Мне нужна какая-нибудь информация о хрониках, которые писались во времена Ричарда. Так сказать, отчеты современников.

– Значит, сэр Томас тебя не устроил?

– Да он просто-напросто старый сплетник, – не без злости ответил Грант. Он уже почти ненавидел всеми обожаемого Мора.

– Ладно-ладно. А тот человек в библиотеке, который дал мне книгу, говорил о нем с благоговением. Житие Ричарда III в изложении святого Томаса Мора, и все такое.

– Тоже мне житие, – буркнул Грант. – Он жил при Тюдорах и писал о Плантагенетах то, что ему рассказывали, потому что самому ему было тогда пять лет.

– Пять лет?

– Пять.

– Да-а-а. Ничего себе первоисточник!

– Вот так. Точность как у букмекера. К тому же он по другую сторону. Слуга Тюдоров – это слуга Тюдоров, когда речь идет о Ричарде III.

– Да-да. Понимаю. Ну а что ты хочешь узнать о Ричарде, ведь за ним не числилось никакой тайны?

– Например, что за человек он был. Для меня он – загадка посложнее любой, с какой мне приходилось когда-либо сталкиваться. Что заставило его перемениться едва ли не за одну ночь? До смерти брата не было человека благороднее и преданнее.

– Может быть, чем ближе к трону, тем больше искушений?

– Может. Но он-то до совершеннолетия наследника должен быть регентом. Протектором Англии. Если знать его жизнь, то и этого не так уж мало. Подумай сама, ему не за что было жаловаться на судьбу.

– Представь себе, Ричард не любил мальчишку и хотел «проучить» его. Странно, но мы всегда думаем о жертвах почти как об ангелах. Не люди, а подобия Иосифа. Допустим, наследник был несносен и заслужил, чтоб его посадили в темницу. Или сам попросил, чтоб его тихонько низложили.

– Их было двое, – напомнил Грант.

– Ну конечно. Все это слова. Ужасно, ужасно. Бедные пушистые овечки. Ой!

– Что «ой»?

– Не знаю. Наверно, пушистые овечки…

– Что?

– Нет, не скажу. Вдруг не выйдет? Я побежала.

– Ты уже совсем очаровала Маделин Марч? Она согласилась написать пьесу?

– Думаю, идея ей нравится, но пока контракт не подписан… До свидания, дорогой. Скоро увидимся.

Марта направилась к двери и, увидев зарумянившуюся Амазонку, резко ускорила шаг, а Грант и думать забыл о пушистых овечках вплоть до следующего вечера, когда обнаружил у себя в палате существо в роговых очках, которые как будто усиливали его сходство с пушистой овечкой. Грант находился в состоянии полудремы и ощущал полную гармонию в своих отношениях с окружающим миром, чего уже давно не было. История, как совершенно справедливо предвидела старшая сестра, великолепным образом способствовала обретению перспективы. Вдруг в дверь постучали, но так неуверенно, что Грант решил: «Померещилось». В больничные двери всегда надо стучать уверенной рукой. Однако на всякий случай он сказал: «Войдите» – и увидел такую не вызывающую сомнений «пушистую овечку», что долго не мог прийти в себя от смеха.

Молодой человек смущенно улыбнулся, поправил очки, кашлянул несколько раз и сказал:

– Вы мистер Грант? Я – Каррадин. Брент Каррадин. Надеюсь, вы уже не спали?

– Нет-нет, мистер Каррадин. Рад вас видеть.

– Марта… мисс Халлард… она… она прислала меня к вам. Сказала, что я могу быть вам полезен.

– А она не сказала, в чем именно? Да вы садитесь. Вон там у двери стул. Несите его сюда.

Брент Каррадин был высоким юношей с белокурыми волнистыми волосами, венчающими высокий лоб, одетым в слишком широкое твидовое пальто, спадавшее небрежными складками. Сразу видно, американец. Он принес стул, сел, и твидовое пальто тотчас обрело сходство с благородным королевским одеянием. Юноша смотрел на Гранта добрыми карими глазами, чудесное сияние которых не могли скрыть очки в толстой роговой оправе.

– Марта… мисс Халлард… она сказала, что вам надо помочь в каких-то розысках.

– Вы сыщик?

– Нет, здесь, в Лондоне, я занимаюсь научной работой. Точнее, историей. Вот она и сказала о вашем интересе… Мистер Грант, мне будет очень приятно, если я смогу быть вам полезен.

– Очень мило с вашей стороны. Очень мило. А над чем вы работаете? Какая у вас тема?

– Крестьянское восстание.

– О, да это Ричард II!

– Да.

– Вас интересуют отношения классов?

Молодой человек странно хмыкнул:

– Нет. Мне надо было быть в Англии.

– А что, нельзя быть в Англии и не заниматься научной работой?

– Можно, но так проще. Мне нужно алиби. Папочка хочет, чтоб я продолжил его дело: мебель, продажа, заказы по почте, по каталогам. Только не поймите меня неправильно, мистер Грант, наша мебель очень хорошая. Это вечная мебель. Но она меня совершенно не интересует.

– Следовательно, если считать Северный полюс, то Британский музей второе по надежности убежище?

– Здесь теплее. К тому же мне правда интересно заниматься историей. Я и раньше изучал ее. Но, откровенно говоря, мистер Грант, я приехал сюда из-за Атланты Шерголд. Помните немую блондинку с Мартой… Я хотел сказать, в пьесе с мисс Халлард. Она играет немую, а на самом деле она вовсе не немая.

– Ну конечно, нет. Очень способная актриса.

– Вы ее видели?

– Думаю, вряд ли найдется в Лондоне человек, который ее не видел.

– Я тоже так думаю. Этому спектаклю конца нет. Мы-то рассчитывали на пару недель, поэтому она уехала. В начале месяца она должна была вернуться, а когда все так затянулось, мне пришлось самому ехать в Англию.

– А Атланта – это не алиби?

– Для моего папочки? Что вы! Моим родственникам Атланта не нравится и больше всех папочке. Если он никак не может обойтись не назвать ее, говорит: «Эта твоя знакомая актриса». Понимаете, мой папочка – Каррадин Третий, а отец Атланты в лучшем случае Шерголд Первый. У него маленькая бакалея на Мейн-стрит, но он очень хороший человек, если уж на то пошло. Атланта тоже не очень-то многого добилась у нас в Штатах. В театре, конечно. Это ее первый большой успех, и она ни за что не разорвет контракт. По правде говоря, я думаю, что теперь ее вообще трудно будет увезти домой, ведь американцы не сумели оценить ее талант.

– А вы решили заняться наукой?

– Мне пришлось придумать нечто такое, что возможно только в Лондоне. Кстати, у меня и в колледже была эта тема, поэтому Британский музей не фикция. Ну вот, убиваю двух зайцев: занимаюсь тем, что мне интересно, и берегу покой папы.

– Понятно. Ваше алиби мне нравится. А почему все-таки крестьянское восстание?

– Время интересное. И папочке это должно было понравиться.

– Он интересуется реформами?

– Нет. Он ненавидит королей.

– Каррадин Третий?

– Смешно, правда? Я бы не удивился, если бы узнал, что у него есть корона и он иногда достает ее, идет в «Гранд-отель» и примеривает там в туалете. Я вас не утомил, мистер Грант, а то сижу тут, болтаю, и все о себе? Я же пришел не за этим. Я пришел…

– За чем бы вы ни пришли, вас прислало ко мне само небо, так что, если вы не спешите…

– Я никогда не спешу, – заверил молодой человек и стал так усердно вытягивать ноги, что в конце концов добрался до тумбочки, она покачнулась, и портрет Ричарда III оказался на полу. – Ой, извините. Я не хотел. Никак не привыкну к тому, что у меня такие длинные ноги. А вы считаете, что человек к двадцати двум годам мог бы уже привыкнуть к себе? – Брент поднял фотографию, рукавом стер с нее пыль и с интересом стал вглядываться в запечатленное на ней лицо. – Richardus III. Ang. Rex[13], – прочитал он вслух.

– Вы первый человек, который заметил, что здесь написано, – сказал Грант.

– Ну, для этого надо всего лишь заглянуть на обратную сторону. А вот я впервые встречаю человека, который любуется портретом этого короля.

– Что, некрасивый?

– Не знаю, – помедлив, ответил Брент. – У него хорошее лицо. Похож на одного профессора из нашего колледжа. Он ел только висмут и пил молоко, поэтому был немного желчный, но добрее его я никого не видел. Так вас заинтересовал Ричард III?