Первое прикосновение - Ванда Лаванда
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Кристофер закончил курсы первой медицинской помощи, восстановился заочно на психологическом факультете, параллельно изучал и другие направления в медицине. Он помогал их тюремному врачу уже не только как администратор, но и как медбрат. Так же, когда хватало времени, Крис писал научную работу, связанную с изменением личности человека в тюрьме, и как влияет род занятий на психику заключенного. В целом Крис стал примером для тех, кто не хотел весь срок своего заключения тупо провести в прачечной или за уборкой. Север стремление к образованию поощрял, и большая часть членов безымянной банды стала постоянными посетителями библиотеки. И, как выяснилось, сам Север тоже получал высшее образование по юриспруденции.
Личная жизнь Кристофера была даже лучше, чем до заключения. После убийства отца, после того, как мать от него отказалась, парень остался один. И в первые месяцы был уверен, что так будет всегда. Но с момента, как они с Севером стали парой, у Криса появился не только возлюбленный, но и какой-то странный аналог семьи. Эмили уже не просто передавала ему вкусности через Томаса, но и часто разговаривала с ним, интересовалась его успехами, приносила специализированную литературу. Конечно, в силу возраста и отношений с Севером, Крис не мог считать ее своей мамой, да и она не относилась к нему как к сыну. Эмили была парню, скорее, как сестра. Понимающая любящая старшая сестра.
— Жаль, что мы не можем пообщаться с Эмили вместе, — сказал Крис, когда вернулся из комнаты для свиданий в триста восьмую камеру. Он подошел к Северу, обнял его одной рукой, коротко поцеловал в уголок губ. — Она принесла журнал, в котором опубликовали мою статью. Отзывы, как Эмили сказала, так себе, в основном люди выражают сомнение моими наблюдениями, но я все равно рад, что редакция журнала не отказалась печатать, хоть я и преступник…
Крис отстранился, залез рукой в пакет и протянул Томасу журнал, в котором была закладка на нужной странице, но мужчина не стал открывать и смотреть. Он же сам редактировал этот текст, так что ничего нового он там не прочтет. Вместо этого он провел ладонью по спине любимого, притянув к себе обратно и уже не выпуская из объятий.
— Я горжусь тобой. Чувствуешь, что становишься серьезным ученым?
— Серьезным ученым? Скажешь тоже. Так, студент, марающий бумагу, — смутился Кристофер, но позволил мужчине поцеловать себя еще несколько раз. Лишь после этого он все же отстранился, уперевшись рукой в грудь Севера. — А еще она принесла ваши старые фотографии. Ты такой смешной!
Из пакета появился маленький фотоальбом, в котором были в основном фотографии Томаса и Шарлотты. На некоторых, особенно удачных снимках, была и Эмили. Кристофер был не против. Он знал и нормально воспринимал то, что у Томаса была семья, и, конечно, Эмили была ее неотъемлемой частью. И Кристофер был рад видеть улыбку своего соулмейта, его счастливые дни с женой и драгоценной дочерью. Рассматривая фотоальбом, он будто бы и сам становился частичкой этого светлого прошлого. К тому же Крис совершенно не ревновал Севера, не было повода. Да и Северу не было смысла изменять своей родственной душе. После всех недомолвок и напряжения в начале их отношений, они договорились быть честными друг с другом. Кристофер доверял Томасу безоговорочно, как никому и никогда в своей жизни не доверял.
— Борода из сладкой ваты — это новый способ депиляции? — засмеялся Крис, пролистав фотоальбом до нужной страницы. Он показал Северу снимок, где трехлетняя Шарлотта, от усердия высунувшая язык, лепила на лицо отцу сахарную вату.
— Ну, не все в восторге от моей щетины, — самодовольно хмыкнул Север и потерся щекой о щеку Криса.
— Ауч, ты как наждачная бумага! Мне нравится, как выглядит, а не на ощупь. Больно, вообще-то! — Кристофер окончательно вывернулся из объятий и покачал головой. У него покраснела кожа на лице. — Кстати, Эмили сказала, что советовала тебе познакомить меня с твоей семьей, с сестрой и братом. А я впервые об этом услышал. Не хочешь объяснить?
— Как она себе представляет знакомство, учитывая, что в комнату свиданий нас вдвоем не пустят? — сказал Север ворчливо, забрал пакет и сел на свою койку, чтобы закончить разбор вещей. Если Эмили передала еще что-то провокационное, лучше это уничтожить сразу.
Крис тихо вздохнул и присел рядом. Он научился определять по тону, по резким рваным движениям, по еще миллиону маленьких признаков, когда с Томасом лучше говорить прямо, но мягко, чтобы не спровоцировать его агрессию. И это был один из таких моментов.
Все же Север был сложным по характеру человеком, и от состояния «я спокоен» до состояния «я сверну тебе шею» переходил в считанные секунды. Кристофер, конечно, больше ни разу не был объектом для физического вымещения его гнева. За вывихнутое плечо Томас все еще порой извинялся, а после особенно бурных ночей, весь день следил за ним коршуном, боясь, что сделал больно, навредил.
Но одно дело проявлять злость физически, а другое — психологически. Кричать, ругаться и ссориться они полностью не перестали. И если Север следил за своей грубостью в плане рукоприкладства, то Крис взял на себя ответственность за качество коммуникации в их паре. Поэтому, как только у Томаса портилось настроение, Кристофер превращался в тактичного и супертерпеливого бойфренда. Он не велся на грубости или провокации Севера, а гибко подстраивался под его стиль общения, сглаживая острые углы.
— Я не в претензии, Томас. Просто мы вместе уже больше полугода, а я до сих пор почти ничего не знаю о твоей семье. Я говорю не об Эмили и Шарлотте, а о твоих родителях, например…
— Я тоже о твоей семье ничего не знаю, — парировал Север, не поднимая головы.
— Ты — моя семья, — пожал плечами Кристофер. Времени, чтобы смириться с предательством матери, у него было достаточно. И он потратил достаточно сил, чтобы выплеснуть обиду в письмах, а потом, порвав их на мелкие кусочки, спустить в унитаз. Разводить огонь тут не разрешалось. — И, если бы я мог стать частью твоей семьи, было бы здорово. Для меня это очень важно. Но если я прошу слишком многого или тороплюсь, то…
— Нет, все нормально. Я подумаю о том, как это
