Изгнание - Чарльз Паллисер

Просто не знаю, как понять эту Энид. Неужели она насмехается надо мной своим молчанием? Неужели не догадывается, что я к ней чувствую?

Старуха воскликнула:

– Мы с мистером Шенстоуном давнишние друзья.

Девушки переглянулись.

– Мы наслышаны о вашем чаепитии, – сказала Гвиневер. Она продолжила разговор, и я впервые смог хорошенько ее разглядеть. Как бы мне хотелось, чтобы она была постарше. Хотя бы на год или два. К шестнадцати она станет совсем красавица. На левой щечке возле губ у нее маленькая ямочка, придающая ей удивительное очарование. Ах, эта маленькая лукавая лисичка.

Она начала говорить о бале, о том, какой у нее будет наряд. Потом спросила:

– Вы там будете, мистер Шенстоун? Вы и ваша сестра?

Гвиневер хихикнула, театрально прикрыв рот рукой.

Она должна знать, что ее мать отказала Эффи в билете. Я теперь вижу ее радостное лицо и уверен, что маленькая проказница меня дразнила.

– С кем вы собираетесь танцевать? С миссис Пейтресс?

Энид сказала:

– Не будь дурочкой. Ты же отлично знаешь, что ее там не будет.

Гвиневер повернулась к своей гувернантке.

– Она тоже в мамином черном списке, мисс Биттлстоун?

(Тоже? Стало быть, мы, Шенстоуны, в этом списке?)

Старушка в смущении замерла.

Гвиневер обратилась ко мне:

– Бал дает герцог, а открыть его должен мистер Давенант Боргойн, племянник. Все очень интересуются, кого из молодых леди он собирается пригласить на танец.

Энид понимающе посмотрела на нее. Неужели она и этот тип должны пожениться?

– Он ужасно красив, – сказала Гвиневер. – Не так ли, Энид?

Сестра послушно зарумянилась.

– И очень высок. А какого роста вы, мистер Шенстоун?

– О, моя дорогая девочка, какой нескромный вопрос, – прошептала мисс Биттлстоун. – Веди себя приличнее.

Гвиневер хихикнула.

Я сообщил ей свой рост, и она сказала:

– У мистера Давенанта Боргойна преимущество в целых три дюйма.

Я сразу подумал о высоком человеке, которого встретил во вторник.

Минуту спустя Гвиневер заговорила о принципах, какими руководствуется ее мать, когда продает билеты.

– Никаких гувернанток, – говорит мама.

Энид кивнула и сказала:

– Только леди.

Гвиневер сдвинула брови, словно оказалась искренне озадачена.

– А что думаете вы, мисс Биттлстоун? Можно ли считать за леди женщину, работающую по найму? Мама говорит, что нет.

– Весьма уважаю мнение вашей мамы, но леди – та, кто ведет себя соответственно.

Гвиневер сделала вид, что сильно задумалась, и спросила:

– Мисс Биттлстоун, может ли незамужняя женщина вести себя не совсем пристойно и при этом считаться леди?

– Э-э-э, – задумчиво произнесла престарелая леди. – Это зависит от многого.

– Предположим, что девушку видели выходящей из дома мужчины в десять часов вечера, – продолжила Гвиневер. – А дом находится, скажем, в городе на Хилл Стрит, где, как известно, проживают несколько неженатых мужчин…

– Ты говоришь о нумерах для холостяков? – вскрикнула старушка.

– Да, мисс Биттлстоун, – сказала Гвиневер с видом самой невинности.

– Мое милое дитя! Ни одна порядочная женщина не пережила бы такого позора.

Старушка рассерженно забормотала что-то и поспешила увести своих подопечных. На этом мы расстались, а я пошел дальше. Маленькая сплетница была капризной и жеманной одновременно. Никаких сомнений, что она станет отчаянной кокеткой.

Потом я увидел вдали двоих – мужчину и женщину. Мужчина был очень высокого роста. Женщиной, как выяснилось, когда я подошел ближе, оказалась моя сестра. Было видно, что они идут рука об руку и смеются. Временами их головы сближались, и они замирали на несколько мгновений.

Подобраться ближе я не мог, потому что пройти незамеченным через открытое пространство было невозможно. Но перед тем как я сумел окольным путем приблизиться к ним, спустились сумерки и скрыли влюбленных от меня.

Как всегда, Евфимия не задумывается о том, что может опозорить семью. Она никогда не учитывает чувства других. Папа разрешал ей делать все, что вздумается. Меня бил за малейшую провинность, а ей прощал серьезные проступки. Но, кажется, она просто не думает о том, что делает. Девушка, воспитанная в холе и заботе, едва ли может трезво взглянуть на эту ситуацию. Если бы она видела и слышала то, что видел и слышал я в Кембридже, то осознала бы, что попала в очень трудное положение.

Пару часов тому назад произошло нечто странное. Я пошел на кухню, поискать Бетси, и увидел, как мисс Ясс раскладывает на столе какие-то травы. Я спросил, что это, и она сказала:

– Пижма и болотная мята.

Я сказал, что не слышал про их использование в кулинарии, а она ответила:

– Смотря что готовить, верно?

Сегодня рано утром в гостиной я внезапно повернулся и увидел, что Евфимия смотрит на меня с откровенным отвращением. Никогда не сталкивался с такой открытой неприязнью. Что бы это значило?

Неприятная сцена после обеда. Выпив кофе, мы перешли в гостиную, и Эффи начала барабанить по пианино, постоянно жалуясь, что для игры у нее слишком замерзли руки и что инструмент совершенно расстроен. Ну что же, мы сами лишили себя возможности играть на отличном пианино, отвернувшись от миссис Пейтресс.

Я сел на диван рядом с мамой и открыл книгу, а она занялась вышиванием. Евфимия играла все громче и громче, наконец я вышел из себя и почти закричал на нее:

– Под твой грохот невозможно читать.

Какая же она эгоистка! Ради своего удовольствия готова забыть про всех остальных.

– Можешь подняться и читать у себя в комнате, – сказала сестра. – Ты проводишь там немало времени. Одному небу известно, чем ты занимаешься.

При этих словах она многозначительно посмотрела на меня.

– Ты слишком много читаешь, – пробормотала мама. С губы у нее свисала нитка, и она была похожа на хорька с мышью в зубах. – Ты совсем как твой отец, он тоже вечно сидел, уткнувшись носом в книгу.

В редкие дни, подумал я, когда был дома и трезвый.

Потом Евфимия сказала:

– Ричард, люди гораздо интереснее книг… Их нельзя поставить на полку, когда надоест.

– Никогда не считал людей неинтересными. Наоборот, они всегда казались мне удивительными и такими разными, что я люблю, уединившись с книгой, неспешно наслаждаться историями их жизней, – ответил я.

– Все с тобой ясно! Ты считаешь, что люди созданы для твоей пользы, – сказала сестра.

– Смешно. Это ведь именно тебя интересует в людях только то, что они могут дать.

Мама упрекнула меня, не выпуская изо рта нитки.

Мои слова задели Евфимию.

– Это ложь. Люди стараются для меня потому, что я им нравлюсь, и потому, что сами этого хотят. А кто захочет сделать что-нибудь для тебя?

– Думаешь, меня не любят?

– Если вы собираетесь ругаться, то я пошла спать, – произнесла мама.

– Я не хочу ссориться, брат первый начал.

– Эффи, ты ведешь себя как маленькая. Я и прежде говорила, скажу и теперь, что ты старше Ричарда и должна быть более сдержанной.

Евфимия съязвила:

– Скажешь ли ты это, когда мне исполнится пятьдесят, а ему сорок семь?

– К тому времени меня уже на свете не будет, – поморщилась мама.

– Ты меня всегда наказываешь строже потому, что Ричард младше.

– Неправда, – сказала мама.

– Ты всегда хотела, чтобы я была мальчиком, потому что так желал папа, а ты во всем потакала ему.

– Полная ерунда! – воскликнула мама, все еще держа иголку в руке, при этом очки сползли ей на нос. – Ты всегда была любимицей отца, даже когда родился Ричард.

– А тебе ведь не нравилось?

Мама вздрогнула и произнесла:

– Что ты имеешь в виду?

– Ты ревновала и всегда пыталась встрять между мной и папой. Ты завидовала его вниманию ко мне.

Мама зажала руками уши и, когда Евфимия замолчала, медленно встала, уронив пяльцы на пол. Она произнесла:

– Не желаю, чтобы со мной разговаривали в таком тоне. – Матушка медленно подошла к двери и обернулась. – Если бы отец был жив, ты бы не осмелилась так говорить с матерью.

Потом она вышла из комнаты.

– Как жестоко с твоей стороны. Неужели не видишь, сколько боли ты причинила ей? – сказал я.

– Говорить ты мастер! Но, оставаясь здесь, ты ранишь ее еще больше. Да и отцу ты тоже доставлял много проблем.

– Разве не ты заявляла, что он предпочитал тебя?

– Мой дорогой брат, я не имела в виду, что он любил тебя больше меня. – (Ненавижу, когда она обращается ко мне свысока, будто старше на целое поколение.) – Но ты ведь мальчик, предполагалось, что станешь его преемником и всех нас прославишь. Ты, подобно Иакову, украл благословение, предназначенное для старшего ребенка в семье. И посмотри теперь, как ты всех разочаровал. Папа хотя бы не дожил до этого, но он все же догадывался, что Ричард не станет тем сыном, на которого можно возлагать свои надежды.

– Это ложь!