Вечные влюбленные - Ширли Басби

— Ну идите же, — произнес высокомерный голос. — Отпустите ее, пока она еще не слишком пострадала от вас.

Тесc в ужасе возобновила попытки высвободиться. Безумные, беспорядочные движения внезапно закончились сильной болью в затылке — тяжелая тьма поглотила ее. Это человек в плаще нанес ей мощный удар, и она без сознания жалко свалилась у ног контрабандиста, который первым схватил ее.

— Не надо было так сильно бить девчонку. Вы, наверное, убили ее, — проворчал высокий человек, державший Тесc.

Молнии осветили черное небо, и человек в плаще, бесстрастно глядя вниз на бледное миловидное лицо, сказал;

— Я этого и хотел. Нам не нужны свидетели, особенно когда вы, два олуха, ежеминутно называете мое имя! Бросьте ее где-нибудь подальше и давайте выбираться отсюда. Мы и так уже потеряли слишком много времени.

Подняв легонькую Тесc, высокий контрабандист исчез за живой изгородью и положил ее под громадный дуб. «Если она жива, — подумал он, — у нее чертовски будет трещать голова, когда она очухается».

Много часов спустя Тесc пришла в себя. Ей казалось, что она наполовину мертва: голова разрывалась от боли, смертельно хотелось есть, мокрая одежда прилипала к телу. Словно пьяная, она присела и огляделась по сторонам. У нее не было ни малейшего представления, где она находится. Застонав, Тесc снова повалилась на землю, с горечью спрашивая себя, стоит ли благодарить Бога за то, что осталась в живых.

Тесc, сощурившись, смотрела на серое облачное небо и на светлое бледное солнце над головой. После полудня прошло уже много часов. Взглянув на небо, девушка мрачно заключила, что надвигается еще одна буря. С трудом сев. Тесc попыталась прийти в себя — густая паутина, казалось, опутала все ее мысли. Она осмотрелась вокруг, чтобы разобраться, где находится. Живая изгородь и поля с редкими деревьями, раскинувшиеся вокруг, ни о чем ей не сказали.

Она сидела под деревом, и все мысли ее крутились вокруг отчаянно болевшей головы. Вдруг у нее появилось ощущение какого-то беспокойства, словно что-то мешало ей. Она поглядела на свою одежду, но вид ее ничего не добавил к чувству оцепенелого непонимания.

Тесc не только не знала, где находится, но не имела ни малейшего понятия, кто она и почему лежит здесь, под дубом!

Она закрыла глаза и отбросила ужас, пронзивший ее с головы до пят. Ну конечно, она знает, кто она. Она… Зловещая пустота наполнила сознание. Тесc проглотила ком. Может, это сон, ужасный сон? Если она тихонько полежит тут несколько минут, странное ощущение пустоты пройдет, она проснется, и все станет, как прежде. Тесc полежала, минуты шли одна за другой, и она пришла к неприятному выводу, что вовсе не спит и ей все это не снится. Она не знает, где находится, кто она, как оказалась здесь и почему лежит на земле средь бела дня.

Желудок ее громко заурчал от голода. Судя по состоянию одежды, она не хотела бы провести еще одну ночь под дождем. Лучше бы двинуться в путь. Вот только куда идти, она не знала…

После болезненных попыток она все же встала на ноги, опираясь рукой о дуб. Голова мучительно болела, и несколько секунд она раскачивалась, пытаясь справиться с головокружением. Адская боль немного поутихла, и Тесc огляделась по сторонам; перед глазами уже не так мелькало. Ясно, что нельзя оставаться здесь. Она стояла и неуверенно озиралась по сторонам, в отчаянии пытаясь отыскать хоть какую-нибудь зацепку, что возродит ее память, пробудит хоть какие-нибудь воспоминания. И тут безудержное ощущение того, что ей необходимо что-то сделать, овладело ею. Бежать. Надо бежать — как можно быстрее и дальше.

Она, как слепая, сделала шаг, продираясь сквозь живую изгородь к узкой тропинке, которая обнаружилась сразу за нею. Тесc едва тащилась по грязной дороге, и ее подстегивало все возрастающее чувство, что ей надо идти, что какой-то неведомый ужас преследует ее и что если она немедленно не выберется отсюда, то ей придется пережить кошмар, страшнее которого вряд ли можно что-то представить.

Не только Тесc проснулась в ту среду с ужасной головной болью. Почти в три часа в тот же день очнулся и Эйвери, которому тетушки накануне вечером подсыпали в вино изрядную дозу снотворного. Язык у него распух, а голова, казалось, готова была расколоться от боли. Пошатываясь, он выполз из кровати и нетерпеливо зазвонил Коулмену, своему лакею.

Тот сразу же явился, держа в руках серебряный поднос, заставленный разнообразными, в угоду хозяину, кушаньями и напитками.

Сжимая обеими руками больную голову, Эйвери уставился на лакея и прорычал:

— Черт побери, что стряслось сегодня ночью? Что за пойло откопал этот негодяй Лоуэлл в погребе и подал мне?

Опустив поднос на резной столик красного дерева, стоявший возле кровати с шелковым пологом, Коулмен мрачно произнес:

— Не думаю, чтобы это было нечто, поданное вам Лоуэллом.

Полагаю, прошлой ночью тут черт знает что творилось.

Светло-голубые глаза Эйвери загорелись от ярости.

— Ну да, конечно! Тетушки! Как же я не понял, что они догадываются о моих планах! Вот и попытались спасти своего одинокого цыпленочка. — Он завернулся в богато вышитый шелковый халат и жестко сказал:

— Возможно, им удалось отложить мои планы, но бесконечно защищать ее они не смогут. — Его красивое лицо передернулось. — А если они хотят иметь крышу над головой, тогда, черт побери, пусть лучше не стоят у меня на пути!

Коулмен деликатно кашлянул, и Эйвери качнул головой в его сторону. Не глядя в глаза хозяину, Коулмен сказал:

— Гм-м, сегодня никто, кроме этой парочки старых обезьян, не видел девицы… Они говорят, что та себя плохо чувствует и никого, кроме них, не желает видеть у себя в комнате. — Он поколебался, а затем пробурчал:

— В конюшне не хватает лошади — гнедого невысокого мерина, на котором она всегда ездит.

— Что? — возопил Эйвери, сжав руки в кулаки.

Давно привыкший к припадкам гнева у хозяина, Коулмен предусмотрительно отступил на шаг.

— Не думаю, что девчонка у себя. Скорее всего она дала стрекача, а тетки скрывают это, — угрюмо добавил он.

Резким движением Эйвери опрокинул поднос на пол. Еда, фарфор и стаканы разлетелись в разные стороны. Тяжело дыша, с изуродованным от ярости лицом он тщетно пытался совладать с собой.

— Эти суки потворствовали ей! — наконец прорычал он. — Если они думают… — Он остановился, переводя дыхание, а потом бросил:

— Разузнай-ка получше насчет пропавшей лошади и поосторожней, а потом скажи дамам, всем дамам, что я через час буду ждать их в моем кабинете. Убери тут все и приготовь мне ванну, черт возьми!

Радуясь, что ему удалось отделаться легким испугом, Коулмен засновал по комнате, проворно собирая осколки посуды и остатки еды и питья. Закончив, он быстро скрылся, поскольку выражение лица Эйвери явно смущало его.