Святые и порочные - Збигнев Войцеховский

Однако Боголюбского возвращение старых традиций не интересовало, хотя он умело использовал народные грезы о славном прошлом. И те же вечевые сходы он намеревался терпеть до поры до времени. У Костомарова находим и объяснение, почему занялся формированием нового центра: «…Андрей имел в виду то, что в старых городах были старые предания и привычки, которые ограничивали власть князя. Ростовцы и суздальцы избрали Андрея на вече. Они считали власть князя ниже своей вечевой власти; живя в Ростове или Суздале, Андрей мог иметь постоянные пререкания и должен был подлаживаться к горожанам, которые гордились своим старейшинством. Напротив, во Владимире, который ему обязан был своим возвышением, своим новым старейшинством над землею, воля народная должна была идти об руку с волею князя…» И Боголюбский всячески поощрял подобные настроения. Понимая роль церкви и силу веры, немалое внимание он уделял строительству новых храмов и привлечению духовенства на свою сторону, а также поддержанию своего образа самого набожного и благочестивого князя. Костомаров писал об этом так:

«…Его всегда можно было видеть в храме на молитве, со слезами умиления на глазах, с громкими воздыханиями. Хотя его княжеские тиуны и даже покровительствуемые им духовные позволяли себе грабительства и бесчинства, но Андрей всенародно раздавал милостыню убогим, кормил чернецов и черниц и за то слышал похвалы своему христианскому милосердию…»

Вот так… Уж не с этих ли пор началось на Руси поверье, что это, мол, бояре, чиновники только воруют и притесняют народ, а царь, мол, ничего не знает, обманывают его? Кстати о «покровительствуемых им духовных». Выше уже упоминался епископ Феодор, которого Андрей Боголюбский весьма желал видеть митрополитом и чья кончина была весьма печальной. В 1160 году, когда Андрей впервые обратился к патриарху с просьбой о митрополии, еще был жив и формально даже не смещен со своего поста епископ ростовский Нестор, не поладивший с Боголюбским и оттого вынужденный бежать в Константинополь. Лишь несколько лет спустя (видимо, после смерти Нестора) патриарх Лука Хризоверг согласился принять Феодора, утвердил его в чине епископа ростовского и суздальского, разрешив при этом жить во Владимире. Таким образом, хотя Владимир и не сравнялся с Киевом в сфере духовной власти, но хотя бы стал выше Ростова и Суздаля. Однако почему жизнь Феодора завершилась вскоре – после прибытия в Киев нового митрополита – столь печально? И снова ответ находится в строках, написанных Костомаровым, этим видным историком русского православия, признанным самой Церковью:

«Любимец Андрея Феодор до того возгордился, что подобно своему князю, ни во что ставившему Киев, не хотел знать киевского митрополита: не поехал к нему за благословением и считал для себя достаточным поставление в епископы от патриарха. Так как это было нарушение давнего порядка на Руси, то владимирское духовенство не хотело ему повиноваться: народ волновался. Феодор затворил церкви и запретил богослужение. Если верить летописям, то Феодор по этому поводу, принуждая повиноваться своей верховной власти, позволял себе ужасные варварства: мучил непокорных игуменов, монахов, священников и простых людей, рвал им бороды, рубил головы, выжигал глаза, резал языки, отбирая имения у своих жертв. Хотя летописец и говорит, что он поступал таким образом, не слушая Андрея, посылавшего его ставиться в Киев, но трудно допустить, чтобы все это могло происходить под властью такого властолюбивого князя против его воли. Если подобные варварства не плод преувеличения, то они могли совершаться только с ведома Андрея, или, по крайней мере, Андрей смотрел сквозь пальцы на проделки своего любимца и пожертвовал им только тогда, когда увидел, что народное волнение возрастает и может иметь опасные последствия. Как бы то ни было, Андрей наконец отправил Феодора к киевскому митрополиту…»

Дальнейшее нам уже известно. Видимо, митрополит Константин не считал доходившие до него из Владимира вести преувеличением, раз наказание Феодору было таким жестоким.

Однако вовсе не желание отомстить за Феодора подвигло Андрея Боголюбского на поход на Киев весной 1169 года. Но сначала вернемся немного назад. Выше уже говорилось, что Андрей стал князем вопреки распоряжению Юрия Долгорукого, предполагавшего, что в Ростове и Суздале будут княжить его младшие сыновья, как говорит Костомаров, «был посажен на княжение всею землею, в ущерб правам меньших братьев». Делиться властью Андрей не хотел. К моменту его признания властителем всей Северо-Восточной Руси из его братьев по отцу и матери Ростислав и Иван уже умерли, Глебу удалось удержаться в Переяславле и даже обособиться от Киева, изгнанному из Турова Борису Андрей единственному предоставил незначительный удел вблизи Владимира, где тот вскоре и умер, не оставив наследников. Что касается младших сводных братьев (детей от второго брака Долгорукого), Боголюбский разом пресек саму возможность усобицы с их стороны – в 1161 или 1162 году (здесь, как и во многих других случаях, историки расходятся) Мстислав, Василько и малолетний Всеволод, а также их мать были отправлены в Константинополь, где нашли убежище при дворе императора Мануила, Ярослав и Михалко тоже были высланы за пределы княжества, но уехали не так далеко. Назад потом вернулись только Михалко и Всеволод. Впрочем, о них немного позже.

Избавившийся от потенциально опасных родственников, Боголюбский еще меньше церемонился с подданными попроще. Как пишет Костомаров, «Андрей выгонял также и бояр, которых не считал себе достаточно преданными. Такие меры сосредоточивали в его руках единую власть над всею ростовско-суздальскою землею и через то самое давали этой земле значение самой сильнейшей земли между русскими землями, тем более что, будучи избавлена от междоусобий, она была в то время спокойна от всякого внешнего вторжения». Говоря об этом «спокойствии», Костомаров оговаривался, что «с другой стороны, эти же меры увеличивали число врагов Андрея, готовых, при случае, погубить его всеми возможными средствами». И это было чистой правдой – выражаясь языком физики, критическая масса лишь нарастала. Об истинных же целях Боголюбского Костомаров писал без обиняков:

«Забравши в свои руки власть в ростовско-суздальской земле, Андрей ловко пользовался всеми обстоятельствами, чтобы показывать свое первенство во всей Руси; вмешиваясь в междоусобия, происходившие в других русских землях, он хотел разрешать их по своему произволу. Главною и постоянною целью его деятельности было унизить значение Киева, лишить древнего старейшинства над русскими городами, перенеся это старейшинство на Владимир, а вместе с тем подчинить себе вольный и богатый Новгород. Он добивался того, чтобы, по своему желанию, отдавать эти два важнейших города с их землями в княжение тем из князей, которых он захочет посадить и которые, в благодарность за то, будут признавать его старейшинство…»

По большому счету, Боголюбскому было все равно, кто будет княжить в Киеве и Новгороде – главное, чтобы это были его ставленники. Пропустим длинный перечень усобиц, кипевших на соседних с его владениями землях – он займет немало страниц даже в простом перечислении имен, дат и названий. Боголюбский не гнушался заключить союз со вчерашними врагами, чтобы низвергнуть того, кто не люб ему сегодня. Причем мог помочь вернуться на удел тому, чьего изгнания добивался прежде. Когда умер княживший в Киеве Ростислав, сумевший поладить с Боголюбским, на его место был избран Мстислав Изяславич – сын того самого Изяслава Мстиславича, который сумел вернуть себе Киев, отбив его у Долгорукого (и лишь смерть Изяслава позволила Юрию добиться своей цели). Андрей ненавидел Мстислава, да и тот «был не из таких, чтобы угождать кому бы то ни было, кто бы вздумал показать над ним власть». Сыграв на противоречиях между князьями, Боголюбский сумел собрать войска 11 князей. В марте 1169 года объединенные силы подошли к Киеву. После двухдневной осады Киев сдался, князь Мстислав бежал. Город был, как писал Костомаров, опираясь на доступные ему источники, «весь разграблен и сожжен в продолжение двух дней. Не было пощады ни старым, ни малым, ни полу, ни возрасту, ни церквам, ни монастырям. Зажгли даже Печерский монастырь. Вывезли из Киева не только частное имущество, но иконы, ризы и колокола. Такое свирепство делается понятным, когда мы вспомним, как за двенадцать лет перед тем киевляне перебили у себя всех суздальцев после смерти Юрия Долгорукого; конечно, между суздальцами были люди, мстившие теперь за своих родственников; что же касается до черниговцев, то у них уже была давняя вражда к Киеву, возраставшая от долгой вражды между Мономаховичами и Ольговичами… Андрей достиг своей цели. Древний Киев потерял свое вековое старейшинство. Некогда город богатый, заслуживавший от посещавших его иностранцев название второго Константинополя, он уже и прежде постоянно утрачивал свой блеск от междоусобий, а теперь был ограблен, сожжен, лишен значительного числа жителей, перебитых или отведенных в неволю, поруган и посрамлен от других русских земель, которые как будто мстили ему за прежнее господство над ними. Андрей посадил в нем своего покорного брата Глеба, с намерением и наперед сажать там такого князя, какого ему будет угодно дать Киеву».