Эгоист (СИ) - Майер Жасмин

Хотя бы на время.

Знаете, есть огромная разница между тем, когда заходишь в грязный ангар заброшенного аэродрома с заросшими взлетно-посадочными полосами, и тем, когда частный водитель подвозит тебя на отпидорашенной машине прямо к трапу красивого, как конфетка, самолета на глазах у всего международного аэропорта. Тебя провожают восхищенные взгляды женщин всех возрастов, а мужчины вокруг — это безобидные заплывшие семьянины, а не вооруженные до зубов убийцы.

У меня было еще два месяца до следующего вылета с тщательно охраняемого аэродрома в какой-то тунисской заднице. Еще куча времени. И кто знает, что, может, случится за это время?

Пресса стояла на ушах, и международные организации были подняты на ноги. А у меня перед глазами все время стояло бледное лицо русской, с каким она сидела на той пресс-конференции, сжимая в руках бумаги.

Я не собирался искать ее или еще что-то. Просто перекатывал в голове мысль, что эта женщина, которой не все равно, живет в том же дерьмовом мире, что и я.

Миллионы других мужчин и женщин меня при этом совершенно не волновали, а именно она — да. Три секунды видео, которые переломили хребет такого толстокожего верблюда, как я, надвое.

Она еще здесь, в Тунисе, и пусть мне уже сегодня нужно вылететь в Дубай, она здесь. И она — и ее организация, — знают о том, что произошло. Пусть и не всю правду.

Может быть, эгоистично перекладывать эту миссию на ее плечи, ведь силы не равны, но как иначе? Раз уж Небеса оказались всего лишь атмосферой, пора людям самим разгрести это безнаказанное дерьмо, которое творят остальные.

Стоя у трапа, как истукан, я приветствовал легким кивком жену шейха, замотанную в хиджаб с головы до ног и которая, не поднимая глаз, прошмыгнула в самолет. Тунис в этом смысле более светское государство, но в Арабских Эмиратах законы шариата жестче.

При виде этой скромницы, мне так и хотелось спросить, знает ли она о том, чем занимается ее муж? Куда исчезает ночами и с какими людьми здоровается за руку? Наверное, нет.

А каким было бы ее лицо, если бы узнала?

Это опасные мысли, потому что одно случайное слово — и я труп. А я эгоист и хочу досмотреть это шоу до конца. Хочу увидеть, чего добьется упрямая русская с ее идеальными щиколотками.

Только на взлете и посадке я выбрасывал из головы все лишнее, сосредотачиваясь на приборах, диспетчере и штурвале. Только тогда. Все остальное время она оставалась в моей голове. Проникла мне под кожу, как чернила моих татуировок, надежно скрытых рубашкой с длинными рукавами.

Дубай был тем же Тунисом только выше, богаче, на первый вид скромнее из-за женщин, укутанных с головы до ног платками. А в остальном все та же жара и пустыня, безликая череда шикарных отелей.

Я всего лишь сменил один отель на другой. Для меня вот и вся разница.

Ну ладно. Еще я не нажрался в первый же вечер до поросячьего визга.

Вот никогда не считал себя патриотом, но все чаще ловил себя на мысли, что мне не хватает сумрачного климата Британии, с ее туманами, дождями, коротким прохладным летом и затяжной грязной зимой. Интересно, а русская, глядя на пустыню, скучает по снегу так же сильно, как и я?

Я специально избегал называть ее по имени даже в мыслях. Может, по-русски оно и звучало иначе, для меня на английском оно больше походило на стон. На мой собственный стон, когда я впервые попробовал ее на вкус, и на ее хриплое «Ох», когда мой язык оказался глубоко в ней.

Я так и не трахнул ее, и теперь она моя неизменная спутница во время ностальгических моментов в душе.

Она запретная, потому что я не сплю с одной и той же женщиной во второй раз. И недостижимая, потому что я, в отличие от нее, на темной стороне, и однажды она узнает об этом. И не то слово, как пожалеет.

Жаркий Дубай не отпустил нас сразу, закатил прощальную вечеринку с песчаной бурей и нулевой видимостью. Даже когда небо отчистилось, пришлось долго ждать разрешение на взлет из-за очередей. Я вышел в салон, чтобы объяснить жене шейха причину задержки. И запнулся при виде незнакомой женщины, лица которой я так и не видел до этого.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Теперь она была без хиджаба, в цветастом легком платье с глубокими вырезами в стратегических местах, ведь мы возвращались в свободный Тунис. Она улыбнулась мне ярко-красными полными губами и пригласила сесть напротив. Как оказалось, она хорошо говорила по-английски, так как я не знал французского.

Слово за слово, взгляд из-под полуопущенных ресниц, рука, скользнувшая по голому бедру. Потом была лямка платья, случайно упавшая с плеча, и верхняя часть ее груди без бюстгальтера. Я слепым не был, а еще испытывал перманентный стояк из-за другой, но женщина в кресле напротив этого не знала.

Все сложилось. Задержанный рейс. Запертая кабина и отлучившийся, словно по волшебству, остальной персонал самолета. Неловкий комплимент, вроде: «Вам так идет форма, капитан». И вот она уже стоит на коленях передо мной, приспустив до талии платье, обнажая крупную тугую грудь, ни разу не настоящую, но это волновало меня примерно первые тридцать секунд до того, как я коснулся ее.

Хищно облизав ярко-красные губы, она сделала это быстро, глубоко и качественно.

Потом поправила платье, вернулась в свое кресло. Глядя в распахнутую пудреницу, провела красной помадой по припухшим губам и сказала, что вот теперь мы можем возвращаться.

Глава 12. Элен

Неожиданный звонок Андрея раздался в момент, когда я тащила сумки и рюкзаки по грязной лестнице на третий этаж. Радостным голосом брат сообщил мне о том, что поменялся с кем-то маршрутом и теперь может навестить меня в Тунисе.

Я даже выронила сумки от неожиданности.

— Ты не рада, что ли? — тут же понял он по воцарившейся в трубке тишине.

— Что ты! — тут же отозвалась, хотя телефон при этом аж выпрыгивал из дрожащих рук. — Просто… Это очень неожиданно! Давай я перезвоню?

— Что? Перезвоню? Впервые за полгода я сообщаю, что вырвался к тебе, а ты хочешь положить трубку? Что происходит, Лена? Ты живешь не одна? Зажигаешь что ли, с пилотом этим своим?! Лена, скажи мне немедленно правду!

Я снова выронила свои вещи, которые только-только удалось собрать обратно. Пилот? Это он о Джеке Картере, что ли? Боже.

— Ох, не мели ерунды, Андрюх, конечно, я рада. Да-да, очень рада. Честно. Просто… руки заняты, не могу говорить нормально.

Нехотя, брат все-таки положил трубку, а я кое-как зашла в квартиру, с трудом попав в замочную скважину ожившим в моих руках ключом.

Нет, я очень рада, да. Все-таки давно брата не видела.

Но одновременно с этим я была в ужасе. Я не знала, что скажу ему при встрече. Не знала, как вообще приведу его в эту убогую однокомнатную квартиру, которую сняла в срочном порядке в не самом благоустроенном районе. Это было дешево, и на тот момент меня волновало только это. Я еще не была на мели, но и жить на широкую ногу было уже не по карману.

К тому же, я не знала, насколько вообще задержусь в Тунисе и пока все, к сожалению, указывало только на то, что мои дела затянутся. А сбережения имели свойство таять на глазах, особенно, когда ты в отпуске. А по документам я была в отпуске, черт бы побрал эту бюрократию! И вернуться на работу я могла только через три месяца! После визита к Полю было ясно, как день, что никто мне навстречу не пойдет и сокращать мой отпуск без явных причин не будут.

Ведь оказалось, что даже исчезновение и убийство несовершеннолетней девочки таковой не считается.

Невероятным усилием воли я избегала скоропалительных выводов о том, почему меня буквально выставили из организации, которая, как я считала, как раз и создана для того, чтобы защищать детей. Чертова презумпция невиновности, верно? А еще полное отсутствие каких бы то ни было доказательств, кроме длинного списка, в котором официально подтвердилось только одно имя.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Пока только одно.

Скоро или появятся новые, или погибшая девочка останется действительно случайной жертвой. Расследование, как меня уверил Поль, шло полным ходом. Но если оно шло с такой же скоростью, какой вообще принято работать в Тунисе, то есть два часа работы, а три — отводятся на перекус, то дело плохо.