Химические приключения Шерлока Холмса - Томас Ваддель

— Итак, миссис Хохам, — неожиданно произнес он, — доктор Ватсон говорил мне, что ваш сын учится в Лондонском университете.

— Этот джентльмен — мой друг и коллега Шерлок Холмс, — вынужден был вставить я как можно мягче. — Можете говорить с ним обо всем. Мы здесь, чтобы помочь вам.

— Да, мистер Холмс, — нерешительно ответила она.

— Превосходно. А можете мне сказать, что он изучает в этом прекрасном заведении?

«Разумеется, прекрасном», — подумал я, ведь Холмс знал, что именно в этом университете в 1878 г. я получил диплом медика.

— Поэзию, мистер Холмс, поэзию и химию, — сообщила она. — Странное сочетание, я понимаю, и Рубен был возмущен тем, что Роберт — это наш сын — увлечен поэзией. «Поэзией не заработать, — поучал он сына. — Надо овладеть чем-то практичным и полезным». Естественно, что я соглашалась. Я внушала Роберту, что я уважаю мнение его отца о цели учебы. Роберт имеет природную склонность к науке и хорошо успевал по химическим предметам. Тем не менее его соученики полюбили предмет, а Роберт ненавидел занятия химией. Он, как мне представляется, отчаянно жалел о времени, которое приходилось отрывать от его любимой поэзии. Себя он считал поэтом, мистер Холмс, он предан поэзии, хоть я ему и говорила, что нужно выбросить ее из головы. Он настоял на том, чтобы и сегодня вечером не пропускать класс поэзии, иначе вы бы встретились с ним здесь.

Она слегка помяла носовой платок и прикоснулась им к заплаканным глазам.

— Скажите, миссис Хохам, — продолжал Холмс, — а кто был близок к мистеру Хохаму? Были ли у него друзья? Кто интересовался его жизнью?

Возникла пауза.

— Могу назвать только двоих, — ответила она. — Родни Мивиль и мистер Ланквист Стронг. Мистер Стронг служит в Объединении Ноттинг-Хилл — фирме, специализирующейся на распространении телеграфа, как я думаю. Я вспомнила его потому, что он крутился вокруг Рубена в связи с выборами на следующей неделе. Он…

— А Родни Мивиль? — прервал Холмс.

— Родни Мивиль уже много лет адвокат мужа. Вместе с Рубеном они сражаются в карты каждое воскресенье, кажется, в криббидж. Знаете, там используют особую доску, куда сбрасывают карты. Играют вдвоем, на деньги, мистер Холмс, и у мужа образовался долг мистеру Мивилю. Я, конечно, возражала против азартных игр, но у меня свои проблемы. Возможно, доктор Ватсон говорил вам.

Она бросила взгляд на пустой стакан.

— Ватсон, — произнес Холмс, хлопая ладонями, — не сможете ли вы сопроводить меня сегодня вечером в госпиталь Барта? Очень хочется посмотреть вокруг да около этого заведения.

— Думаю, туда можно отправиться вдвоем. Меня хорошо знают, известны и мои близкие отношения с Рубеном Хохамом. Полагаю, что и вскрытие уже закончилось.

Миссис Хохам раскрыла в изумлении рот и прикрыла его рукой.

— Полагаю, нам пора попрощаться, миссис Хохам, — сказал я.

— Заверяю вас, что в свое время мы обязательно все выясним, — вставил Холмс. — Однако, если вы сочтете необходимым сообщить о чем-либо или о ком-либо, вот моя визитная карточка.

В поезде, везущем нас в Лондон, Холмс задумчиво стоял у окна. Я колебался, прерывать ли его размышления.

— Холмс, — все же решился я спросить, — кого вы подозреваете?

— Каждого, — бросил он, не отрываясь от окна. — И никого.

Из-за снегопада путь к госпиталю Барта занял у нас больше часа, и, когда мы вошли в массивное здание, в Лондоне уже наступила холодная и темная ночь. Тускло освещенные коридоры госпиталя не повысили мое безрадостное настроение. Когда я вел Холмса к палате, в которой умер Хохам, грузный детина в темном пальто и фетровой шляпе выбежал из-за угла.

— Простите, кто еще тут? — тревожно спросил он на ходу, столкнувшись с Холмсом.

После недолгой паузы он поспешил в конец коридора и скрылся.

— Что это за личность, Ватсон? — обратился ко мне Холмс.

— Не имею понятия, — только и сказал я. — Никогда не видел его раньше.

— Послушайте, санитарка, — произнес Холмс, останавливая невысокую женщину в форменной одежде. — Что здесь делает этот человек?

— Он приходил навестить мистера Хохама из 102-й палаты. Ему, конечно, должны были сообщить, что мистер Хохам сегодня скончался.

— Благодарю вас, мисс, — ответил Холмс.

В палате № 102 мы не нашли никого. Все вещи в комнате выглядели так, будто Хохам только что ненадолго вышел. Нелепость внезапной смерти вновь поразила меня. На кровати лежал роман в яркой обложке, рядом с ним в готовности лежали очки.

— Скажите, Ватсон, эти средства… для чего их прописывают?

На боковой полке стояло шесть разнокалиберных бутылочек, привлекших внимание Холмса.

— Кокаин применяют как успокоительное, например при зубной боли. Вам он знаком. Хлороформ — средство для анестезии, местного или общего наркоза при операциях. Нитропруссид натрия понижает кровяное давление. Камфора устраняет головную боль. Два последних — наперстянка и стрихнин. Настойку из высушенных листьев наперстянки применяют для стимулирования сердечной деятельности, а также как мочегонное. А стрихнин, Холмс, — это легендарный стимулятор. Разве вы не знали? В общем, я не вижу в этом наборе ничего необычного. Стандартные в наше время средства.

— Конечно, Ватсон, конечно. Теперь позвольте мне осмотреть здесь все более внимательно, а вы попробуйте получить результаты вскрытия. И еще: мне понадобится добрая порция содержимого желудка покойного.

— Попробую что-нибудь сделать, — ответил я, хотя не мог скрыть своего сомнения.

Я спустился в подвал. Отчет о вскрытии и в самом деле был уже готов, и мне его тут же вручили. С содержимым желудка было сложнее. Чтобы взять нужную банку, пришлось преодолеть бюрократические препоны. Но я был официально приглашен на консилиум, и моя странная просьба в конце концов была выполнена. Склянку тщательно закрыли крышкой и завернули в толстый слой бумаги. Вернувшись в 102-ю палату, я застал Холмса в глубокой задумчивости. Он не отрывал взгляда от полки с лекарствами.

— Это результаты вскрытия, Холмс, — я протянул ему заключение.

— Так, дайте-ка взглянуть, — он выхватил у меня папку и начал быстро перелистывать сразу по несколько страниц. Какое-то место его заинтересовало, и он неожиданно остановился.

— Голубые, Ватсон! — возбужденно воскликнул он. — Ткани внутренней оболочки желудка голубые! Что вы об этом скажете?

Вопрос поставил меня в тупик.

— Это как-то необычно, — ответил я. — Могу предположить, что смерть была неестественной и наступила в результате действия какого-то инородного вещества.

— Вы на верном пути, Ватсон. За многие годы нашей дружбы вы усвоили мои методы. И в отчете делается точно такое же предположение.

— Что вы, любой придет к такому выводу, — скромно предположил я, хотя в душе подозревал, что где-то в глубине его слов скрывается доля сарказма. — Надо срочно сообщить в Скотланд-Ярд о вероятности предумышленного убийства. Лестрейд наверняка займется этим делом.

— О да! Он, конечно же, вцепится в него, — согласился Холмс. — Предлагаю, однако, нам вернуться домой и проделать кое-какие химические исследования. Думаю, что это преступление выходит за рамки возможностей Лестрейда. Надо выяснить, что же произошло, а потом я обязательно информирую инспектора и руководство госпиталя. Успею к завтрашнему утру.

События последней ночи, снежные заносы и пронизывающий холод сделали со мной свое дело: я сильно устал. Холмса, взявшего след, напротив, ни последние хлопотные часы, ни предстоящая работа не изменили. Ко времени прибытия на Бейкер-стрит он был полон энергии, как сжатая пружина. Как только двуколка остановилась у нашей двери, он первым выпрыгнул из нее.

— Побудьте со мной, Ватсон. Полагаю, что и вы найдете результат эксперимента весьма показательным. — он заторопился внутрь.

Пока я разжигал камин, чтобы согреться, Холмс готовил все на своем лабораторном столе. Можно было слышать, как он собирал стеклянные приборы, проверял горелки и разливал растворы. Промозглая лондонская погода, похоже, сказалась и на моем друге, так как сквозь потрескивание поленьев из дальнего угла мне послышался резкий, чуть ли не лающий кашель.

— Холмс, вы здоровы? — поинтересовался я.

— Я провожу перегонку с паром, старина. Это несложные операции, уверяю вас, можете погреться еще десять-пятнадцать минут.

Через полчаса он позвал меня к лабораторному столу.

— Теперь, Ватсон, смотрите и слушайте внимательно. Если мои подозрения обоснованы, мы узнаем, что за вещество стало причиной гибели вашего знакомого, и одновременно определим подозреваемого в убийстве. Раствор А, вот этот — справа, — дистиллат содержимого желудка жертвы. Раствор Б, что рядом, — дистиллат моего желудка. Это для контроля. Нам нельзя ошибиться, контрольная проба необходима.