Истерзанное сердце - УЭЛЛС Анджела

Он молча лежал, держа в объятиях притихшую Сапфиру, затем встал и быстро оделся.

Полная блаженной истомы. Сапфира приподнялась и осталась сидеть перед горящим камином, чувствуя обнаженной спиной его ласковое тепло и испытывая ощущение интимного восторга от возможности наблюдать за уверенными и в то же время грациозными движениями одевающегося Тэйна.

Она все еще продолжала сидеть, забыв о своей наготе, со струящимися по плечам волосами, подогнув под себя стройные ноги, когда без всякого предупреждения дверь в гостиную внезапно распахнулась.

– Вы что, в прятки играете? – услышала она голос своего брата. Затем гостиную залило светом, и Дэвид застыл на пороге комнаты, в изумлении взирая на открывшуюся перед ним сцену.

Он был скорее удивлен, чем шокирован, как позднее поняла Сапфира, и ее собственные смущение и досада были вызваны не столько тем, что она была не одета, сколько внезапным вторжением, нарушившим колдовское очарование момента.

Из них троих только Тэйну удалось живо отреагировать на возникшую ситуацию. Он быстро подошел к Сапфире и загородил ее собой, скрыв от любопытного взгляда Дэвида.

– Извините, дело в том, что я не думал… я хочу сказать… – в голосе молодого человека слышались неловкое смущение и одновременно негодование. – На шоссе произошел несчастный случай, и Марше пришлось заступить на дежурство…

– Нет, это я должен извиниться, – твердо перебил его Тэйн. – Наверное, все выглядит так, будто я злоупотребил вашим гостеприимством, но я надеюсь, ты все поймешь и простишь, когда я скажу, что мы с Сапфирой решили пожениться.

Она почувствовала себя очень счастливой, убежденная в том, что и он любит ее так же сильно, как и она его. Лишь позднее, когда родились близнецы. Сапфира поняла, что жила в иллюзорном мире. Тэйн женился на ней из ложно понятого чувства долга и чести. Злоупотреблению гостеприимством, законы которого он научился чтить с детства, он предпочел оковы, связавшие его с женщиной, которую он не только не любил, но, как показали несколько месяцев их совместной жизни и рождение двух детей, научился презирать.

Глава четвертая

– До дома поедем на такси, – объявил Тэйн, прикрывая ладонью глаза от солнца и глядя на заасфальтированную дорогу, уходящую вдаль от крошечной бухты, в то время как Стефанос и Виктория во все глаза смотрели на ясное голубое море, чьи волны ласково плескались о камни небольшого мола. – На острове до сих пор только одно такси, неизменно встречающее послеполуденный паром. Ты себя хорошо чувствуешь. Сапфира? – Он бросил на нее встревоженный взгляд, заметив, как она откинула прядь волос со взмокшего лба.

– Да, все в порядке. – Быть может, она только чуть устала, ощущая напряженность в его обществе именно теперь, когда решилась, полностью исключить его из своей жизни. Разумеется, Сапфира воспользовалась бы своим правом навещать детей, но сделала бы все возможное, чтобы не встречаться лично с их отцом… Разве она могла предвидеть теперешнюю ситуацию несколько дней назад?

– Тебе необходимо отдохнуть, – не допускающим возражения голосом сказал Тэйн.

– Нам обоим не помешает немного тишины и покоя, – вежливо согласилась она, с приятным удивлением заметив, что они могут говорить друг с другом как нормальные, цивилизованные люди. Если Тэйн, как обещал, не будет навязывать ей свое общество, то предстоящие дни отдыха могут оказаться более приятными, чем она могла надеяться, когда он в первый раз ошеломил ее своим предложением.

– Папочка, такси! – радостно закричал Стефанос, когда из облака пыли показался потрепанный автомобиль.

– Да, сынок, – Тэйн небрежно взъерошил густые темные волосы мальчика. – Теперь уже скоро будем дома.

Десять минут спустя Сапфира жадно всматривалась в знакомые очертания сельского дома. Она почувствовала, как ее сердце пронизала сладкая боль воспоминаний, связанных с теперь уже невозвратимым прошлым, особенно мучительным в данных обстоятельствах.

Здесь ничто не изменилось. Все те же ослепительно белые стены, с живописно потрескавшейся краской под приветственными лучами жаркого солнца. Зеленые жалюзи все так же защищают открытые окна, заросли тамариска и джакаранды создают приятную тень на покрытой плитняком и опоясывающей весь дом террасе. С того места, где она стояла, Сапфира могла видеть простирающийся за домом необработанный участок земли с простой кабинкой для душа в центре оазиса, в окружении растущих в кадках огненно-красных канн, и чуть дальше, буквально в нескольких метрах от них, небольшой песчаный залив и сверкающую гладь моря.

Взяв в каждую руку по чемодану, Тэйн направился к дверям дома, кивком головы приглашая двух женщин и детей следовать за ним.

– Я хочу искупаться в море! Мамочка, можно я пойду искупаюсь? – сказала Виктория, дергая мать за руку, в то время как та взялась за оставшийся чемодан.

– После того как мы распакуем вещи и найдем твой купальник, дорогая, – улыбнулась она, глядя на радостное лицо дочери.

– Это не займет много времени. – Поставив чемоданы у ступенек лестницы, Тэйн усадил девочку на одну руку, а другую протянул сыну. – Мы пойдем наверх и найдем приготовленную для вас комнату, хорошо? А потом посмотрим, где будут спать мама и Спирвдоула.

– Я вижу, ты обо всем позаботился, – прокомментировала Сапфира, поднимаясь за ними по широким деревянным ступенькам.

– Само собой, – самодовольно отметил Тэйн. – Я не люблю ничего оставлять на волю случая. Хотя я ни разу не был здесь со времени нашего медового месяца, я нанял человека, который присматривает за домом. Узнав о моих планах, он пригласил одну из местных девушек, и они сделали все, что нужно, чтобы в доме можно было жить. Заготовили провизию, приготовили комнаты и так далее.

– Это не был медовый месяц. – Сапфира туг же пожалела о ненароком вырвавшихся у нее словах. Глупо с ее стороны затевать ссору из-за какого-то пустяка! Как будто в его случайно брошенной фразе она видела замаскированный выпад.

– Как ты прозаична. Сапфира! – В ею словах был лишь легкий укор, но она отметила промелькнувшее удовлетворение во внешне невинном взгляде устремленных на нее глаз, когда, поднявшись наверх, он толкнул ближайшую к ним дверь. – Хотя это случилось спустя четыре месяца после нашей свадьбы, тем не менее для меня это был настоящий медовый месяц. Да и для тебя тоже, насколько я помню твою тогдашнюю радость.

Сапфира покраснела, с досадой вспоминая свою юную непосредственность, свои ничем не сдерживаемые радость и счастье принадлежать человеку, которого она наивно считала избранником навеки, и опасаясь того, как бы не ожили в ней воспоминания, которые, она надеялась, были навсегда захоронены в ее подсознании.