Энигмастер Мария Тимофеева - Евгений Филенко

– Вам не хочется как-то меня приободрить? – злобно спросил Антонов. – Ну, там, я не знаю… сказать, что с минуты на минуту все изменится к лучшему?

– Если по правде, не очень, – признался Яровой. – Вы большой мальчик, уж и сами как-нибудь подберете себе слова успокоения.

Антонов, надувшись, отвернулся к окну. «Ну да, мне страшно, – думал он. – И стыдно. Такой здоровый лоб, а дрейфит, как ребенок в темной комнате! По сути смерть – та же темная комната. Хотя знающие люди описывают сам процесс иначе. Туннель, а впереди ослепительный свет. А люди, знающие и того более, находят этому эффекту рациональное объяснение. Не помню только, какое. Проблема в том, что я не хочу ни в туннель, ни в комнату, ни в какое еще место, откуда нет выхода. Я хочу домой. К черту эту планету, к черту серые пески, к черту станцию и все прочие никчемные железяки. Просто вернуться домой. И жить дальше. Я что, многого требую? Мастер прав: все умирают. Но когда такое происходит с чувством завершенной миссии, исполненных обязательств и легкой усталости от жизни – это ничего, это нормально. А я даже толком ни с кем не простился, с Катькой поругался прямо перед отлетом и не нашел времени, дрянь такая, помириться хотя бы дистанционно… и Дашке не сказал положенного отцовского напутствия, и Монтрезора погладил по башке как-то формально, без души. Откуда мне было знать, что, собрав сумку и гнусно хлопнув дверью на прощанье, я покидаю свой дом навсегда?! Теперь-то я точно знаю, как полагается уходить из дома на работу достойному человеку. И только так буду делать, если все обойдется, если нас спасут. Но почему мастер так отвратительно спокоен? Неужели он все и всегда делает правильно, и ему не в чем себя укорять в последний час?!»

– Мастер, – сказал Антонов задушевно. – Иногда мне ужасно хочется вас убить.

– Не вам одному, – рассеянно промолвил Яровой.

У Антонова не оставалось душевных сил, чтобы говорить гадости. Он уже изготовился просто назвать Ярового равнодушным дуболомом, но его внимание было отвлечено слабым, хотя и весьма отчетливым инородным звуком.

– Что это? – спросил он, насторожившись.

– Где?

– У меня под ногами что-то жужжит. – Антонов с громадным трудом, преодолевая сопротивление «галахада», заглянул себе под ноги. – И мигает.

– А, это, – сказал Яровой равнодушно. – Не обращайте внимания. Сигнал «свой-чужой». Атавизм, на случай галактической войны. Маленький, но очень мощный сигнал-пульсатор. Системно независимый.

– И он должен мигать? – настойчиво спросил Антонов.

– Вообще-то нет. – Яровой задумчиво засопел. – С чего бы ему мигать, если никого в радиусе светового года не интересует наш галактический статус?

– Может быть, началась война? Например, из-за того, что какие-то прохвосты слямзили у нас станцию?

Продолжая напряженно сопеть, Яровой всем корпусом подался к пульту и, не снимая перчаток, включил приемник. Обычно на куттере не было нужды его включать, связь с «Тинторерой» поддерживалась со станции. Но сейчас явно происходило что-то еще более непредвиденное, чем исчезновение станции.

– Ага, – сказал Антонов многозначительно, хотя вовсе не понимал, что происходит.

Голос сменного диспетчера «Тинтореры» был едва различим. Хотя парень старательно выговаривал каждое слово и делал логические ударения величиной с фонарный столб, им понадобилось прослушать сообщение дважды, чтобы уловить его смысл. А затем еще и сверить впечатления.

– Любопытно, – сказал Антонов. – Зачем мы должны это делать?

– Кое-кто, помнится, желал кое-что предпринять, – произнес Яровой в пространство, наглухо задраивая кабину куттера.

9.

Вараксин сидел в темном углу контрольного поста и грыз ногти. Дурная привычка, гордиться тут нечем. Временами он вспоминал, что не худо было бы нормально поужинать. Но стоило ли отвлекаться на подобные пустяки человеку, который пропустил завтрак и даже не вспомнил об обеде?

Он был так увлечен своим ребяческим времяпрепровождением, что не отреагировал на реплику сменного оператора Куликова должным образом.

– «Марга-Сократ», Яровой на связи.

Поскольку сказано это было будничным тоном, без эмоций, вскакиваний с места и размахиваний конечностями, Вараксин кивнул головой и даже не пошевелился в своем углу. На посту велось наблюдение за сотней космических объектов, мало ли кому взбрело на ум пообщаться со стационаром.

– Олег Петрович… – промолвил Куликов укоризненно.

– Подожди, – сказал Вараксин ясным голосом. – Как это – на связи? Что значит – на связи?

До него, наконец, дошло, он вывалился на свет, зацепившись ногой за кресло и с грохотом обрушив какой-то небольшой, но очень звучный столик. Таким образом необходимый драматический эффект, пусть и с запозданием, все же был достигнут.

– Как они могут выходить на связь с куттера?!

– Олег, – проговорил оказавшийся рядом Фазылов. – Они внутри станции. В безопасности.

Шеф-пилот выглядел невозмутимым, как всегда, но голос его непривычно дрожал.

Оператор Куликов добавил громкости.

– …кто-то аккуратно выключил сигнал-пульсатор, – разнесся по помещению монотонный голос Ярового. – С тем расчетом, чтобы нельзя было засечь местонахождение станции. Ну, расчет себя оправдал. Почти. Хотя лично я ноги бы тому вырвал…

– Я тоже, – процедил Вараксин сквозь зубы.

– …резервных источников энергии хватит недели на две, но вы уж там сами решите, нужна ли нам исследовательская станция на Надидхаре или лучше вернуть ее в Чашу Сократа. Потому что в первом случае придется переименовать ее в «Надидхара-Чего-то-там», а во втором…

Ворвавшийся на пост ксеноархеолог Аристов бесцеремонно отодвинул оператора от микрофона:

– Кирилл Юрьевич! – закричал он. – Яровой, душа моя! Что вы там видите? Нет ли какого-то движения или странных явлений ненатурального свойства?

– Ничего, – сказал Яровой бесстрастно. – Те же дюны, тот же песок… Впрочем, кое-что вижу. В полусотне ярдов от станции прямо из песка торчит громадная статуя какого-то ктулху с часами на шее.

10.

Маша бродила по пустынным коридорам, чувствуя себя покинутой и несчастной. Она ужасно не любила жалеть себя, но сейчас был тот редкий момент, когда чуточку тепла не повредило бы. Конечно, мысль о том, что люди спасены, согревала ее, но явно недостаточно. А честолюбие, хотя и не самый большой порок, но все же не лучший союзник настоящего энигмастера.

Она не знала, что в каком-то десятке шагов позади нее бесшумно и потаенно крадется Витя Гуляев, про себя повторяя и доводя до безукоризненного совершенства признание в любви.

Возле летных ангаров Машу окликнули: