Миф тесен - Александр Баунов

Этот авангард, однако, существует только в европейской, западной системе координат. Для Индии и Китая того времени авангардом были стул, комод, паровоз, линейка, галстук, пиджак, носки, дамские перчатки, ионическая колонна, рисунок с перспективой и светотенью, фортепиано, а не геометрические фантазии Кандинского и ракурсы Родченко.

Harmonia mundi

Русский путешественник выходит в смущении из греческого православного храма: ислам какой-то, отуречили православие. Греческое церковное пение напоминает ему зов муэдзина. В своих церквях он привык к заимствованной из Европы через Украину полифонии.

Ладовую ближневосточную и среднеазиатскую музыку с увеличенными интервалами русский человек слушает для атмосферы — как иногда курит кальян, но она кажется ему однообразной. Индийское женское пение слышится ему писком, китайское — мяуканьем. Мелодии и ритмы индийцев и китайцев — скучными и не отличимыми друг от друга. Хотя с точки зрения самих индийцев и китайцев это необозримо богатый музыкальный мир, полный кричащего разнообразия.

Русский музыкант обычно не мечтает стать виртуозом зурны, ситры, уда, даже якобы родной балалайке предпочитая скрипку, фортепиано и электрогитару. Современный русский композитор Кузьма Бодров пишет музыку папской мессы по заказу Ватикана и понимает, получается у него или нет. Но русский композитор только механически, копируя чужие приемы, сможет написать песню к индийскому фильму или к буддийскому молебну и совершенно не будет слышать, насколько он отличился или выделился. Русский композитор вообще не разберет, где там шедевр, а где повтор в бесчисленном однообразии иноземного инопланетного звука.

Но это все высокая культура. А вот поближе к земле. Подмосковные элитные поселки. Те, что попроще, еще могут называться Новые Вешки, Иволги, Березовые пруды. А те, что побогаче и подороже, непременно «Подмосковная Венеция», «Московская Шотландия», «Вилладжо эстейт», «Ла-Манш». На крайний случай скрасят местную топонимику: «Троицкая Ривьера», «Чулков club», «Медвежий corner». А то и просто назовут: «Европа». Нет среди этих поселков ни «Подмосковного Ханьчжоу», ни «Ахмадабад эстейт», ни «Фудзияма клаб». Заборы вокруг домов жители поселков строят, как в махалях Ташкента, но по названию Ташкентом быть не хотят, хотят Европой — южной или северной.

Или вот московские магазины накануне первого сентября. «Back to school party», — пишут маркетологи на витрине обувного магазина, чтобы продать обувку, «Chemistry», «Physics», — крупно пишут они же на обложках тетрадок на латыни наших дней, чтобы лучше продать тетрадки. Даже тетрадка по русскому языку называется «Russian». Потому что неосознанно влечет детей и родителей, веет будущим Оксфордом и возможным (или невозможным, не важно) Йелем. Так к какой цивилизации мы на самом деле принадлежим? Не к конфуцианской ли, или, может, к ближневосточной? Ах да, вспомнил, к особенной, русской. Только часть этой особенной русской цивилизации — любовь к английским словам и латинским буквам. Так всегда было. Даже в закрытом СССР дети расписывали свои тетрадки английскими словами и латинскими буквами. Недавно разбирал бумаги в маминой квартире и нашел несколько таких вот своих — со словами и буквами, нарисованными шариковой ручкой, поверх «Тетрадь ученика для занятий по…». Умные маркетологи тут ничего не навязывают, они просто отвечают на зов. И так всегда с английскими словами и латинскими буквами: в выборе между Иваном-царевичем на волке и Гарри Поттером на метле на самых что ни на есть местных, русских весах победит Гарри Поттер. Это никак не мешает тому, что в споре между Байроном и Пушкиным на тех же весах победит Пушкин. И это на века, пока образ истории не изменится до неузнаваемости и археологи с историками не будут строить догадки и читать доклады на научных конференциях: откуда в Москве древнего 2014 го­да тетрадки с английскими обложками.

Истина границы

Другая цивилизация — это другая культурная планета, где все главное появилось само. Она не создается декретом: вчера решили быть Европой, сегодня передумали.

Китайцы, индусы, ацтеки заговорили, научились думать, писать, молиться, верить, лечить, объяснять мир без всякой связи с Ноем, Авраамом, Сократом, Вергилием, Христом, Гиппократом, Фалесом, Птолемеем, Данте, Гете, Иоанном Златоустом. Все это для них чужое, их философия не комментарий на полях Платона, они смотрят на распятие или благовещение, на Одиссея и Пенелопу, ангелов и нимф и не понимают, кто все эти люди. Они опираются не на них, а на что-то другое, свое, чему и имя-то у нас знают одни специалисты. Только исламский Восток знает некоторые из этих имен — и потому он нам бесконечно ближе, — но не узнает наши, связанные с этими именами формы: знание общее, а узнавание раздельное. А мы здесь все опираемся на то же самое: если из русской культуры убрать Адама, Сократа, Авраама, Платона, апостола Павла, Одиссея, Боттичелли, Дидону и Энея, Цезаря и Брута, Гете и Шиллера, Федру и Медею, она повиснет в пустоте и перестанет посылать знаки и производить смыслы. С другой стороны, Толстой, создавший словесный памятник победе над Европой, для Европы — свой.

Отказавшись от Европы, мы не окажемся на Востоке, и мы не окажемся отдельной цивилизацией. Мы окажемся нигде. Проблема новой концепции отечества в том, что Россия — как про нее ни заявляй — филиал европейской культуры. Как наша претензия, что мы настоящая, верная себе Европа, — чистое самозванство, еще большее самозванство — наша претензия на то, что мы другая цивилизация. Это и есть та новая ложь, которая будет горше первой.

Где другая-то? Какую такую культуру мы можем предъявить, отдельную от европейской? Какую пекинскую оперу и театр Кабуки? Какие танцы суфиев? Где наши хокку и танка? Все больше ямб да хорей (не можем отличить от немецкого). Где собственная письменность? Где Шаолинь, йоги и брахманы? Где несуществующие нигде, кроме нас, художественные и мыслительные формы? В какой Индии, Китае, Японии, на каком мусульманском Востоке нас считают своими? Достаточно самого короткого серьезного разговора, чтобы понять: для них мы Запад.

Настоящая граница цивилизаций не та вещь, которую можно не заметить или назначить произвольно. В том числе про это думал философ Владимир Бибихин, когда говорил, что «граница не для человека»: «Не нам к этим вещам прикоснуться, попробуйте в простоте погулять хотя бы по всего лишь границе между государствами. Или по границе между бедностью и богатством. Или между властью и невластью. Как раз поэтому вокруг границы, государственной или научного определения, будет всегда идти война».

Подлинную границу невозможно не заметить, ложную — невозможно взять и провести по прихоти Путина, министра культуры, сенаторов или Майдана. Ложная граница — это ошибочное определение, неумение опознать истинную принадлежность вещи. Латинское слово «дефиниция» — определение, от латинского же finis — предел, — оно ведь и значит «проведение границы». Дефиниция — это демаркация смыслов. Ложная граница — это ложное определение, и она обязательно рухнет от сопротивления материала. Нельзя определить марганец как железо, золото как уран и начать их использовать одно вместо другого. Все утонет, разрушится и взорвется. Вот и Бибихин вскользь загадочно говорит о том, что есть разные типы дефиниции: одна похожа на шаткий, падающий забор, другая — на внезапный блеск и прозрение. Дефиниции России, и как настоящей старой Европы, и как абсолютно другой цивилизации, совсем не Европы, — это, конечно, шаткие, падающие заборы.

Моцарт как национальная идея

Запад и Восток видят в нас филиал западной культуры. Наши отличия от любой другой западной страны, как и отклонения от усредненной, сводной идеи Запада — очень существенны, однако не намного больше различий между Финляндией и Португалией, Венгрией и Ирландией, Кипром и Польшей. Как и не намного меньше отклонение от усредненной идеи Запада у Испании, Греции или Мальты. Бесполезно надеяться, что, если мы перестанем соблюдать все правила, запретим Гринуэя, «Гоголь-центр» и рождественские базары, нас вычеркнут из списка и перестанут нас судить по европейским правилам. Будут просто говорить: «Они сошли с ума». Уж на что СССР был отдельным миром, а и то не ускользнул из европейской цивилизации.

В Душанбе стоит построенный Советским Союзом оперный театр, и в нем — оркестровая яма, в яме — оркестр, дирижер, скрипки, контрабас, на сцене — «Женитьба Фигаро». А рядом, в 200 км, в трех часах езды на машине — в Афганистане, этого нет и быть не может. И никто не спросит, почему там нет «Фигаро». Все ясно как день: там всерьез начинается другая цивилизация, вот она, подлинная граница, ясная, как «внезапный блеск». Оказавшись в другой цивилизации, Россия первым делом открывала оперный театр, бальный зал и оркестр. Ради выдуманной цивилизационной границы откажемся от балов и оперы в Душанбе, чтобы отречься от Европы, объявим себя большим Афганистаном?