Артикль. №1 (33) - Коллектив авторов

За окнами совсем стемнело. Шмулик, прилежно водивший кисточкой по бумаге, вдруг встал и подошел к нам. Он зажег настольную лампу, и я увидела готовую картину. Вся поверхность ватмана была закрашена гуашью того ярко-голубого цвета, каким в Цфате красят переплеты окон, решетки, ставни и двери. По голубому фону катили темно-синие волны, маленькие у горизонта и большие у нижнего края картины. В ритмическом порядке между рядами волн били разноцветные фонтаны – красные, синие, желтые и зеленые.

– Двенадцать шекелей, – отрывисто сказал ребенок, – но для вас – десять.

Я рассмеялась, а реб Арье вдруг встал и прошел к двери, открыл ее и выглянул во двор.

– Ремонтник так и не пришел. Придется вам сегодня не мыться. Или, если хотите, воспользуйтесь нашей ванной.

– Скажите, а потом, после всего, вы встречали когда-нибудь Рахель? Или Двору…

– Вероятно, встречал, но не узнавал. Господь поразил меня неузнаванием, как праотца Яакова, который перепутал Рахель и Лею. А потом, годы спустя, реб Элиягу рассказал мне, что вскоре после моего изгнания рав Цфасман выдал ее замуж. Но долго она не прожила – умерла во время родов.

– Какая странная история, – сказала я, – в Израиле никто не умирает от родов. Не может такого быть.

– У нее было редкое осложнение. Околоплодные воды попали в кровь. Когда такое случается, ничего нельзя сделать.

Он немного помолчал, по-прежнему не глядя на меня. Потом сказал:

– В Талмуде написано, что женщина, неаккуратно соблюдающая законы чистоты семейной жизни, умирает во время родов. Я не могу себе представить, что эта девушка несерьезно отнеслась к такой вещи, как миква4. Но у нее могло быть свое мнение по поводу законов чистоты и нечистоты. Она ведь была образована почище большинства мужчин. Могла принять самостоятельное решение, не посоветовавшись с раввином, и поплатиться за это. Впрочем, я не настаиваю на такой версии. Мои домыслы, больше ничего.

В гостинице, где я работаю, мне приходится подолгу разговаривать с женщинами. Иногда по полчаса. Но я никогда не смотрю на них. Зарекся. Вы не обижаетесь на меня?

– Ну, что вы, – ответила я, – у нас в Бней-Браке мужчины ходят по улицам, опустив взгляд себе под ноги, или в портативный томик Талмуда.

– Потому, что посмотреть на женщину – все равно, что лицезреть Шехину. Даже если это обычная «серая шейка».

– Простите, а как звали вашу жену раньше? Погодите, я угадаю. Регина? Мила? Нет?

– Света. Ее звали Света. Это и было добрым предзнаменованием, которое помогло мне взять ее в жены. Она вообще-то приняла еврейство, а родилась в русской семье на Дону. Казачка.

– Знаете что? Я, пожалуй, спущусь вниз и вымоюсь холодной водой. Мне не привыкать. Стройотряды, картошка, не говоря уже о походах и пионерских лагерях. Мама пугала меня бесплодием, говорила – будешь мыться холодной водой – детей не родишь. У меня действительно нет детей. Но врачи считают, что холодная вода здесь не при чем.

– Так вы приехали в Цфат, чтобы…

– Да. И теперь я знаю, как называется ешива. Спасибо вам, реб Арье.

– Я попрошу Малку проводить вас. Наши цфатские улицы – настоящий лабиринт.

На лестнице, ведущей из дворика, раздался топот, и та, о которой мы говорили, ворвалась в гостиную.

– Арье, почему ты не предложил ужин гостям? У нас есть куриные ножки и гарнир из зеленой фасоли. Погодите, я сейчас суну все в микроволновку.

Я прошла за ней на кухню и посмотрела в зеркало. Секундная стрелка бежала по моему отражению, отсчитывая время.

Алина Загорская

Уроныч

Мужественное бородатое лицо, трубка в углу рта и обольстительная нижняя губа – полная, чувственная, четко очерченная, как у Марчелло Мастрояни. Нет, конечно, такой не может сидеть на сайте знакомств – фото дернул у какого-то актера. Хотя странно: пересмотрев километры голливудских фильмов, я не могу вспомнить, какого именно…

В скайпе он оказался почти таким же красивым, как на фото, и сообщил, что давно положил на меня глаз. Похоже, Тот, Кого Нет, очухался и решил компенсировать все, что натворил до сих пор. В надежде на чудо я кое-как нарисовала глаза и рот и выбралась на свидание – первое после крайне болезненного разрыва.

Ростик был высоким, худым, с характерной для очкариков неуверенной походкой. Ушедший внутрь взгляд, руки болтаются, как плети, сутулый. Вот и славно, решила я, Мастрояни – это уже перебор.

Мы сидели в ресторанчике под названием не то «Окунь», не то «Карась», и пытались общаться. Новый знакомый моим внутренним миром не интересовался. Он мрачно пил, ругал все вокруг – это заведение, город Бат-Ям, Израиль в целом – восхищался «крутым мужиком» Путиным и воспевал свои подвиги на ниве российского бизнеса 90-х. «Я – русский солдат!» – орал, стуча кулаком по столу и расплескивая водку, Ростислав Аронович Гройсман, главный спонсор томской синагоги.

Словом, чуда не случилось – очередной экзотический тип на моем жизненном пути, не усыпанном, мягко говоря, лепестками роз. Однако послать его прямым текстом я не решилась: еще замочит от обиды, этот старый новый русский.

К счастью, наутро я улетала в Амстердам, и надеялась, что дурацкая история рассосется сама собой. Но в пять утра Ростик уже был на ногах. Он собирался везти меня в аэропорт – без помпы, очень по-родственному, как будто иначе и быть не могло. Яркий образ бандита слегка померк, и я разрешила ему встретить на обратном пути.

Он ждал в зале прилетов Бен-Гуриона – с огромным букетом в руках и черным джипом на стоянке. Но в пути дико нервничал, клял израильских водителей, требовал объяснять дорогу – а мы, топографические кретины, этого не любим. Короче, опять не понравился – но уже по другой причине.

А пока я обдумывала, зачем мне этот придурок, мы потихоньку сближались. Ростик проживал на съемной квартире, чистой и ухоженной, и был человеком не бедным. Кроме того, он замечательно пел под гитару, и я пришла к выводу, что в моем плачевном положении такой мужчина не помешает…

Говорили мы в основном о нем. Несколько лет тому назад Ростика, звезду еврейской общины Томска, оставила жена, которая прожила с ним двадцать лет «как у бога за пазухой», а, перебравшись в Израиль, выучилась на психолога и развелась. Он избегал произносить ее имя, называл «эта» и «дура», и было понятно, что любит, но предательства не простит.

Есть такой фильм, называется «Супружеская жизнь». Там две серии – первая рассказывает о крахе семьи с точки зрения мужчины: хорошему парню попалась бездушная вертихвостка и разбила ему сердце. А во второй серии свою версию излагает жена, и оказывается, что этот «хороший парень» не понимал ровным счетом ничего из происходившего у него под носом.

Жену Ростика я нашла в Фейсбуке, сообщила, что ее бывший совсем пал духом, и хорошо бы что-то с ним поделать, пока не намылил веревку. И тут пошла вторая серия – выяснилось, что она пыталась его спасать все эти годы, для чего собственно и занялась психологией, а, выучившись, поняла: насильно человека из депрессухи не вытащишь. Но муж наотрез отказывался лечиться, и с ним пришлось расстаться.

Она вела активную светскую жизнь – интересная дама, со вкусом одетая. Но лицо жесткое, а посты в соцсетях откровенно рекламные. «Дура набитая, научили ее разным трюкам – ну так и зайца можно научить курить, если очень постараться», – утешал себя Ростик.

Он жил замкнуто, разгребал какие-то финансовые проблемы, тянувшиеся за ним из России, пытался зарабатывать на бирже. По утрам приходил к морю и резал трубки. Сидел, нахохлившись, на горячих камнях, никого не замечая, и пилил, пилил. Потом возвращался домой и готовил: щи, солянку, свиные уши. Он изучил все магазины в округе, четко знал, что где покупать и к готовке относился очень серьезно.

Давно я так вкусно не ела! В моем холодильнике обычно хранятся всего три продукта – сыр пармезан, горький шоколад и апельсиновый сок. Это не так интересно, как свиные уши, но зато вешу я столько же, сколько на первом курсе.

Ростик мои формы не оценил. «Худая, как цыпленок – ешь, давай. И не хер суетиться, все равно не поверю, что хозяйственная». Сам же садился напротив и наблюдал: «Водка, мясо, красивая женщина – что еще нужно человеку, чтобы встретить старость!» А я любовалась его смуглой, юношески гладкой кожей, тонкими, сильными пальцами, классическими ступнями, похожими на гипсы архфака – и старалась не вникать в истеричные монологи о мерзости Израиля, на который он изливал всю боль, причиненную любимой.

Но боль болью, а помогать беглой супруге Ростик не отказывался – отвозил, привозил, ссужал деньгами. Пока она фотографировалась в Венской опере и на фоне швейцарских Альп, поливал цветы в ее квартире и выгуливал Андорру, пушистого шпица с наглой мордой и длиннейшей родословной. Этот оранжевый шарик на тоненьких до нелепости ножках непрерывно тявкал и требовал еду, предпочитая ростикову кухню дорогим собачьим кормам. А тот покорно выполнял все ее прихоти, прикидываясь возмущенным – но так неубедительно, что ему не поверил бы и детсадовец.