Заколдуй меня - Джек Кертис

Губная помада смазалась — будто его зацеловали. Один глаз был светлый, другой темный, мертвый.

«Я встречусь с ним, — подумал Зено, — встречусь, когда он вернется».

Паскью вышел из тени и оказался на освещенной Дьюэр-стрит; ноги отказывались ему повиноваться, а каждый вздох обжигал горло. Замедлив шаг, остановился, хватаясь за деревянные ворота лодочной станции, чтобы не упасть. Какое-то время постоял там, скрючившись, переводя дыхание и поглаживая рукой грудь, словно успокаивая раненого зверька. Потом с трудом выпрямился и снова пошел вперед. Лихорадочный спуск со склона отнял остаток сил. Он едва волочил ноги, то впадая в полузабытье, то приходя в себя, различая отдельные звуки. Удары собственного сердца, удары волн о дамбу, саксофон, звучавший то громче, то тише, заглушаемый порывами ветра.

Первыми его увидели молодые люди, сидевшие у окна, та самая парочка, и сразу прекратили разговор, глядя на него с нескрываемым любопытством, словно хотели сказать: интересно, что будет дальше? Он направился было к стойке, но бармен перехватил его на полпути, потому что было ясно — он не дойдет.

Паскью уже придумал легенду и теперь повторил ее про себя. Нужные слова с трудом пробивались через какофонию звуков в голове: звонки, бой барабанов, гудки.

Женщина-врач выглядела очень усталой, как и полагалось в такое время суток. Она промыла и зашила рану, медсестра наложила повязку. Паскью назначили противостолбнячную прививку и выписали рецепт на тетрамицин. Он никак не мог унять дрожь.

«Шел ночью по пляжу, поскользнулся, выставил вперед руку, чтобы смягчить падение и наткнулся на разбитую бутылку».

Паскью сначала недоумевал, зачем врач пересказывает его историю, но потом увидел, что медсестра записывает с ее слов.

— Все правильно? — спросила доктор. И они обе на него посмотрели.

— Все правильно. — У него зуб на зуб не попадал.

— Пусть ваш лечащий врач сам все проверит, вот, возьмите. — И она протянула ему рецепт. — Можете идти спать.

Он улыбнулся, но ничего не сказал.

— Вы перенервничали. Можно было бы дать вам успокоительного.

Но я предпочитаю обходиться без него.

— Тогда не надо.

Она кивнула и вышла из кабинета. Минуту спустя пришел бармен, который отвел Паскью в приемное отделение.

— Я перед вами в долгу, — сказал Паскью.

— Да бросьте вы! Я отлично проводил время с другими газетчиками. Они вносят живую струю в наши места. И вы мне нравитесь.

Паскью сел.

— А где именно на пляже это с вами случилось?

— По дороге к холму, — ответил Паскью, — в стороне от Дьюэр-стрит.

— Да-а-а-а. — Бармен закатил глаза, словно размышляя о чем-то. — Значит, еще до прилива.

Паскью ничего не ответил.

— Нет, вы наверняка были в другом месте. Ближе к отелю, как мне думается. Там всегда небольшая часть берега остается над водой, даже во время прилива.

— Ближе к отелю... — подхватил Паскью, добавив эту деталь к своему вранью.

— Наверняка... — Бармен повернулся к двери. — Пойдемте. Я провожу вас.

— Спасибо, — отказался Паскью, — я возьму такси.

— Вот как? Вы что, ждете кого-нибудь?

— Да. Одного человека. — Паскью встал и протянул бармену левую руку. — Очень вам признателен.

Бармен нерешительно направился к двери, словно ожидая, что Паскью передумает.

Паскью подождал некоторое время в приемном отделении, видел, как приходили и уходили люди с разными травмами, но человека с ярко-красными губами, черными, словно выжженными, глазами и раной на спине среди них не было. Мимо пробежала женщина-врач, та, что им занималась. Удары сердца, отрывистые, как удары медных тарелок, отдавались в руке.

Он дотянулся до правого кармана, вытащил открытку с изображением двух рук, одна — с раскрытой ладонью, другая — сжата в кулак.

А теперь представляем вам...

Зрители затаили дыхание...

Итак...

* * *

Паскью подождал еще час, но тот, кого так он надеялся увидеть, так и не пришел.

Глава 6

Эллвуд проделал почти три сотни миль и, когда до Лондона оставалось миль пятьдесят, свернул на дорогу, по которой довольно быстро добрался до плоской равнины между холмами, настолько удаленными от него, что в вечерней дымке они казались голубыми пятнами. Время от времени он заглядывал в карту, разложенную на сиденье, а один раз, улучив момент, притормозил на обочине и еще раз перечитал записанные им на бланке отеля «Виндбраш» координаты этого места.

К тому времени, когда он попал туда, стало темнеть, и небо на горизонте приобрело густо-синий оттенок. Он оставил машину у ворот и пошел по аллее между ивами. За деревьями бесшумно, неторопливо, словно поток лавы, текла река, на поверхности играли последние лучи предзакатного солнца.

Эллвуд увидел силуэт человека, стоявшего у воды, и остановился, следуя привычке наблюдать за другими, оставаясь при этом незамеченным. Человек, за которым он наблюдал, сматывал леску, медленно, держа удочку почти вертикально, с небольшим наклоном вправо. Сверкнула на солнце показавшаяся из воды блесна с тройным крючком. Рыболов перехватил леску левой рукой, наклонил, удилище влево, снова закинул приманку в заросли камыша, недалеко от противоположного берега, и стал не спеша сматывать леску.

Эллвуд свернул с тропинки и по траве направился к берегу; намокшие снизу брюки набрякли. Рыболов с превеликой точностью еще раз забросил блесну, и она бесшумно упала.

— Все-таки нашел меня, — проронил он, не оборачиваясь.

Эллвуд остановился у него за спиной, немного левее.

— Ты хорошо объяснил дорогу. Кого ловишь?

— Сегодня? Щуку.

— И только?

— Ну конечно, я любой рыбешкой не побрезгую, но эту щуку жду не дождусь. Крепкий орешек! Иногда видно, как она отлеживается в тенистых местах недалеко от берега. Сначала мне показалось, что она длиной с хорошую ивовую ветку. Я за ней уже месяц охочусь. Она точно здесь, только очень осторожно себя ведет. Даже не попыталась схватить блесну, которая мелькает в воде, как перепуганная плотичка. Сейчас я хочу поиграть ею перед самым носом щуки. Пусть даже рыбина не голодна, но она может просто потерять терпение. А эмоции, Валлас, как известно, штука опасная. Во всяком случае, людям они создают проблемы.

— Она где-то у камышей?

— Не уверен, что она, но какая-то рыба там залегла.

Больше пяти лет Эллвуд не видел Тома Кэри. Тот как будто прибавил в весе, или так казалось из-за рыболовного плаща, карманы которого были набиты снастями. Когда в короткий промежуток между двумя забросами удочки Кэри обернулся с улыбкой, Эллвуд рассмотрел мешки под глазами и двойной подбородок, упирающийся в воротник.

Словно читая мысли Эллвуда, Кэри сказал:

— Да, это было со мной какое-то время, — и, продолжая угадывать ход его мыслей, добавил: — Я отошел тогда от дел. Церковных и всех прочих.

Эллвуд понял, на что тот намекает, но пропустил его слова мимо ушей, сказав лишь:

— Никто не может отойти от церкви.

Показалась, роняя капли воды, приманка. Кэри собрал леску и концом удочки описал в воздухе петлю. Тройной крючок падал каждый раз примерно в одно и тоже место — разброс был не более чем на длину вытянутой руки.

— Я больше не взываю к плоти и крови Господним, не утешаю свою истерзанную душу, не возношу молитвы со спасенными, не выхватываю поленья из огня.

Леска уже сматывалась обратно, блесна промелькнула серебристым пятнышком совсем близко от золотистой поверхности воды.

— Я больше не толкую слово Божье, не проповедую, не крещу и не причащаю перед смертью. Я ни черта не делаю!

— Но ты молишься?

— Молюсь о том, чтобы поймать эту старую разбойницу, которая прячется в камышах. Гекльберри Финн молил Бога об удочке, помнишь? Потом бросил это дело, потому что удочку так и не получил. Господь, судя по всему, не жалует рыбаков, а это не очень-то справедливо, учитывая род занятий большинства его учеников. — Кэри поместил удочку в V-образную подставку, вдавленную в мягкую почву, и достал фляжку из кармана плаща.

— Возможно, он думает, что в такой символике есть что-то забавное. — Он глотнул из фляжки и предложил Эллвуду. — Рыбная ловля, знаешь ли...

— Ты считаешь, что Господь наделен чувством юмора? — Эллвуд на всякий случай попробовал на язык содержимое фляжки, потом сделал большой глоток. Это оказался бренди.

— Конечно. Я всегда так считал — иначе чем объяснить появление болезни Альцгеймера! Так о чем молиться?

— О чем тебе больше нравится.

— Мне нечего просить.

— Так не бывает.

Кэри рассмеялся. Потом забрал фляжку, глотнул из нее, снова закинул удочку, и опять рассмеялся, еще громче.

— Не говори мне таких вещей, Валлас, а то я из-за тебя всю рыбу распугаю.

— Ты нужен нам, Том.

— А... Ну, это другое дело. Значит, молиться следует тебе. — Кэри почувствовал, что блесна идет ко дну и резко дернул удочку вправо, но леска пошла свободно. — Она злится или проголодалась? — заинтересовался он. — И то и другое кстати.