Какое надувательство! - Джонатан Коу
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вернувшись домой, я не мешкая взялся за дело. Мне удалось прочесть около семидесяти страниц, когда в дверь позвонила Фиона. День уже клонился к вечеру. В руках Фиона держала два больших бумажных пакета с ручками, из одного торчали зеленые листья.
— Вот те на! — сказала она. — А вы изменились.
(Помню я эти ее довольно нелепые восклицания — до сих пор помню. «Вот те на!» — было одним; другим — «Это ж надо!»)
— Правда? — спросил я.
— Так я вас просто в неудачный вечер застала, да? Вчера, я имею в виду?
— Наверное. Сегодня я… больше в себе.
Она поставила пакеты на пол.
— Я вам вот чего принесла. Их нужно пересадить. Можно, я их тут пока оставлю, а сама зайду к себе, немного приведу себя в порядок и все такое, а потом вернусь и помогу вам?
Когда она ушла, я заглянул в пакеты. В одном были растения, в другом — довольно внушительные керамические горшки с блюдцами, а также какие-то свертки и газета. В последний раз я заглядывал в этот таблоид очень давно, но, вспомнив, что сегодня пятница, вытащил газету из пакета и быстро пролистал примерно до середины. Найдя, что искал, я улыбнулся и принялся читать заметку: сначала без особого интереса, но через несколько строк — уже нахмурившись; в памяти что-то тренькнуло. Я зашел в свободную спальню — комнату, где устроил кабинет (куда никогда не заходил), и вынес большую коробку, набитую газетными вырезками. Когда вернулась Фиона, я рылся в бумажках.
Фиона унесла пакеты в кухню и занялась пересадкой. Я слышал, как она передвигает что-то, открывает и закрывает краны. В какой-то момент она произнесла:
— Должна сказать, кухня у вас до ужаса чистая.
— Я сейчас помогу вам, — отозвался я. — Большое вам спасибо. Я должен вернуть вам деньги.
— Не говорите глупостей.
— Ха!
Я нашел вырезку и с этим торжествующим восклицанием вытянул ее из коробки. Явное свидетельство того, что память моя по-прежнему крепка — помимо всего прочего. Разложил газету на обеденном столе, открыл на нужной странице, рядом положил вырезку и тщательно перечитал обе заметки. И нахмурился еще сильнее. Войдя в комнату с горшком в руках, Фиона сказала:
— Знаете, я бы не отказалась выпить.
— Простите. Конечно. Я просто искал ее колонку. Что скажете?
Увидев, что я читаю ее газету, она принялась оправдываться:
— Понимаете, я ее не покупала. Я нашла ее в метро. — Потом взглянула на одинаковые фотографии Хилари Уиншоу наверху обеих страниц и скривилась. — Кошмарная женщина. Надеюсь, не хотите сказать, что вы ее поклонник?
— Вовсе нет. Но у меня к ней профессиональный интерес. Вы почитайте, пока я вам что-нибудь приготовлю, а потом скажете, что думаете.
Колонку печатали уже больше шести лет, и она по-прежнему называлась «ПРОСТОЙ ЗДРАВЫЙ СМЫСЛ». Фотография тоже не изменилась. Каждую пятницу видный телевизионный магнат и любимица средств массовой информации высказывалась на любую тему, которая захватывала ее воображение: с равной убежденностью она могла разглагольствовать о чем угодно — от государства всеобщего благоденствия и международного положения до длины юбок членов королевской фамилии на последних светских приемах. Бесчисленные тысячи читателей за много лет, казалось, прониклись очарованием милой привычки Хилари Уиншоу признаваться в практически полном незнании предмета, о котором она бралась рассуждать: особенно показательной в этом отношении была ее склонность к весьма резким суждениям, касающимся самых противоречивых книг и кинофильмов. При этом она радостно сообщала, что времени прочесть или посмотреть их у нее так и не нашлось. Еще одной выигрышной чертой Хилари была ее способность великодушно включать любого читателя в свой круг посвященных — она с готовностью и в мельчайших подробностях описывала любые свои хозяйственные мероприятия, возносясь до праведного негодования, если речь велась о выходках строителей, сантехников и декораторов, казалось, нескончаемой чередой сменявших друг друга в ее огромном доме в Челси. Интересный, но малоизвестный факт — за свой нескончаемый поток чепухи мисс Уиншоу получала гонорар, за год раз в шесть превышающий жалованье квалифицированного школьного учителя и в восемь — штатной медсестры Национальной службы здравоохранения. Доказательства этому у меня тоже имеются.
Две заметки, которые я выбрал для сравнения, отражали политические воззрения Хилари. Хотя разделяли их примерно четыре года, здесь я представляю их читателям так же, как их прочли мы с Фионой, то есть — рядом.
СЕГОДНЯ на моем рабочем столе оказался бюллетень группы, называющей себя «Борцами за демократию в Ираке», или сокращенно БЗДИ.
Они утверждают, что президент страны Саддам Хусейн — жестокий диктатор, насаждающий свою власть пытками и устрашением.
Так вот, у меня для этой кучки глупых БЗДунов есть один хороший совет: тщательнее проверяйте факты!
Кто несет ответственность за программы социального обеспечения, вызывающие в Ираке такие масштабные улучшения жилищного домостроения, образования и медицинского обслуживания?
Кто в последнее время дал иракцам право на получение пенсии и минимальной заработной платы?
Кто установил новые и более эффективные оросительные и дренажные системы, кто предоставляет местным фермерам щедрые кредиты и обещает «здоровье для всех» до 2000 года?
Кого даже такая фигура, как президент Рейган, приказала вычеркнуть из списка политических деятелей, обвиняемых в поддержке терроризма?
И кто из всех лидеров Ближнего Востока начал столь рачительно тратить средства, что на помощь в перестройке своей страны вызвал такое количество именно британских строителей и промышленников?
Совершенно верно — «жестокий мучитель» Саддам Хусейн.
Поэтому не надо БЗДеть! Возводите лучше поклеп на этих сявок-аятолл. Жизнь в Ираке, может, и далека от совершенства, но она стала гораздо лучше, чем была много лет до этого.
Поэтому руки прочь от Саддама. Я заявляю, что это человек, с которым можно вести дела.
Нечасто от телевизионной передачи меня физически тошнит, но вчерашняя стала исключением.
Есть ли в этой стране хоть кто-то, чей желудок не взбунтовался при виде Саддама Хусейна в программе «Девятичасовые новости», когда он демонстрировал перед камерами так называемых «заложников», которых коварно предлагал использовать в качестве живого щита?
Этот кадр будет преследовать меня до конца моих дней: вид беззащитного и явно перепуганного насмерть малыша, которого треплет и лапает один из самых кровожадных и безжалостных тиранов современности.
Если из подобного отвратительного спектакля и можно извлечь какую-то пользу, то пускай так называемое «мирное» лобби наконец придет в себя и поймет, что мы не можем просто сидеть и смотреть, как этому Ближневосточному Бешеному Псу сходят с рук кошмарные злодеяния.
Я говорю не только о вторжении в Кувейт. Все одиннадцатилетнее правление Саддама Хусейна — одна нескончаемая омерзительная история пыток, жестокости, устрашения и убийств. А если вы мне не верите, ознакомьтесь с информационными листовками, публикуемыми БЗДИ («Борцами за демократию в Ираке»).
Не может быть никаких сомнений: времена нравственных передержек позади. Настало время действовать.
Давайте молиться за то, чтобы президент Буш и миссис Тэтчер это поняли. И давайте молиться за то, чтобы смелый и отважный мальчик, которого вчера вечером мы все видели на экранах своих телевизоров, выжил и забыл о своей встрече со злобным Багдадским Мясником.
Фиона дочитала и несколько секунд смотрела на меня.
— Я не уверена, что поняла, в чем тут дело, — сказала она.
Хилари
Летом 1969 года, незадолго до того, как отправиться в Оксфорд, Хьюго Бимиш пригласил своего лучшего друга Родди Уиншоу пожить несколько недель у себя дома. Семейство обитало в огромном, беспорядочном и грязноватом здании в Северо-Западном Лондоне. Пригласили и сестру Родди — Хилари. Ей было пятнадцать.
Хилари нашла все предприятие невыразимо скучным. Вероятно, это несколько лучше, чем каникулы в Тоскане с родителями (в который уже раз!), но мать и отец Хьюго оказались почти такими же занудами — она была писателем, он работал на Би-би-си, — а сестрица Алисия была просто смертной тощищей с лошадиными зубами и кошмарными веснушками.
Алан Бимиш был человеком добрым — он достаточно быстро заметил, что Хилари с ними совершенно не в радость. Однажды вечером, когда все сидели за столом, а Родди и Хьюго громко обсуждали свои виды на карьеру, он, понаблюдав некоторое время за тем, как она возит по тарелке чуть теплый холмик спагетти, неожиданно спросил: