Сезон Маршей - Дэниел Силва

Кэннон принял задумчивый вид и даже покачал головой, но оба уже знали, что решение принято.

— Мне нужно время. Надо поговорить с Элизабет и Майклом. У меня двое внуков. Переезд в Лондон в моем нынешнем положении дело нелегкое.

— Тебя никто не торопит, Дуглас. Думай сколько надо.

Кэннон оглянулся на преследующую их небольшую флотилию и вздохнул.

— Когда надо, эта береговая охрана шастает черт знает где. А пару лет назад такой катер был бы мне кстати.

— А, да, — кивнул президент. — Читал о твоем несчастье. Ты вроде бы едва не утонул у маяка Монтаук? Не понимаю, как столь опытный моряк мог выйти в море, не подготовившись к шторму!

— Каприз природы! Летом никаких штормов здесь не бывает.

— Каприз природы? Это что-то новенькое. Надо было слушать радио да почаще посматривать на небо. И где только тебя учили навигации?

— Я вел полный мониторинг погодных данных. Говорю тебе, каприз природы.

— Какой, на хрен, каприз. Думаю, все дело в том, что в свое время ты слишком глубоко затягивался травкой.

Оба рассмеялись.

— Пожалуй, нам пора возвращаться, — сказал Кэннон. — Приготовьтесь к развороту, мистер президент.

— Он хочет, чтобы я отправился в Лондон на смену Эдварду Хэтуэю в качестве посла, — торжественно объявил Кэннон, поднимаясь из винного подвала с пыльной бутылкой «бордо». Президент и первая леди уже отбыли восвояси; дети уснули наверху. Майкл и Элизабет устроились на пышных кушетках поближе к огню. Кэннон открыл бутылку и разлил вино по трем бокалам.

— И что ты ему сказал? — спросила Элизабет.

— Сказал, что мне надо обсудить все с семьей.

— Но почему ты? — удивился Майкл. — Джеймса Бекуита и Дугласа Кэннона друзьями назвать трудно.

Кэннон повторил аргументы президента.

Майкл согласно кивнул.

— Бекуит прав. Ты ругал всех участников конфликта — ИРА, протестантских боевиков, даже британцев. Тебя знают по работе в Сенате. Ты пользуешься всеобщим уважением. Я бы сказал, лучшей кандидатуры на должность посла при Сент-Джеймсском дворе президенту не найти.

Элизабет нахмурилась — слова мужа явно пришлись ей не по вкусу.

— Но ему семьдесят один год, он в отставке и у него два внука, — напомнила она. — Не самое лучшее время отправляться послом за океан.

— Президенту не отказывают, — сказал Кэннон.

— Прежде чем обращаться к тебе с таким предложением, президенту следовало бы как следует обо всем подумать, — резко возразила Элизабет. — К тому же должность посла в Лондоне всегда считалась политической. Пусть Бекуит отправляет туда кого-нибудь из своих спонсоров.

— Блэр попросил Бекуита не присылать постороннего человека. Ему нужен либо карьерный дипломат, либо политик с определенным статусом… кто-то вроде твоего отца, — с ноткой обиды заметил Кэннон и, подойдя к камину, принялся ворошить кочергой угли. — Ты права, Элизабет, мне семьдесят один, и я, наверно, слишком стар, чтобы взваливать на плечи такой груз ответственности. Но ко мне обратился мой президент, и, черт возьми, я сам хочу поехать туда. Если мне удастся помочь мирному урегулированию в Северной Ирландии, это намного превзойдет все мои достижения в Сенате.

— Ты так говоришь, папа, как будто уже все решил.

— Решил, но мне нужно ваше благословение.

— А как же твои внуки?

— Следующие шесть месяцев моим внукам будет все равно, кто перед ними прыгает — я или мои собачки.

— Есть еще кое-что, Дуглас, — сказал Майкл. — В прошлом месяце некая новая протестантская организация вполне убедительно продемонстрировала, что готова и способна атаковать едва ли не любые цели.

— Понимаю, работа не лишена риска. Откровенно говоря, я бы хотел понять природу угрозы и получить такую ее оценку, которой мой бы доверять.

— Что ты такое говоришь, папа? — встревожилась Элизабет.

— А вот что. Мой зять работал в Центральном Разведывательном Управлении и занимался террористическими группировками. Дело ему знакомое да и контакты у него кое-какие есть. Я бы хотел, чтобы он использовал эти контакты и дал мне свое заключение по интересующему нас вопросу.

— Я пробуду в Лондоне не больше двух-трех дней, — сказал Майкл. — Туда и обратно.

Элизабет взяла сигарету, щелкнула зажигалкой и глубоко затянулась.

— Да, конечно. Помнится, в последний раз ты тоже так говорил.

Глава восьмая

Миконос — Каир

Белая оштукатуренная вилла, казалось, вцепилась в скалы мыса Маврос, прикрывающего вход в бухту Панормос. Вилла пустовала пять лет, лишь летом ее ненадолго снимала компания сильно пьющих английских брокеров. Предыдущие владельцы, американский романист с потрясающе красивой женой-мексиканкой, покинули здешние места из-за непрекращающихся ветров. Поручив виллу заботам Ставроса, самому известному агенту по недвижимости в северной половине острова, они улетели в Тоскану.

Француз по имени Делярош — по крайней мере Ставрос считал его французом — ничего не имел против ветров. На Миконосе он появился прошлой зимой, с перевязанной правой рукой, и дом купил после пятиминутного осмотра. В тот вечер Ставрос отпраздновал сделку в таверне Ано Мера, щедро угостив всех завсегдатаев вином и узо. Пили, разумеется, за здоровье француза. С тех пор загадочный мсье Делярош стал самым популярным человеком в северной части Миконоса, хотя никто, за исключением Ставроса, так и не увидел его лица.

Уже через несколько недель странный француз сделался главным объектом досужих спекуляций жителей Миконоса. Всех интересовало, чем он зарабатывает на жизнь. Делярош писал картины, но когда Ставрос предложил устроить выставку его работ в галерее одного хорошего знакомого, он отказался, заявив, что никогда не продает свои работы. Делярош отлично водил мотоцикл, но когда Критос, хозяин таверны в Ано Мера, попытался привлечь его в местный клуб, он ответил, сказав, что предпочитает кататься в одиночку. Некоторые полагали, что француз — богатый наследник и деньги ему ни к чему, но весь ремонт на вилле он произвел сам, собственными руками, а в местных лавках его знали как бережливого покупателя. К нему никто не приезжал, он не устраивал вечеринок и даже не приводил женщин, хотя многие из местных девушек охотно предоставили бы ему свои услуги. Дни его были похожи один на другой: он гонял на итальянском спортивном мотоцикле, писал картины и занимался ремонтом виллы. Вечерами его часто видели сидящим на скалах в Линосе, неподвижным, с утремленным в море взглядом. Именно там, если верить мифу, Посейдон утопил Аякса, изнасиловавшего Кассандру.

Весь день Делярош провел на Сиросе, а вечером, когда солнце погрузилось в море и работать стало невозможно, вернулся паромом на Миконос. Когда судно вошло в залив Корфос и причалило в Коре, он отошел в сторонку, закурил сигарету и стал ждать, пока все сойдут на берег.

Погода не всегда располагала к поездкам на мотоцикле, и для холодных и дождливых дней у него Делярош заранее купил «вольво»-фургон. Машина стояла на пустынной стоянке у паромного терминала. Делярош открыл заднюю дверцу и положил в багажное отделение вещи: большой, плоский ящик с холстами и палитрой и чемоданчик с кистями и красками. Потом он сел за руль и повернул ключ.

Путь до мыса Маврос занял несколько минут — Миконос маленький остров, примерно десять на шесть миль, и автомобилей здесь немного, тем более зимой. Пейзаж в желтоватом свете придорожных фонарей напоминал лунный: голый, каменистый, безлесный, с резкими чертами, сглаженными тысячами лет человеческого присутствия.

Делярош свернул на гравийную дорогу к вилле и уже через минуту вышел из машины. Дул сильный ветер, и ему пришлось приложить силу, чтобы захлопнуть дверцу. По заливу Панормас шли волны. Делярош прошел к двери и вставил ключ в замок, но прежде чем войти, вынул из плечевой кобуры под кожаной курткой автоматическую «беретту». Он шагнул через порог, и в тот же момент сработала охранная система. Делярош выключил звонок, зажег свет и обошел виллу, методично проверяя каждую комнату.

Проведя на воздухе целый день, он проголодался, а потому первым делом приготовил себе ужин: омлет с луком, грибами и сыром, пармскую ветчину, перец и поджаренный в оливковом масле с чесноком хлеб.

Перенеся еду на деревянный обеденный стол, Делярош включил компьютер, вошел а Интернет и почитал газету. В доме было тихо, и только в окна, выходившие на залив, стучал ветер.

Просмотрев газеты, он проверил электронную почту. Сообщение было только одно, и на экране оно выглядело как бессмысленная серия цифр. Делярош ввел пароль, и цифры преобразовались в текст. Он закончил ужин, изучая досье человека, которого ему предстояло убить.

Большую часть жизни Жан-Поль Делярош провел во Франции, но при этом он совсем не был французом. Делярош работал на КГБ, где значился под кодовым именем Октябрь. Зона его оперативной деятельности охватывала Западную Европу и Ближний Восток; его задача формулировалась просто: сеять хаос в НАТО, содействуя росту напряжения во входящих в его состав странах. После крушения Советского Союза, когда преемник КГБ, Служба внешней разведки, стараясь произвести благоприятное впечатление на мир, отказался от услуг таких, как Делярош, последнему ничего не оставалось, как заняться частной практикой. В самом скором времени он стал самым успешным и самым высокооплачиваемым из работающих по контракту киллеров. Теперь Делярош работал только на одного человека, называвшего себя Директором и платившего ему миллион долларов в год.