Плохо нарисованная курица - Милош Мацоурек

Размышляя таким образом, минует он магазины — обувные, головных уборов, парфюмерные — и вдруг видит витрину со множеством красок. Смотрит Франтишек и думает: «Вот было бы здорово, если бы у меня были такие краски! Я бы разрисовал окна разными цветами, и люди перестали бы быть мрачными, не прятали бы головы в воротники, чувствовали бы себя, как весной, и может быть, даже улыбались».

Вдруг его осенило: а что, если попросить краски?

Входит он в магазин и говорит:

— Добрый день. Дайте мне, пожалуйста, каких-нибудь красок, чтобы я мог рисовать на окнах цветы. Зима такая однотонная — серая и белая, немного красок ей не повредит.

Но в магазине хорошо натоплено, мороза тут только и не хватало! А потому продавец кричит:

— Я тебе покажу краски! Ведь ты же все равно понятия не имеешь, как выглядят цветы! А ну, марш на улицу! Еще насморк из-за тебя схватишь!

И захлопнул за Франтишеком дверь.

Стоит Франтишек на улице и думает: «А ведь насморк — это не самое худшее, окна, разрисованные белой крапивой, куда хуже. До чего же эти люди глупые».

Идет он хмурый, словно десяток ежей проглотил. И вдруг откуда ни возьмись навстречу ему девочка. Ни мороза, ни насморка она не боится, щеки красные, смеется и говорит:

— У тебя смешные красные уши, синий нос, ты хмурый, словно десять ежиков проглотил. Что с тобой?

— Да ну, — говорит Франтишек, — сержусь на людей за то, что они ужасно глупые. Боятся насморка и не хотят дать мне краски, чтобы я мог рисовать на окнах цветы, а не белую крапиву.

— А какие цветы ты бы хотел рисовать? Ты же никаких цветов не видел, ведь ты же мороз!

— Я видел один маленький ландыш до того, как он сгорел, — говорит Франтишек, — я мог бы рисовать ландыши. Все лучше, чем крапива.

— Знаешь что, — говорит девочка, — пошли со мной в ботанический сад, там мой папа, там ты увидишь столько цветов, сколько захочешь. А потом пойдем к нам, я дам тебе краски.

Взяла она Франтишека за руку, и они вместе отправились в ботанический сад.

— Что вы! — сказал папа, который в ботаническом саду работал сторожем. — Морозу сюда вход запрещен, от него цветы померзнут.

— Зачем же им мерзнуть? — говорит девочка. — Это всего-навсего мороз-малыш, и если он не будет дышать на цветы, им ничего не сделается.

Тогда папа говорит:

— Ну, ладно, бегите.

И девочка с Франтишеком бегут в огромную оранжерею, где полно цветов.

Там и красные, и желтые, и синие, там и пионы, и тюльпаны, и розы, и гвоздики, и анютины глазки. Франтишек глядит не наглядится и даже не дышит.

А девочка ему говорит:

— Такого еще ни один мороз не видел. Но нам уже пора уходить, без дыхания ты долго не выдержишь. Я и то могу не дышать под водой, только пока считаю до десяти.

И они уходят.

Но Франтишек оборачивается еще, чтобы лучше запомнить, как выглядят цветы.

Приходят они к девочке домой, а там у нее множество красок. Берет Франтишек краски и по памяти рисует тюльпаны и гвоздики, а девочка хлопает в ладоши и говорит:

— Какие прекрасные цветы! До чего же здорово у тебя получилось! Попробуй теперь на стекле!

И Франтишек принимается рисовать на стеклах, разрисовывает их одно за другим. Девочка давно уже спит, а он все рисует и рисует. Разрисовал окна во всем доме. А когда утром люди проснулись, увидели за окнами цветы и подумали: «За окнами цветы, как весной!» И заулыбались. А те, что проходили мимо окон случайно, тоже улыбались, останавливались и спрашивали:

— Вы не знаете, как зовут мороза, который доставил нам такую радость?

А девочка, которая это слышала, говорит:

— Этого мороза зовут Франтишек. Он теперь всегда будет нам так разрисовывать окна, я его спрятала, чтобы с ним ничего не случилось.

— Куда же ты его спрятала? — спрашивают у нее.

А девочка говорит:

— Пойдемте со мной, сами увидите.

И ведет их в кухню, открывает холодильник, и все видят: сидит там Франтишек и ест фруктовый кефир с клубникой.

— Правильно, — говорят люди, — умная девочка, насморка не испугалась, взяла маленького мороза к себе и теперь его кормит, чтобы он подольше держался. Так что веселые окна, разукрашенные цветами, будут у нас и на будущую зиму.

И в самом деле, с тех пор в этом доме окна каждую зиму разрисованы красными, желтыми и синими цветами, и никто там не хмурится и не ругает мороз.

Классная доска, синяя как небо

Жил-был однажды один мальчик. Звали его Валентин. Он любил своего дедушку, который знал про все на свете, а после дедушки еще любил небо, красные тюльпаны и желтую канарейку, что распевала с утра до вечера.

Но каждый вечер солнышко уходило за горизонт, канарейка переставала петь, а дедушка засыпал. Вот этого Валентин не любил. Он говорил:

— День — это прекрасно, а ночь мне нисколечко не нравится. Ночью темно и печально, ночью кошка может канарейку сожрать. Сожрет и что потом?

Однажды утром Валентин говорит канарейке:

— А знаешь ли ты, что я уже большой и должен идти в школу? Всего доброго, будь осторожна, внимательно следи за кошкой.

И пошел в школу.

В школе посадили его на первую парту перед самой доской. Поглядел Валентин на доску и подумал: «Почему она такая черная? Мне от нее так тоскливо, что даже спать хочется».

— Что с тобой, Валентин? — спрашивает пани учительница. — Почему ты закрываешь глаза?

— Я не знаю, почему, — говорит Валентин, — только когда я смотрю на эту черную доску, мне становится тоскливо и хочется спать.

— Сейчас тебе нельзя спать, — говорит пани учительница, — сейчас я буду рисовать на доске много интересного, смотри внимательно.

Она взяла мел и нарисовала один кружок, потом два кружка и наконец три кружка.

— Один кружок и еще два кружка будет три кружка, — сказала пани учительница. — Нравится тебе считать, Валентин?

— Нравится, — говорит Валентин, — только если бы вы нарисовали канареек, было бы еще красивее.

— Пожалуйста, — говорит пани учительница. Она стерла кружки и нарисовала одну канарейку, потом две канарейки и наконец три канарейки.

Валентин был очень доволен, канарейки получились одна лучше другой и нравились ему. Столько канареек сразу ему еще никогда не доводилось видеть. Он улыбался, а сам думал: «Хорошо, что я сижу на первой парте, по крайней мере могу их рассмотреть как следует».

— А теперь пойдем дальшё, — говорит пани учительница, — канареек мы сотрем и нарисуем что-нибудь другое.

Взяла она тряпку и мокрую губку и хотела стереть канареек.

— Зачем же стирать таких красивых канареек! — закричал Валентин с испугу. — Оставьте их, они ведь вам ничего худого не сделали!

— Нельзя так кричать, — говорит пани учительница, — ты ведь в школе и вести себя должен прилично. Канареек мы сотрем, чтобы можно было нарисовать что-то другое. Школа есть школа.

Она стерла канареек и нарисовала четыре яблока. Потом стерла четыре яблока и нарисовала пять больших тюльпанов. И наконец стерла пять больших тюльпанов и нарисовала шесть яблонь.

«Как же так, — задумался Валентин, — только что на доске было столько всего, и вдруг там ничего нет, а потом опять много всякого другого, а потом снова ничего? Куда же оно все-таки девается? Пусть только мне никто не рассказывает, что это просто так стирается», — убеждал сам себя Валентин.

Во время перемены он нарочно взял тряпку и губку и попытался вытряхнуть и выжать из них канареек и тюльпаны. Но ничего у него не получилось.

«Тогда где же им еще быть, если не в самой доске?» — подумал Валентин. Поскольку в классе никого не было, он подошел к доске, приложил к ней ухо и, представьте себе, действительно услышал, как где-то далеко вроде бы поют канарейки.

«Вот это да! — подумал он. — Надо будет про это спросить у дедушки, он ведь все знает».

Пришел он домой и спрашивает дедушку:

— Скажи, пожалуйста, как это в доске умещается столько канареек, кружочков, яблок и тюльпанов?

— А почему бы им там не уместиться? — ответил дедушка. — Ничего особенного в этом нет. Если бы ты знал, из чего делают классные доски, ты бы этому не удивлялся.

— Доски делают из дерева, — говорит Валентин.

— Так все думают, — сказал дедушка, — только это неправда. Классные доски делают из ночного неба. Вырезают по линейке кусок тьмы, и доска готова. После этого можешь на ней написать и нарисовать все, что захочешь, в ней все исчезнет, как в ночи.

«Ага, — подумал Валентин, — вот отчего мне так хочется спать, когда я гляжу на доску. Потому-то в школе мне иногда так грустно».

На следующий день спрашивает он у Губерта, соседа по парте:

— Угадай, куда исчезает все, что рисуют на доске?

— Стирается, — отвечает тот.

— Как бы не так! — говорит Валентин. — Оно прячется там, внутри, только в темноте не видно.